Статья. “Психоанализ и КПТ / Томас Сволос — Американская Чума”

Статья. “Психоанализ и КПТ / Томас Сволос — Американская Чума”

Перевод выступления Томаса Сволоса на Форуме “В Защиту Желания, Против КПТ”, который проходил в рамках Третьего Конгресса Новой Лакановской Школы Психоанализа в Лондоне, 21-22 мая 2005 года. Оригинальный текст на английском.

И так, чему мы могли бы научиться у крыс? Крысы сыграли удивительно важную роль при возникновении психоанализа и поведенческой психологии. В случае психоанализа я, конечно же, имею ввиду случая Эрнса Ланзера, Человека-Крысы. В отношении бихейвиоризма, я имею ввиду не эксперименты с крысами, но случай, имевший место в том же десятилетии, что и случай Человека-Крысы, и который, как анализ клинического случая, сыграл даже более определяющую роль в развитии бихейвиоризма, чем случай Человека-Крысы — в психоанализе. Речь идёт о представленном в 1920 году случае Альберта. И речь идёт не о лечении, но скорее об эксперименте. Экспериментаторы показывали девятимесячному ребёнку крысу, которой он не боялся, но удары молотка по стальной полосе над его головой вызывали у него страх и панику. Далее они усилили страх крыс у Альберта с помощью того, что каждый раз били молотком по этой полосе, когда он оказывался возле крысы, что по их утверждению свидетельствовало об закреплении страха. Также стоит сказать, что экспериментаторы предполагали, что такую реакцию можно было бы снять (по их словам, показывая ребёнку крысу и осуществляя стимуляцию его эрогенных зон), но это не было осуществлено, в результате чего у Альберта на долгие месяцы осталась фобия животных.

Мы описали вам эксперимент, проведённый Джоном Бродесом Уотсоном и его студенткой. На этом Форуме много внимания уделялось Скиннеру, который определённо заслужил это внимание. Учитывая его непрестанное продвижение и повсеместное распространение поведенческой парадигму во все области психологии, а также социологии, политики, образования и клинической практики, мы можем назвать его, не без некоторых сомнений, Ленином бихейвиоризма. И если Скиннер был Лениным, то Уотсон определенно был Марксом, и его лекция “Психология с точки зрения бихевиориста” определенно была Манифестом этого движения. Сравнивая Фрейда и Уотсона мы имеем дело с двумя различными этическими порывами: Фрейд внимательно следил за развитием истины симптома Человека-Крысы, надеясь при этом как-то смягчить его страдание, а Уотсон занимался поисками господского знания и его демонстрации вместе с тем, что мы могли бы назвать жестокостью в отношении Альберта. Мы имеем дело с обсессией Эрнста, которая был смягчена Фрейдом, и фобиями Альберта, вызванными Уотсоном. И именно в этом и заключается ирония современных психологических споров в том виде, какими мы их знаем, так как психоанализ Фрейда является подлинной эмпирической практикой, в то время как бихейвиоризм Уотсона представляется по сути практикой спекулятивной.

Но Уотсон оказал лишь незначительное влияние на клиническую и терапевтическую практику, в то время как влияние Скиннера касалось, в основном, бихейвиористских перемен в образовательной и институциональной сферах. В дальнейшем уже Джозеф Уолф ввёл бихейвиоризм в клиническую практику. Уолф разработал практику, которая сегодня известна как систематическая десенситизация, в которой, будучи изначально применимой в отношении к фобиям, пациент обучался смягчать тревогу посредством расслабления глубоких мышц и последующего применения такого успокаивающего состояния к фантазийным представлениям о постепенном приближении к пугающему объекту. Действительный гений Уолфа состоял в том, что ему удалось обобщить эту практику и использовать её в отношении множества различных форм человеческого страдания. Что и стало, вместе с проведенными Скинером бихейвиористскими изменениями в ранее упомянутых областях, основой бихейвиористской практики в современных США.

Занимательно, что большинство представителей американской академической психологии фактически утверждают смерть бихейвиоризма, а также непризнание фундаментального бихейвиористского постулата о том, что любое поведение является функцией обучения. Они утверждают, что преодолели это (а также связь с сомнительными сторонами как Уотсона, например, с его расово-мотивированные драками, так и Скиннера, с его “baby boxes”). Психология утверждает, что когнитивное и перцептивное структурирование реальности играет более важную роль, чем это предполагалось бихейвиористской теорией, и что также имеет место и генетически запрограммированное поведение. Но, тем не менее, я считаю, что нам не стоит обманываться таким утверждаемым непринятием бихейвиоризма. Я считаю, что это именно тот случай, когда имеет место принятие большей части бихейвиористской традиции (например, фундаментального представления о рефлексе), когда она стала частью теорических основ, и потому в сущности не рассматривается как бихейвиоризм. Я считаю, что нам стоит посмотреть на теорию социального обучения, а также на другие теории в сфере социальной психологии, не как на действительно новые теории, но как на некоторые модификации бихейвиоризма. Примером чего могут послужить работы Роберта Чалдини, который рассматривает брачные ритуалы, рекламу, бизнесс практики и широкое поле социальных феноменом через призму принципа управления соответствия стандартам, что, собственно, не отличается от поступка Уотсона в отношении бедного Альберта.

Но теперь существует когнитивная психотерапия, которая определённо, на первый взгляд, выглядит существенно иной теорией и практикой. И, действительно, именно когнитивная терапия господствует в практикующейся в США КПТ (когнитивно-поведенческой терапии). В отличии от бихейвиоризма, который развивался в академической среде, когнитивная психотерапия, появившаяся намного позже в 1960ых, развивалась вне академической среды, и не вследствии академической психологии, а будучи ответом американской практике психоанализа. Как Аарон Бек, так и Альберт Эллис были психоаналитиками и говорили о своём разочаровании в существовавших тогда психоаналитических практиках, что и послужило причиной для создания такой терапии, которая, по их словам, была бы быстрее, продуктивнее, а также и эффективней. Определённо оба их подхода, по крайней мере на поверхности, выглядели чем-то близким психоанализу, в котором, скажем так, критичное представление об автоматических мыслях заменило собой бессознательное, чему сегодня уделяют внимание исследователи, утверждающие что им удалось идентифицировать общие черты различных психотерапий, или же те, кто в последнее время в Американской Психоаналитической Ассоциации порой продвигают идею об интеграции когнитивной терапии в психоанализ.

Практика Бека получила своё развитие из его столкновения в клинической практике с пациентами, который идентифицировали своё состояние как депрессию, а также из тех противоречи между тем, чему его учили, и тем, что имело место к его клиническом опыте. Он отказался от акцента его ранней практики на желаниях пациентов, которые она считал замешанными в их страдании, и пришёл к представлению о депрессии как серии когнитивных искажений, которые необходимо заменить такими когнитивными структурами, которые позволят впоследствии смягчить страдание. И снова, эта практика лечения была обобщена для применения в отношении большинства различных психиатрических диагнозов.

С КПТ связан один критический вопрос о том, каким образом столь различные в практике и представлениях когнитивная и поведенческая (бихейвиоральная) психотерапия в итоге сошлись под одним названием? Я думаю, что это связано с тем, что Бек и его дочь Джудит Бек считали их подход сугубо когнитивной терапией, и, в их представлениях, радикальная бихейвиоральная парадигма не пересекалась с когнитивной. Многие терапевты, которых не обязательно стоит рассматривать как нечто целое, описывают свою практику как эклектически ориентированную, что может значит что угодно: от строго следования определенным техникам в отношении определенных пациентов, и до расфокусированности в отношении лечения любого пациента. Но, несмотря на всё, они, когнитивная терапия и терапия поведенческая, связаны, как если бы это был естественный союз.

В некотором смысле, я считаю, что так оно и есть. Один из ракурсов этой общности является вопрос контроля — управление когнитивными представлениями или же поведением. Это тейлористское измерение современной психотерапевтической практики (дополнение идеологии управления и контроля в самой психике, что собственно является явной характеристикой постмодернизма) не лишено связи с размышлениями Лакана о психологии на службе Господина. Я лишь упомяну о том, что после исключения из академия Уотсон решил делать карьеру в рекламе.

Теперь мы развить эту идею и указать на то, что в самой практике КПТ, в любом из её ликов, налицо мощное и явное псевдо-исправление. Но в отличии от псизоаналитического исправления, когда на сцену выходит симптом во всем его своеобразии, КПТ продвигает такую практику, в которой симптом именуется неким общим термином: депрессия, фобия и тд, — что отличает её от психоанализа также тем, что в психоанализе оракульские неопределённые слова психоаналитика служат субъективизации анализанта. Это общее именование конкретизирует страдание в имени, которое исходит со стороны терапевта как Господина, дающего-имена Отца. Но далее, в отличии от психоанализа, в котором субъект в конечном итоге справится с симптомом тем или иным образом, в КПТ это именование служит лишь созданию чего-то такого, что будет устранено в процессе лечения, служит созданию одноразового симптома.

Во время своего единственного путешествия в Америку, для выступления в университете Кларка, Фрейд сказал, что он приносит с собой чуму. Но, тем не менее, Фрейд ошибся. Американцы восприняли психоанализа не как психоанализ, но скорее как фрейдизм, как практику смоделированную по его эго, или же по его желанию, как Лакан сказал в Семинаре XVII. В разговоре с Абрамом Кардинером Фрейд как-то описал себя как плохого аналитика, слишком нетерпеливого, слишком заинтересованного в роли Отца, и слишком занятого теорией, а не практикой. Мне представляется занимательным упражнение в рассмотрении американского психоанализа в рамках этого описания. Мне всегда казалось, что те стороны Фрейда, которые и сформировали основу фрейдизма во всех его формах от эго-психологии до нейро-психологии и психоанализа отношений срезонировали в США сильнее, чем психоанализ. Америка доказала свою стойкость в отношении той чумы, о которой говорил Фрейд, но местная адаптация фрейдизма стала чумой для всей истории психоанализа в США, ведя его к запрограммированому само-уничтожению и освобождению места для действительно американской чумы, КПТ, чтобы она могла развиваться и распространяться, как мы видим, в Европу и по всему миру. Как это известно студентам биологии, крысы являются носителями и переносчиками чумы.