дети

Книга. Эльячефф Каролин. “Затаенная боль. Дневник психоаналитика”

Каролин Эльячефф (Caroline Eliacheff) – известный во Франции и за ее пределами психоаналитик.

Лечит словом и взрослых и детей. В том числе самых маленьких и даже грудных детей, которые еще не умеют говорить и о своих болях извещают только горьким плачем. Она автор книг «Затаенная боль. Дневник психоаналитика», «Частные жизни: от ребенка-короля к ребенку-жертве», «Все о семье»; в соавторстве с другими авторами – «Неуправляемые: лики анорексии», «Дочки-матери. Третий лишний?». Каролин еще и сценарист фильмов «Церемония», «Цветок зла» и «Спасибо за шоколад».

Натали Эйниш – французский социолог, Директор департамента в Национальном центре научных исследований, автор многочисленных работ, в том числе книг «Душевные состояния женщины, женская идентичность в западном художественном творчестве», «Артистическая элита, ее превосходство и исключительность в условиях демократического режима».

 

 

СКАЧАТЬ КНИГУ

 

 

Книга. Винникотт Дональдс “Разговор с родителями”

Великий английский детский психиатр и психоаналитик Дональд Вудс Винникотт (его идеи оказали влияние и на педиатрию, в частности, на Б. Спока) не верил в советы и рекомендации. Более того, считал их вредными, лишающими родителей интуитивной мудрости и уверенности в себе. Тогда о чем же ему, крупнейшему профессионалу, было разговаривать с этими самыми родителями?А вот об этой их интуитивной мудрости и о том, что за ней стоит. С удивительной прямотой, тепло и без сентиментальности он говорит о таких вещах, о которых говорить не принято, но которые существуют. Например, о моментах, когда мы не любим своего ребенка, а он не любит нас. И о необходимости таких моментов в сложном деле любви. О детской ревности. О стремлении быть идеальной матерью и о том, почему ребенку больше нужна обычная, несовершенная.Своей откровенностью эта книга почти пугает — и ею же притягивает. Она поддерживает и ободряет, не внушая ложных надежд на то, что «кто-то знает лучше». Ее совершенно необходимо читать профессионалам-врачам, педагогам, психологам, — потому что для них это работа классика, впервые переведенная на русский язык. Но по-настоящему она все-таки адресована тем, кого Винникотт знал, понимал и кому служил все долгие годы своей медицинской практики — тем, у кого были, есть и будут маленькие дети.

 

 

скачать книгу

 

 

Книга. Винникотт Д.В. «Семья и развитие личности. Мать и дитя»

В книге собраны лекции, прочитанные главным образом для социальных работников. Центральная тема — семья и развитие на этой естественной основе различных социальных групп. Я включил в нее также многочисленные попытки сформулировать или переформулировать теорию эмоционального развития ребенка как индивида. Главное мое предположение таково: структура семьи во многом зависит от тенденций развития личности.

Семья играет важнейшую роль как место, где ребенок впервые соприкасается с силами, действующими в обществе. Прототипом взаимоотношений с миром служат первоначальные отношения младенца и матери, в которых мать является представителем сложного окружающего мира и способствует развитию наследственно заложенных качеств личности ребенка либо препятствует этому. Такова центральная идея моих выступлений, хотя каждое из них предназначалось для конкретной группы слушателей в определенных месте и времени.

 

 

 

 

СКАЧАТЬ КНИГУ

 


Книга. Винникотт Д.В. «Игра и реальность»

СТАТЬЯ. Д. ВИННИКОТ КОРМЛЕНИЕ ГРУДЬЮ КАК ОБЩЕНИЕ

СТАТЬЯ. ПАОЛО ФОНДА. КОНТЕЙНИРОВАНИЕ ПО БИОНУ И ХОЛДИНГ ПО ВИННИКОТУ.

ДОНАЛЬД В. ВИННИКОТТ «НЕНАВИСТЬ В КОНТРПЕРЕНОСЕ»

ДОНАЛЬД В. ВИННИКОТТ «ПЕРЕХОДНЫЕ ОБЪЕКТЫ, ПЕРЕХОДНЫЕ ЯВЛЕНИЯ. ИССЛЕДОВАНИЕ ПЕРВОГО «НЕ-Я» ПРЕДМЕТА»

ДОНАЛЬД В. ВИННИКОТТ «СПОСОБНОСТЬ К ОДИНОЧЕСТВУ»

ДОНАЛЬД В. ВИННИКОТТ «ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ОБЪЕКТА»

ДОНАЛЬД В. ВИННИКОТТ «ВОСПОМИНАНИЯ О РОЖДЕНИИ»

СТАТЬЯ ВИННИКОТТ Д.В. НАБЛЮДЕНИЕ ДЕТЕЙ В СТАНДАРТНОЙ СИТУАЦИИ

ИСКАЖЕНИЕ ЭГО В ТЕРМИНАХ ИСТИННОГО И ЛОЖНОГО Я ДОНАЛЬД В. ВИННИКОТТ

КНИГА. ВИННИКОТ Д.В. —

Книга. Винникотт Д.В. «Игра и реальность»

Основываясь на обширном опыте клинической работы с маленькими детьми, Д.В.Винникотт внес неоценимый вклад в понимание развития человека. В данной работе автор стремится исследовать истоки воображения и понять, из чего складывается способность человека жить творческой жизнью.

 

 

СКАЧАТЬ КНИГУ

 


СТАТЬЯ. Д. ВИННИКОТ КОРМЛЕНИЕ ГРУДЬЮ КАК ОБЩЕНИЕ

СТАТЬЯ. ПАОЛО ФОНДА. КОНТЕЙНИРОВАНИЕ ПО БИОНУ И ХОЛДИНГ ПО ВИННИКОТУ.

ДОНАЛЬД В. ВИННИКОТТ «НЕНАВИСТЬ В КОНТРПЕРЕНОСЕ»

ДОНАЛЬД В. ВИННИКОТТ «ПЕРЕХОДНЫЕ ОБЪЕКТЫ, ПЕРЕХОДНЫЕ ЯВЛЕНИЯ. ИССЛЕДОВАНИЕ ПЕРВОГО «НЕ-Я» ПРЕДМЕТА»

ДОНАЛЬД В. ВИННИКОТТ «СПОСОБНОСТЬ К ОДИНОЧЕСТВУ»

ДОНАЛЬД В. ВИННИКОТТ «ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ОБЪЕКТА»

ДОНАЛЬД В. ВИННИКОТТ «ВОСПОМИНАНИЯ О РОЖДЕНИИ»

СТАТЬЯ ВИННИКОТТ Д.В. НАБЛЮДЕНИЕ ДЕТЕЙ В СТАНДАРТНОЙ СИТУАЦИИ

ИСКАЖЕНИЕ ЭГО В ТЕРМИНАХ ИСТИННОГО И ЛОЖНОГО Я ДОНАЛЬД В. ВИННИКОТТ

КНИГА. ВИННИКОТ Д.В. — ПИГЛЯ. ОТЧЕТ О ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОМ ЛЕЧЕНИИ МАЛЕНЬКОЙ ДЕВОЧКИ


 

 

 

Книгa. Юнг Карл Густав “Конфликты детской души”

Основную часть составляют работы К. Г. Юнга, посвященные проблемам воспитания, становления и развития личности, значению бессознательного в этом процессе. Сам Юнг издал эти сочинения отдельным томом, полный перевод которого предлагается вниманию читателя.

 

 

СКАЧАТЬ КНИГУ

Статья. Теория развития личности Эрика Эриксона

Теория развития личности Эрика Эриксона утверждает:

  1. Социум для ребенка не антагонистичен.
  2. Личность развивается от рождения до смерти.
  3. Личность развивается через последовательные этапы жизни.
  4. Этапы жизни, как стадии развития личности, одинаковы для всех.
  5. В развитии человека восемь стадий.
  6. Каждую стадию своего развития человек может пройти как благополучно, так и нет.
  7. Переход от стадии к следующей стадии является личностным кризисом.
  8. В кризисе теряется эго-идентичность, задача психотерапевта – ее вернуть.

Подробнее.

Социум для ребенка не антагонистичен

В концепции психоанализа Я и социум, Ид и Супер-Эго, представлены как враждебные, антагонистические друг другу начала. Эриксон стал различать ритуалы и ритуализмы и утверждал, что отношения личности и общества могут быть отношениями сотрудничества, обеспечи­вающими гармоничное развитие личности.

Личность развивается от рождения до смерти

Это еще один отход от классического психоанализа, где развитие личности описывалось только как психосексуальное развитие. Впрочем, развитие личности для Эрика Эриксона – пассивный личностный рост, где главным является не достижение тех или иных вершин, а “согласие с самим собой”.

Личность развивается через последовательные этапы жизни

Согласно Эрику Эриксону, в развитии личности есть некоторые обязательные и следующие друг за другом ступени, которые должен пройти каждый в своем развитии. Как парадигма развития, это – лестница. Единственный ли это возможный взгляд на развитие личности? Нет. Другие исследователи считают, что личность может развиваться и по типу сот, и по типу короны.

Этапы жизни, как стадии развития личности, одинаковы для всех

Теория Эрика Эриксона — это эпигенетическая теория. Эпигенез – наличие целостного врожден­ного плана, определяющего основные стадии развития.

В развитии человека восемь стадий

По мнению Эриксона развитие продолжается всю жизнь, причём каждая из стадий развития отмечается специфичным для неё конфликтом, благоприятное разрешение которого приводит к переходу на новый этап:

  1. Первый этап — от рождения до года, конфликт между доверием и недоверием;
  2. Второй этап — от года до двух, конфликт между автономией и сомнением;
  3. Третий этап — от трёх до шести лет, конфликт между предприимчивостью и неадекватностью;
  4. Четвёртый этап — соответствует фрейдовскому «латентному периоду», конфликт между творчеством и комплексом неполноценности;
  5. Пятый этап — юность, идентификация личности и путаница ролей;
  6. Шестой этап — ранний взрослый период, конфликт между близостью и одиночеством;
  7. Седьмой этап — поздний взрослый период, конфликт производительности и застоя;
  8. Восьмой этап — конфликт цельности и безнадежности.

Благоприятные разрешения конфликтов называются «Добродетелями» («virtues»). Названия добродетелей в порядке их поэтапного приобретения: надежда, воля, цель, уверенность, верность, любовь, забота и мудрость. Подробнее

Каждую стадию своего развития человек может пройти как благополучно, так и нет

Благополучное прохождение определяется обычно тем, насколько благополучно прошел человек предыдущие стадии своего развития, а также благополучностью социальной обстановки. Войны, социальные кризисы и другие удары судьбы мешают человеку удачно пройти очередной этап своего жизненного пути.

Эрик Эриксон не работал с людьми, занимающимся активным личностным ростом и развитием, развивающим себя по плану и сознательно. Эриксон описывал то, что происходит в стихийном развитии личности, включая элементы личностной деградации. И если развитый человек может строить себя осознанно, быть автором своей жизни, то с пациентами Эриксона благополучное прохождение очередной стадии только случалось – либо не случалось, либо повезло, либо нет – и тогда, уважаемые жертвы, вам направление к психотерапевту. Психотерапевт помогал человеку строить свой очередной этап жизни более активно и более сознательно, хотя Эрик Эриксон никогда не ставил себе задачу становиться личным коучем.

Переход от стадии к следующей стадии является личностным кризисом

Представление о развитии как о последовательности психосоциальных кризисов – как минимум, неочевидно. Да, на каком-то этапе жизни человеком оказываются альтернативные пути развития, и в зависимо­сти от его выбора личностное развитие может оказаться как позитивным и гармоничным, так и негативным, с нарушениями развития и расстройствами эмоционально-личност­ной и познавательной сфер. Позитивное разрешение кризиса способствует формированию позитивного новообразования или сильного свойства личности; не­гативное — деструктивного новообразования, препятствующего фор­мированию эго-идентичности.

Вопрос, почему наличие важной альтернативы в развитии следует называть кризисом? Согласно Википедии, кризис – это перелом, при котором неадекватность средств достижения целей рождает непредсказуемые проблемы. Если в ситуации выбора использовать неадекватные средства достижения целей и порождать непредсказуемые проблемы, то, действительно, каждый выбор будет оказываться кризисом. Возможно, клиенты Эрика Эриксона такими людьми и оказывались. Но формулировать на этом основании, что для любого человека, в том числе умного и здорового, строительство нового этапа его жизни является кризисом – наверное, оснований недостаточно. Более того, кажется, что подобные формулировки являются патогенными, формирующими необоснованные тревоги по поводу предстоящих жизненных событий.

В кризисе теряется эго-идентичность, задача психотерапевта – ее вернуть

Для Эрика Эриксона, главное в жизни человека – быть в согласии с самим собой, но одновременно развиваться. Эго-идентичность обозначает целостность развивающейся личности; тождественность и непрерывность нашего Я, несмотря на те изменения, которые происходят с нами в процессе роста и развития. “Я развиваюсь, но я— тот же самый”

Этапы развития личности по Эрику Эриксону

Согласно теории развития личности Эрика Эриксона, развитие личности продолжается всю жизнь, где один этап в случае благополучного разрешения внутренних противоречий приходит на смену другому.

Детство

1. Доверие и недоверие

Первая стадия развития чело­века соответствует оральной фазе классического психо­анализа и обычно охватывает первый год жизни. В этот период, считает Эриксон, развивается параметр социаль­ного взаимодействия, положительным полюсом которого служит доверие, а отрицательным — недоверие.

Степень доверия, которым ребенок проникается к окружающему миру, к другим людям и к самому себе, в значительной степени зависит от проявляемой к нему заботы. Младенец, который получает все, что хочет, по­требности которого быстро удовлетворяются, который никогда долго не испытывает недомогания, которого ба­юкают и ласкают, с которым играют и разговаривают, чувствует, что мир, в общем, место уютное, а люди — существа отзывчивые и услужливые. Если же ребенок не получает должного ухода, не встречает любовной заботы, то в нем вырабатывается недоверие – боязливость и подозритель­ность по отношению к миру вообще, к людям в частно­сти, и недоверие это он несет с собой в другие стадии его развития.

Необходимо подчеркнуть, однако, что вопрос о том, какое начало одержит верх, не решается раз и навсегда в первый год жизни, но возникает заново на каждой пос­ледующей стадии развития. Это и несет надежду и таит угрозу. Ребенок, который приходит в школу с чувством настороженности, может постепенно проникнуться до­верием к какой-нибудь учительнице, не допускающей не­справедливости по отношению к детям. При этом он мо­жет преодолеть первоначальную недоверчивость. Но зато и ребенок, выработавший в младенчестве доверчивый подход к жизни, может проникнуться к ней недоверием на последующих стадиях развития, если, скажем, в слу­чае развода родителей в семье создается обстановка, пе­реполненная взаимными обвинениями и скандалами.

Благоприятное разрешение этого конфликта – надежда.

Достижение равновесия

2. Самостоятельность и нерешительность (автономия и сомнения).

Вторая ста­дия охватывает второй и третий год жизни, совпадая с анальной фазой фрейдизма. В этот период, считает Эриксон, у ребенка развивается самостоятельность на основе развития его моторных и психических способностей. На этой стадии ребенок осваивает различные движения, учит­ся не только ходить, но и лазить, открывать и закрывать, толкать и тянуть, держать, отпускать и бросать. Малыши наслаждаются и гордятся своими новыми способностями и стремятся все делать сами: разворачивать леденцы, дос­тавать витамины из пузырька, спускать в туалете воду и т.д. Если родители предоставляют ребенку делать то, на что он способен, а не торопят его, у ребенка вырабаты­вается ощущение, что он владеет своими мышцами, сво­ими побуждениями, самим собой и в значительной мере своей средой — то есть у него появляется самостоятель­ность.

Но если воспитатели проявляют нетерпение и спе­шат сделать за ребенка то, на что он и сам способен, у него развивается стыдливость и нерешительность. Конеч­но, не бывает родителей, которые ни при каких условиях не торопят ребенка, но не так уж неустойчива детская психика, чтобы реагировать на редкие события. Только в том случае, если в стремлении оградить ребенка от уси­лий родители проявляют постоянное усердие, неразумно и неустанно браня его за «несчастные случаи», будь то мокрая постель, запачканные штанишки, разбитая чашка или пролитое молоко, у ребенка закрепляется чувство стыда перед другими людьми и неуверенность в своих способностях управлять собой и окружением.

Если из этой стадии ребенок выйдет с большой до­лей неуверенности, то это неблагоприятно отзовется в дальнейшем на самостоятельности и подростка, и взрос­лого человека. И наоборот, ребенок, вынесший из этой стадии гораздо больше самостоятельности, чем стыда и нерешительности, окажется хорошо подготовлен к раз­витию самостоятельности в дальнейшем. И опять-таки соотношение между самостоятельностью, с одной сторо­ны и стыдливостью и неуверенностью – с другой, установившееся на этой стадии, может быть изменено в ту или другую сторону последующими событиями.

Благоприятное разрешение этого конфликта – воля.

3. Предприимчивость и чувство вины (в другом переводе – Предприимчивость и неадекватность).

Третья стадия обычно приходится на возраст от четырех до пяти лет. Дошкольник уже приобрел множество физических навыков, он умеет и на трехколесном велосипеде ездить, и бегать, и резать ножом, и камни швырять. Он начинает сам придумывать себе занятия, а не просто отвечать на действия других детей или подражать им. Изобретатель­ность его проявляет себя и в речи, и в способности фан­тазировать. Социальный параметр этой стадии, говорит Эриксон, развивается между предприимчивостью на од­ном полюсе и чувством вины на другом. От того, как в этой стадии реагируют родители на затеи ребенка, во многом зависит, какое из этих качеств перевесит в его характере. Дети, которым предоставлена инициатива в выборе моторной деятельности, которые по своему же­ланию бегают, борются, возятся, катаются на велосипе­де, на санках, на коньках, вырабатывают и закрепляют предприимчивость. Закрепляет ее и готовность родите­лей отвечать на вопросы ребенка (интеллектуальная предприимчивость), и не мешать ему фантазировать, и затевать игры. Но если родители показывают ребенку, что его моторная деятельность вредна и нежелательна, что воп­росы его назойливы, а игры бестолковы, он начинает чувствовать себя виноватым и уносит это чувство вины в дальнейшие стадии жизни.

Благоприятное разрешение этого конфликта – цель.

4. Умелость и неполноценность (творчество и комплекс неполноценности).

Четвертая стадия — возраст от шести до одиннадцати лет, годы начальной школы. Классический психоанализ называет их латент­ной фазой. В этот период любовь сына к матери и рев­ность к отцу (у девочек наоборот) еще находится в скры­том состоянии. В этот период у ребенка развивается спо­собность к дедукции, к организованным играм и регламен­тированным занятиям. Только теперь, например, дети как следует учатся играть в камешки и другие игры, где надо соблюдать очередность. Эриксон говорит, что психосоци­альный параметр этой стадии характеризуется умелостью с одной стороны и чувством неполноценности – с другой.

В этот период у ребенка обостряется интерес к тому, как вещи устроены, как их можно освоить, приспособить к чему-нибудь. Этому возрасту понятен и близок Робин­зон Крузо; в особенности отвечает пробуждающемуся интересу ребенка к трудовым навыкам энтузиазм, с ко­торым Робинзон описывает во всех подробностях свои занятия. Когда детей поощряют мастерить что угодно, строить шалаши и авиамодели, варить, готовить и руко­дельничать, когда им разрешают довести начатое дело до конца, хвалят и награждают за результаты, тогда у ребен­ка вырабатывается умелость и способности к техничес­кому творчеству. Напротив, родители, которые видят в трудовой деятельности детей одно «баловство» и «пач­котню», способствуют развитию у них чувства неполно­ценности.

В этом возрасте, однако, окружение ребенка уже не ограничивается домом. Наряду с семьей важную роль в его возрастных кризисах начинают играть и другие об­щественные институты. Здесь Эриксон снова расширяет рамки психоанализа, до сих пор учитывавшего лишь влияние родителей на развитие ребенка. Пребывание ре­бенка в школе и отношение, которое он там встречает, оказывает большое влияние на уравновешенность его психики. Ребенок, не отличающийся сметливостью, в особенности может быть травмирован школой, даже если его усердие и поощряется дома. Он не так туп, чтобы попасть в школу для умственно отсталых детей, но он усваивает учебный материал медленнее, чем сверстники, и не может с ними соревноваться. Непрерывное отстава­ние в классе несоразмерно развивает у него чувство не­полноценности.

Зато ребенок, склонность которого мастерить что-нибудь заглохла из-за вечных насмешек дома, может ожи­вить ее в школе благодаря советам и помощи чуткого и опытного учителя. Таким образом, развитие этого пара­метра зависит не только от родителей, но и от отноше­ния других взрослых.

Благоприятное разрешение этого конфликта – уверенность.

Кризис подросткового возраста

5. Идентификация личности и путаница ролей.

При переходе в пятую стадию (12-18 лет) ребенок сталкивает­ся, как утверждает классический психоанализ, с про­буждением «любви и ревности» к родителям. Успешное решение этой проблемы зависит от того, найдет ли он предмет любви в собственном поколении. Эриксон не отрицает возникновения этой проблемы у подростков, но указывает, что существуют и другие. Подросток созревает физиологически и психически, и в добавление к новым ощущениям и желаниям, которые появляются в результате этого созревания, у него развиваются и новые взгляды на вещи, новый подход к жизни. Важное место в новых особенностях психики подростка занимает его интерес к мыслям других людей, к тому, что они сами о себе думают. Подростки могут создавать себе мысленный идеал семьи, религии, общества, по сравнению с которым весьма проигрывают далеко не­совершенные, но реально существующие семьи, религии и обще­ства. Подросток способен вырабатывать или перенимать теории и мировоззрения, которые сулят примирить все противоречия и создать гармоническое целое. Короче говоря, подросток – это нетерпеливый идеалист, полагающий, что создать идеал на практике не труднее, чем вообразить его в теории.

Эриксон считает, что возникающий в этот период параметр связи с окружающим колеблется между поло­жительным полюсом идентификации «Я» и отрицатель­ным полюсом путаницы ролей. Иначе говоря, перед подростком, об­ретшим способность к обобщениям, встает задача объединить все, что он знает о себе самом как о школьнике, сыне, спортсмене, друге, бойскауте, газетчике и так далее. Все эти роли он должен собрать в единое целое, осмыслить его, связать с прошлым и проецировать в будущее. Если молодой человек успешно справится с этой задачей — психосоциальной идентификацией, то у него появится ощущение того, кто он есть, где находится и куда идет.

В отличие от предыдущих стадий, где родители ока­зывали более или менее прямое воздействие на исход кризисов развития, влияние их теперь оказывается наиболее косвенным. Если благодаря родителям подрос­ток уже выработал доверие, самостоятельность, предпри­имчивость и умелость, то шансы его на идентификацию, то есть на опознание собственной индивидуальности, зна­чительно увеличиваются.

Обратное справедливо для подростка недоверчиво­го, стыдливого, неуверенного, исполненного чувства вины и сознания своей неполноценности. Поэтому подготовка к всесторонней психосоциальной идентификации в под­ростковом возрасте должна начинаться, по сути, с мо­мента рождения.

Если из-за неудачного детства или тяжелого быта подросток не может решить задачу идентификации и определить свое «Я», то он начинает проявлять симпто­мы путаницы ролей и неуверенность в понимании того, кто он такой и к какой среде принадлежит. Такая пута­ница нередко наблюдается у малолетних преступников. Девочки, проявляющие в подростковом возрасте распу­щенность, очень часто обладают фрагментарным пред­ставлением о своей личности и свои беспорядочные по­ловые связи не соотносят ни со своим интеллектуальным уровнем, ни с системой ценностей. В некоторых случаях молодежь стремится к «негативной идентификации», то есть отождествляет свое «Я» с образом, противополож­ным тому, который хотели бы видеть родители и друзья.

Но иногда лучше идентифицировать себя с «хиппи», с «малолетним преступником», даже с «наркоманом», чем вообще не обрести своего «Я».

Однако тот, кто в подростковом возрасте не приоб­ретает ясного представления о своей личности, еще не обречен оставаться неприкаянным до конца жизни. А тот, кто опознал свое «Я» еще подростком, обязательно будет сталкиваться на жизненном пути с фактами, противоре­чащими или даже угрожающими сложившемуся у него представлению о себе. Пожалуй, Эриксон больше всех других психологов-теоретиков подчеркивает, что жизнь представляет собой непрерывную смену всех ее аспектов и что успешное решение проблем на одной стадии еще не гарантирует избавить человека от возникновения новых про­блем на других этапах жизни или появление новых реше­ний для старых, уже решенных, казалось, проблем.

Благоприятное разрешение этого конфликта – верность.

Конфликты среднего возраста

6. Близость и одиночество.

Шестой стадией жизнен­ного цикла является начало зрелости — иначе говоря, период ухаживания и ранние годы семейной жизни, то есть от конца юности до начало среднего возраста. Об этой стадии и следующей за ней классический психоана­лиз не говорит ничего нового или, иначе, ни­чего важного. Но Эриксон, учитывая уже совершившееся на предыдущем этапе опознание «Я» и включение чело­века в трудовую деятельность, указывает на специфичес­кий для этой стадии параметр, который заключен между положительным полюсом близости и отрицательным — одиночества.

Под близостью Эриксон понимает не только физи­ческую близость. В это понятие он включает способность заботиться о другом человеке и делиться с ним всем су­щественным без боязни потерять при этом себя. С близостью дело обстоит так же, как с идентификацией: успех или провал на этой стадии зависит не прямо от родите­лей, но лишь от того, насколько успешно человек про­шел предыдущие стадии. Так же как в случае идентифи­кации, социальные условия могут облегчать или затруд­нять достижение близости. Это понятие не обязательно связано с сексуальным влечением, но распространяется и на дружбу. Между однополчанами, сражавшимися бок о бок в тяжелых боях, очень часто образуются такие тес­ные связи, которые могут служить образчиком близости в самом широком смысле этого понятия. Но если ни в браке, ни в дружбе человек не достигает близости, тогда, по мнению Эриксона, уделом его становится одиноче­ство – состояние человека, которому не с кем разделить свою жизнь и не о ком заботиться.

Благоприятное разрешение этого конфликта – любовь.

7. Общечеловечность и самопоглощенность (производительность и застой).

Седьмая стадия — зрелый возраст, то есть уже тот период, когда дети стали подростками, а родители прочно связали себя с определенным родом занятий. На этой стадии появля­ется новый параметр личности с общечеловечностью на одном конце шкалы и самопоглощенностью – на другом.

Общечеловечностью Эриксон называет способность человека интересоваться судьбами людей за пределами семейного круга, задумываться над жизнью грядущих поколений, формами будущего общества и устройством будущего мира. Такой интерес к новым поколениям не обязательно связан с наличием собственных детей — он может существовать у каждого, кто активно заботится о молодежи и о том, чтобы в будущем людям легче жилось и работалось. Тот же, у кого это чувство сопричастности человечеству не выработалось, сосредоточивается на са­мом себе и главной его заботой становится удовлетворе­ние своих потребностей и собственный комфорт.

Благоприятное разрешение этого конфликта – забота.

8. Цельность и безнадежность.

На восьмую и после­днюю стадию в классификации Эриксона приходится период, когда основная paбoта жизни закончилась и для человека наступает время размышлений и забав с внука­ми, если они есть. Психосоциальный параметр этого пе­риода заключен между цельностью и безнадежностью. Ощущение цельности, осмысленности жизни возникает у того, кто, оглядываясь на прожитое, ощущает удовлет­ворение. Тот же, кому прожитая жизнь представляется цепью упущенных возможностей и досадных промахов, осознает, что начинать все сначала уже поздно и упу­щенного не вернуть. Такого человека охватывает отчая­ние при мысли о том, как могла бы сложиться, но не сложилась его жизнь. Благоприятное разрешение этого конфликта – мудрость.

Статья. Эстер Бик. Восприятие кожи в период ранних объектных отношений.

Связанная тема Дальнейшие размышления о функциях кожи в ранних объектных отношениях.

В результате аналитической реконструкции у всех пациентов с нарушениями формирования первичной кожи (first-skin formation) обнаруживаются не всегда замечаемые родителями нарушения в период кормления. Такое неудачное формирование кожи вызывает общую непрочность последующей интеграции и структур. Это проявляется в неинтегрированных состояниях, отличающихся от регрессии, и включает наиболее базовые формы частичной или полной неинтегрированности тела, позы, способности передвигаться, а также соответствующих функций сознания, в частности, коммуникации. Феномен «второй кожи», которая заменяет интеграцию первичной кожи, проявляется в форме частичной или полной мускульной оболочки или соответствующей речевой мускулатуры.

Аналитическое исследование явления второй кожи приводит к формированию переходного состояния неинтегрированности. Только в анализе настойчивая и тщательная проработка первичной зависимости от материнского объекта может ослабить эту скрытую неспособность. Необходимо подчеркнуть, что контейнирующее качество аналитической ситуации особенно проявляется в сеттинге и поэтому она является областью, в которой решающее значение имеет неизменность техники.

Главная тема настоящего короткого сообщения касается первичной функции кожи ребенка и его первичных объектов в связи с наиболее примитивным связыванием частей личности, еще не отделенных от частей тела. В психоанализе это лучше всего исследовать в связи с возникающими в переносе проблемами зависимости и сепарации.

Я утверждаю следующее: части личности в наиболее примитивной своей форме воспринимаются как неспособные объединяться друг с другом и поэтому для их удержания вместе, не требуя от них активности, должна быть кожа, выполняющая роль границы. Но эта внутренняя функция удержания частей селф зависит вначале от интроекции внешнего объекта, представляющегося способным выполнить эту функцию. Затем, идентификация с этой функцией объекта займет место неинтегрированного состояния и приведет к фантазии о внутреннем и внешнем пространстве. Только после этого наступает этап, когда вступают в действие процессы расщепления и идеализации селф и объектов, описанные Мелани Кляйн. До тех пор, пока не интроецируется функция контейнирования, внутри селф понятие пространства не может возникнуть. Поэтому интроекция, т.е. конструирование объекта во внутреннем пространстве, пока слаба. В ее отсутствие функция проективной идентификации будет действовать неослабленно и вся сопутствующая ей путаница в идентичности будет иметь место.

Стадия первичного расщепления и идеализации селф и объектов может рассматриваться базирующейся на этих ранних процессах удержания селф и объекта посредством их «кожи».

Отклонения в этом первичном состоянии будут проиллюстрированы описаниями клинических случаев наблюдений за младенцами, чтобы показать разницу между неинтегрированностью (т.е. пассивным переживанием полной беспомощности) и дезинтеграцией (т.е. активной защитной деятельностью в процессе развития). Т.о., с экономической точки зрения, мы имеем дело с ситуациями, ведущими в неинтегрированном состоянии к катастрофическим тревогам, но не с более ограниченными и специфически наказующими и депрессивными ситуациями.

В неинтегрированном состоянии младенца потребность в контейнирующем объекте вызывает, по-видимому, неистовый поиск объекта (света, голоса, запаха или другого сенсорного объекта), на котором можно было бы удержать внимание и таким образом воспринимать (по крайней мере какое-то время) способным удерживать вместе различные части личности. Наилучшим таким объектом является соска во рту вместе с удерживающей, говорящей и привычно пахнущей матерью.

Представленный ниже материал покажет каким образом такой контейнирующий объект воспринимается как кожа. Искаженное развитие этой функции первичной кожи – в результате ли недостаточно адекватного реального объекта или вследствие фантазийных атак на него – ослабляет интроекцию. Нарушение функции первичной кожи может привести к развитию «второй кожи», с помощью которой зависимость от объекта заменяется псевдо-независимостью, искаженным использованием определенных ментальных функций или возможными талантами с целью создать замену этой контейнирующей функции кожи. В нижеследующем материале будут представлены некоторые примеры образований «второй кожи».

Здесь я только покажу клинические типы, на которых основаны выводы. Моя цель состоит лишь в том, чтобы открыть эту тему для более подробной дискуссии в последующих статьях.

Наблюдение за младенцем: МАЛЫШКА ЭЛИС

Год наблюдений за незрелой молодой матерью и ее первым ребенком показал постепенное укрепление функции «кожи-контейнера» вплоть до 12 недель. С ростом способности матери находиться рядом со своим ребенком уменьшалась ее потребность тормошить ребенка, чтобы тот проявил признаки жизни. Можно было наблюдать постепенное ослабление неинтегрированного состояния у ребенка, которое проявлялось в виде дрожи, чихания и беспорядочных движений. Затем последовал переезд в другой еще не достроенный дом. Это сильно ухудшило способность матери к заботе и привело к ее отдалению от ребенка. Она стала кормить его, продолжая смотреть телевизор, или ночью в темноте, не беря на руки. Это вызвало поток соматических расстройств, а также усиление неинтегрированного состояния у ребенка. Болезнь отца в тот период совсем ухудшила материальное положение семьи, и мать стала планировать вернуться на работу… Она начала насильственно приучать ребенка к псевдо-независимости, оставлять ее в манеже, внезапно ударять в течение дня, при этом резко отказываясь реагировать на ее плач ночью. Мать стала снова стимулировать в ребенке агрессивные проявления, которые сама же провоцировала и желала. В результате, к шести с половиной месяцев маленькая девочка стала гиперактивной и агрессивной, мать называла ее «боксером» за привычку колотить людей по лицу. Мы видим формирование у нее мускульного типа вмещения селф – «второй кожи» вместо правильной кожи-контейнера.

Анализ шизофренической девочки: МАРИ

Несколько лет анализа, начиная с возраста трех с половиной лет, позволили нам реконструировать психические состояния, отражающие историю ее нарушения в младенческом возрасте. Факты из жизни следующие: трудные роды, раннее стискивание соски, но при этом ленивое принятие пищи, бутылочку начали использовать с трехнедельного возраста, однако кормление грудью продолжалось до 11 месяцев, детская экзема в 4 месяца и расчесывание до крови, чрезвычайная прилипчивость к матери, тяжелая невыносимость ожидания пищи, задержка и атипичное развитие во всех областях.

В анализе тяжелая непереносимость сепарации с самого начала проявлялась в форме постоянного раздирания зубами и порчи любых вещей после первого выходного. Полная зависимость от непосредственного контакта могла рассматриваться и изучаться по неинтегрированным состояниям, выраженным в позе и движениям с одной стороны, а также общению – с другой. Эти состояния имели место в начале каждой сессии, потом постепенно приходили в норму и появлялись вновь при расставании. Она ходила горбясь, одеревенело и вычурно подобно «мешку с картошкой», – как она позже назвала себя, – и издавала резкое «ССБИК» в качестве «Доброе утро, мис Бик». Этот «мешок с картошкой» постоянно угрожал вывалиться и рассыпать свое содержимое отчасти из-за постоянного заделывания дыр в ее коже, представленной тканью «мешка» – объекта, в котором (проективная идентификация) находились части ее самой в виде «картофелин». Улучшение в переходе от сгорбленной позы к прямой наряду с уменьшением ее общей зависимости было достигнуто по большей части благодаря формированию второй кожи на основе ее собственной мускулатуры, нежели на идентификации с контейнирующим объектом.

Анализ взрослого невротического пациента

Чередование двух способов восприятия себя – как «мешка с яблоками» и как «бегемота» – можно было исследовать в связи с качеством контакта в переносе и переживанием сепарации. Оба эти переживания были связаны с нарушениями в период кормления. В состоянии «мешка с яблоками» пациент был раздражительным, высокомерным, нуждался в постоянном внимании и восхищении, легко подставлял себе синяки*) и находился в постоянном ожидании катастрофы (например, боялся упасть, вставая с кушетки). В состоянии «бегемота» пациент был агрессивным, тираничным, язвительным и неумолимым в своих поступках. Оба состояния были связаны с организацией по типу «второй кожи» с доминированием проективной идентификации. Кожа «бегемота», как и ткань «мешка» выступала в качестве кожи объектов, внутри которой он существовал, при этом тонкокожие и легко бьющиеся яблоки в мешке представляли собой части сэлф, находящиеся внутри этого нечувствительного объекта.
*) bruise – 1) ушибать; подставлять синяки; 2) задевать, оскорблять.

Анализ ребенка: ДЖИЛЛ

Вначале анализа пятилетнего ребенка, у которого период кормления характеризовался анорексией, проблемы кожи-контейнера выражались в том, что девочка постоянно требовала от матери в течение первого выходного дня в анализе, чтобы ее одежда была неизменно застегнута, а ботинки – крепко зашнурованы. Из последующего материала стала ясна ее сильная тревога и потребность отличать себя от игрушек и кукол, о которых она говорила: «Игрушки не похожи на меня, они ломаются на части и не восстанавливаются. У них нет кожи. Кожа есть у нас!»

(с) 2004 Шутков А.Е. – Перевод с англ

 

Статья. КБТ. Консультирование суицидальных клиентов


Связанные темы:

«ИНДИКАТОРЫ СУИЦИДАЛЬНОГО РИСКА»
КОНСУЛЬТИРОВАНИЕ СУИЦИДАЛЬНЫХ КЛИЕНТОВ

Люди с суицидальными намерениями не избегают помощи, а наоборот, часто стремятся к ней. в частности к консультированию. Из тех, кто совершает суициды, почти 70% консультируются врачами общего профиля за месяц, а 40% – в течение последней недели до совершения фатального поступка; 30% так или иначе выражают свои намерения, ставя в известность окружающих.

Суицидальное поведение является динамическим процессом, состоящим из следующих этапов (Моховиков, 2001а):

I. Этап суицидальных тенденций. Они являются прямыми или косвенными признаками, свидетельствующими о снижении ценности собственной жизни, утрате ее смысла или нежелании жить. Суицидальные тенденции проявляются в мыслях, намерениях, чувствах или угрозах. На этом этапе осуществляетсяпревенция суицида, то есть его предотвращение на основании распознания психологических или социальных предвестников. Главный смысл превентивных мер состоит в том, чтобы убедить общество, что суицидальные мысли психологически понятны и сами по себе не являются болезнью, ибо представляют естественную часть человеческого существования; что суицидальное поведение преходяще и доступно разрешению, а потому предотвратимо, если у окружающих будет желание выслушать другого человека и помочь ему.

II. Этапсуицидальных действий. Он начинается, когда тенденции переходят в конкретные поступки. Подсуицидальной попыткой понимается сознательное стремление лишить себя жизни, которое по не зависящим от человека обстоятельствам (своевременное оказание помощи, успешная реанимация и т.п.) не было доведено до конца. Самоповреждения, впрямую не направленные на самоуничтожение, имеющие характер демонстративных действий (шантаж, членовредительство или самоповреждение, направленные на оказание психологического или морального давления на окружение для получения определенных выгод), носят названиепарасуицида. Парасуициды обычно не предусматривают смертельного исхода, но есть случаи, когда человек гибнет, потому что «переиграл». Суицидальные тенденции могут также привести кзавершенному суициду, результатом которого является смерть.

На этом этапе осуществляется процедура интервенции. Она представляет собой процесс вмешательства в текущийсуицид для предотвращения акта саморазрушения и заключается в контакте с отчаявшимся человеком и оказании ему эмоциональной поддержки и сочувствия в переживаемом кризисе. Главная задача интервенции состоит в том, чтобы удержать человека в живых, а не в том, чтобы переделать структуру личности человека или излечить его нервно-психические расстройства. Это самое важное условие, без которого остальные усилия психотерапии и методы оказания помощи оказываются недейственными.

III. Этап постсуицидального кризиса. Он продолжается от момента совершения суицидальной попытки до полного исчезновения суицидальных тенденций, иногда характеризующихся цикличностью проявления. Этот этап охватывает состояние психического кризиса суицидента, признаки которого (соматические, психические или психопатологические) и их выраженность могут быть различными. На этом этапе осуществляютсяпоственция ивторичная превенция суицидального поведения.

Поственция – это усилия по предотвращению повторения акта аутоагрессии, а также предупреждение развития посттравматических стрессовых расстройств у уцелевших и их окружения. Задачи поственции состоят в облегчении процесса приспособления к реальности у переживающих трудности, уменьшении степени заразительности суицидального поведения, а также в оценке и идентификации факторов риска повторного суицида.

Они решаются путем использования таких стратегий, как: (а) психологическое консультирование; (б) кризисная интервенция; (в) поиск систем поддержки личности в обществе; (г) образовательная стратегия для повышения осознания роли и значимости саморазрушающего поведения; (д) поддержание контактов со СМИ для соблюдения этических принципов при информировании об актах аутоагрессии в обществе. Вторичная превенция заключается в предупреждении повторных суицидальных попыток.

Для осуществления превенции самоубийств ВОЗ предлагает использовать три концептуальные модели (Моховиков, 2001а):

Медицинская модель превенции рассматривает попытку суицида прежде всего как крик о помощи, к которому приводят эмоциональные расстройства и психологический кризис. Консультирование, медикаментозное и психотерапевтическое лечение, снижающие уровень аутоагрессии, являются основными задачами этой модели.

Социологическая модель ориентирована на идентификацию факторов и групп риска с целью адекватного контроля за суицидальными тенденциями.

Экологическая модель предусматривает исследование связи суицида с факторами внешнего окружения в конкретном социокультурном контексте. Реализация этой модели состоит, прежде всего, в контроле и ограничении доступа к различным средствам и инструментам аутоагрессии.

Представление о суициде в нашей культуре окружено огромным количеством мифов. Осознание их может удержать консультанта от многих ошибок.

Мифы и факты о суициде (Моховиков, 2001а):

  1. Миф: говоря о желании покончить с жизнью, человек просто пытается привлечь к себе внимание.

Люди, которые говорят о самоубийстве или совершают суицидальную попытку, испытывают сильную душевную боль. Они стараются поставить других людей в известность об этом. Никогда не игнорируйте угрозу совершения самоубийства и не избегайте возможности обсудить возникшие трудности.

  1. Миф: человек совершает самоубийство без предупреждения.

Исследования показали, что человек дает много предупреждающих знаков и «ключей» к разгадке его плана. Приблизительно 8 из 10 задумавших самоубийство намекают окружающим на это.

  1. Миф. склонность к самоубийству наследуется. Склонность к самоубийству не передается генетически.

  2. Миф: самоубийства происходят только на верхних уровнях общества – среди политиков, писателей, артистов и т.п.

Известно, что суицид совершают люди всех социальных групп. Количество самоубийств на всех уровнях общества примерно одинаково.

  1. Миф: все суицидальные личности страдают психическими расстройствами.

Не все люди, совершающие суицид, психически больны

Человек, задумавший самоубийство, чувствует безнадежность и беспомощность, не видит выхода из возникших трудностей, из болезненного эмоционального состояния. Это совсем не значит, что он страдает каким-то психическим расстройством.

  1. Миф: разговор о самоубийстве может усилить желание человека уйти из жизни.

Разговор о самоубийстве не может быть причиной его совершения. Если не поговорить на эту тему, то невозможно будет определить, является ли опасность суицида реальной.» Часто откровенная, душевная беседа является первым шагом в предупреждении самоубийства.

  1. Миф: если человек совершил суицидальную попытку, значит он всегда будет суицидальной личностью, и в дальнейшем это обязательно повторится.

Суицидальный кризис обычно носит временный характер, не длится всю жизнь. Если человек получает помощь (психологическую и другую), то он, вероятнее всего, сможет решить возникшие проблемы и избавиться от мыслей о самоубийстве.

  1. Миф: люди, задумавшие самоубийство, просто не хотят жить.

Подавляющее большинство людей с суицидальными намерениями колеблются в выборе между жизнью и смертью. Они скорее стремятся избавиться от непереносимой душевной боли, нежели действительно хотят умереть.

  1. Миф: мужчины пытаются покончить жизнь самоубийц ством чаще, чем женщины.

Женщины совершают суицидальные попытки приблизительно в 3 раза чаще, чем мужчины. Однако мужчины убивают себя приблизительно в 3 раза чаще, чем женщины, поскольку выбирают более действенные способы, оставляющие мало возможностей для их спасения.

  1. Миф: все действия во время суицидальной попытки являются импульсивными, непродуманными и свидетельствуют об отсутствии плана.

Не всегда так происходит. Большинство пытающихся уйти из жизни предварительно обдумывают свои действия.

  1. Миф: человек может покончить с собой под воздействием обстоятельств даже в хорошем расположении духа.

В хорошем настроении с жизнью не расстаются, зато депрессивное состояние, как правило, рождает мысли о самоубийстве.

  1. Миф: не существует значимой связи между суицидом и наркоманией, токсикоманией, алкоголизмом.

Зависимость от алкоголя, наркотиков, токсических веществ является фактором риска суицида. Люди, находящиеся в депрессивном состоянии, часто используют алкоголь и другие вещества, чтобы справиться с ситуацией. Это может привести к импульсивному поведению, так как все эти вещества искажают восприятие действительности и значительно снижают способность критически мыслить.

  1. Миф: суицид – редкое явление.

В Северной Америке суицид входит в число десяти основных причин смерти (для детей и юношества это одна из двух основных причин смерти). Мысли о самоубийстве приходят почти половине населения Соединенных Штатов. Суицидальные попытки совершают 1 из 250 человек. Фактически число суицидальных попыток может быть и гораздо больше, так как некоторые самоубийства маскируются под несчастные случаи.

  1. Миф: Если человек уже решил умереть, его невозможно остановить.

Большинство людей, имеющих суицидальные намерения, колеблются между желанием жить и желанием умереть. Обращение за помощью к специалистам говорит об этой амбивалентности и надежде найти другой выход.

При обращении суицидального клиента вначале задача консультанта сводится к тому, чтобы «оттянуть время» и дождаться окончания опасного периода. Если суицидент в полной мере вовлечен в терапевтический процесс, у него возникает желание узнать, куда ведет его консультант, и он может решить «повременить» с исполнением своих суицидальных намерений. Поэтому необходимо постоянно пробуждать и поддерживать у суицидента интерес к терапии. При этом крайне важно соблюдать принцип непрерывности терапии и обеспечивать преемственность содержания сессий. Чтобы перекинуть мостик от одной сессии к другой, терапевт может, например, вызвать у суицидента какой-то вопрос и отреагировать на него приблизительно так: «Вы затронули очень интересную тему. У меня есть некоторые соображения на этот счет, но я расскажу вам о них на следующей сессии. Может, и вы вкратце запишете, что вы думаете по этому поводу?»

Наиболее эффективный подход заключается в том, чтобы побудить суицидента к объективному анализу своих суицидальных желаний и подвести его к осознанию того, что эти желания могут оказаться безосновательными; таким образом терапевт может создать у суицидента мотивацию к продолжению исследования.

При первой встрече терапевт преследует несколько целей:

• установить эмпатический контакт с суицидентом;

• вызвать надежду на улучшение, что, несомненно, является крайне важным в кризисной интервенции;

• получить от него такую информацию, которая позволила бы сделать вывод о степени суицидального риска в настоящее время и в ближайшем будущем.

Эмпатический контакт предполагает, в первую очередь, безоценочное слушание, поддержку суицидента в его пусть пока еще небольшом желании выговориться; поэтому терапевт не форсирует события и задает далеко не все необходимые вопросы, то есть полученная от суицидента информация на данный момент является весьма неполной.

Необходимо понять, в какой степени суицидент будет сотрудничать с консультантом, другими словами – «бороться за свою жизнь» в процессе кризисной интервенции. Если консультант-психолог понял, что имеет дело с депрессивным суицидентом, ему следует предложить консультацию психиатра для решения вопроса о лечении. Это не значит, что консультант отказывает суициденту в кризисной помощи. Консультант делает все возможное и зависящее от него, чтобы помочь суициденту выжить, значит, он отвечает за то, чтобы суицидент был проинформирован обо всех формах необходимой ему помощи. Необходимость в медицинской помощи возрастает при ажитированной депрессии, а также на выходе из депрессивного состояния, когда повышается активность суицидента, а его эмоциональное состояние остается подавленным.

Поиски альтернатив должны проводиться совместно с суицидентом. Задачей номер один является выработка конкретного плана действий. Особенно важно обсудить, чем человек будет занят в ближайшие часы и дни, с кем и где проведет это время.

В дальнейшем направление и методы терапевтического вмешательства будут зависеть от того, какие мотивы лежат в основе суицидального поведения клиента.

Наиболее общими направлениями в работе с суицидальными клиентами являются следующие (Бек, 2003).

Исследование мотивов суицида. Перед терапевтом (консультантом) стоит задача понять, какими мотивами руководствуется клиент, совершивший суицидальную попытку или вынашивающий подобные планы.

Депрессивные суициденты чаще всего обосновывают свои суицидальные желания двумя категориями мотивов. Одни решаются на самоубийство, желая положить конец своим страданиям и видя в самоубийстве единственно возможный способ избавиться от тягостного напряжения. Эти суициденты обычно говорят о «невыносимости» и «бессмысленности» жизни, о том, что они устали от «постоянной борьбы».

Другие суициденты признаются, что пошли на этот шаг в надежде добиться желаемого от окружающих. Кто-то пытается таким образом вернуть любовь или расположение эмоционально значимого человека, другие хотят показать близким, что нуждаются в помощи, третьи просто желают попасть в больницу, чтобы вырваться из «невыносимой» обстановки Довольно часто наблюдается одновременное присутствие обоих мотивов, а именно: мотива бегства от жизни и манипуля-тивных стремлений. У суицидентов с преимущественно ма-нипулятивной мотивацией суицидальные попытки обычно носят менее серьезный характер.

На вопрос о том, чем вызвано желание покончить с собой, суицидальные клиенты обычно дают следующие ответы.

  1. Жизнь не имеет смысла. Мне нечего ждать от жизни.

  2. Я не могу больше жить. Я никогда не буду счастлив.

  3. Это единственная возможность положить конец страданиям.

  4. Я стал обузой для семьи. Им будет лучше без меня.

Все эти утверждения так или иначе связаны с чувством безысходности. Человек не видит выхода из невыносимой для него ситуации и считает, что только самоубийство освободит его от груза «неразрешимых» проблем.

Оценка риска самоубийства. Так называемая «оценка риска самоубийства» предлагает психологу/психотерапевту упорядоченный метод оценки суицидальной опасности, объединяющий и уравновешивающий достоверный клинический материал из анамнеза суицидента, данные относительно его заболевания и оценку психического состояния в настоящее время.

Оценивая степень суицидального риска в настоящий момент и в перспективе, необходимо анализировать информацию о человеке с учетом перечисленных выше факторов и индикаторов. Основой для оценки суицидального риска является интервью с клиентом и последующий анализ позиций данного интервью.

 

Суицидальное поведение у детей и подростков, имея сходство с действиями взрослых, отличается возрастным своеобразием. Детям характерна повышенная впечатлительность и внушаемость, способность ярко чувствовать и переживать, склонность к колебаниям настроения, слабость критики, эгоцентрическая устремленность, импульсивность в принятии решения. Нередки случаи, когда самоубийство детей и подростков вызывается гневом, протестом, злобой или желанием наказать себя и других. При переходе к подростковому возрасту возникает повышенная склонность к самоанализу, пессимистической оценке окружающего и своей личности. Эмоциональная нестабильность, часто ведущая к суициду, в настоящее время считается вариантом возрастного кризиса почти у четверти здоровых подростков (Моховиков, 2001а).

Суицидальное поведение у подростков бывает демонстративным, аффективным и истинным. По другой классификации выделяют следующие типы суицидального поведения подростков: преднамеренное, неодолимое, амбивалентное, импульсивное и демонстративное (Кондрашенко, 1999).

Подросток с любыми признаками суицидальной активности должен находиться под постоянным наблюдением взрослых, разумеется, это наблюдение должно быть неназойливым и тактичным.

Основные мотивы суицидального поведения у детей и подростков (Моховиков, 2001а):

  1. Переживание обиды, одиночества, отчужденности и непонимания.

  2. Действительная или мнимая утрата любви родителей, неразделенное чувство и ревность.

  3. Переживания, связанные со смертью, разводом или уходом родителей из семьи.

  4. Чувства вины, стыда, оскорбленного самолюбия, самообвинения.

  5. Боязнь позора, насмешек или унижения. t6. Страх наказания, нежелание извиниться.

  6. Любовные неудачи, сексуальные эксцессы, беременность.

  7. Чувство мести, злобы, протеста; угроза или вымогательство.

  8. Желание привлечь к себе внимание, вызвать сочувствие, избежать неприятных последствий, уйти от трудной ситуации.

  9. Сочувствие или подражание товарищам, героям книг или фильмов («эффект Вертера»).

К особенностям суицидального поведения в молодом возрасте относятся (Амбрумова, Жезлова, 1978):

  1. Недостаточно адекватная оценка последствий аутоаг-рессивных действий. Понятие «смерть» в этом возрасте обычно воспринимается весьма абстрактно, как что-то временное, похожее на сон, не всегда связанное с собственной личностью. В отличие от взрослых, у детей и подростков отсутствуют четкие границы между истинной суицидальной попыткой и демонстративно-шантажирующим аутоагрессивным поступком. Это заставляет в практических целях все виды аутоагрессии у детей и подростков рассматривать как разновидности суицидального поведения.

  2. Несерьезность, мимолетность и незначительность (с точки зрения взрослых) мотивов, которыми дети объясняют попытки самоубийства. Этим обусловлены трудности своевременного распознавания суицидальных тенденций и существенная частота неожиданных для окружающих случаев.

  3. Наличие взаимосвязи попыток самоубийств детей и подростков с отклоняющимся поведением: побегами из дома, прогулами школы, ранним курением, мелкими правонарушениями, конфликтами с родителями, алкоголизацией, наркотизацией, сексуальными эксцессами и т.д.

4 В детском и подростковом возрасте возникновению суицидального поведения способствуют депрессивные состояния, которые проявляются иначе, чем у взрослых. Их сравнительная характеристика приведена в таблице 7.3.

 

        1. Признаки депрессии у детей и подростков (Моховиков, 2001а)

 

ДетиПодростки
Печальное настроениеПечальное настроение
Потеря свойственной детям энергииЧувство скуки
Внешние проявления печалиЧувство усталости
Нарушения снаНарушения сна
Соматические жалобыСоматические жалобы
Изменение аппетита или весаНеусидчивость, беспокойство
Ухудшение успеваемостиФиксация внимания на мелочах
Снижение интереса к обучениюЧрезмерная эмоциональность
Страх неудачиЗамкнутость
Чувство неполноценностиРассеянность внимания
Негативная самооценкаАгрессивное поведение
Чувство «заслуженной отвергнугости»Непослушание
Низкая фрустрационная толерантностьСклонность к бунту
Чрезмерная самокритичностьЗлоупотребление алкоголем или наркотиками
Сниженная социализация, замкнутостьПлохая успеваемость
Агрессивное поведение, отреагирование в действияхПрогулы в школе

Суицидальное поведение у пожилых. Самоубийства пожилых людей и стариков также имеют возрастные особенности. Пожилой возраст, как уже указывалось, является последним кризисом жизненного цикла, во время которого человек сталкивается со множеством потерь и с необходимостью постоянно приспосабливаться к ним при слабости адаптивных механизмов личности. Поэтому пожилые люди очень часто реагируют на утраты депрессивными состояниями.

Основными факторами риска самоубийств в пожилом возрасте являются: (а) возраст и пол; (б) социальная изоляция; (в) семейное положение, переживание горя в настоящем, поддержка значимых людей; (г) предшествующие попытки суицида; (д) состояние физического и психического здоровья; (е) наличие окружения с аналогичными факторами риска, например в домах для престарелых.

Депрессии у пожилых характеризуются: фатальностью, беспомощностью и безнадежностью. Сниженная самооценка способствует возникновению отвращения к себе, окружающим и жизни в целом. Беспомощность выражается в неспособности контролировать значимые события или как-либо шшять на них. С возрастом она усугубляется утратой работы, здоровья или семьи. Употребление алкоголя существенно усугубляет депрессию. Ее классические признаки – преобладание меланхолического настроения с колебаниями в течение дня – у пожилых встречаются реже. Депрессия часто скрывается за нарушениями сна, утратой жизненной энергии или отсутствием аппетита.

В этом состоянии суицид является отчаянной попыткой, реакцией на психическую боль, безнадежность и невыносимые условия существования. Это доказывает анализ посмертных записок пожилых, в которых как преобладающий мотив самоубийства подчеркиваются безнадежность и «психическое истощение». Те, кто кончают с собой в этом возрасте, устали от жизни и оставшиеся силы тратят на то, чтобы, пусть и в смерти, остаться хозяевами собственной жизни. По этой причине парасуициды у пожилых встречаются редко, а методы самоубийств отличаются «запасом надежности» и повышенной жестокостью.

Обобщая все сказанное выше, терапевтическими мишенями в работе с суицидальным клиентом являются:

• проблемная ситуация;

• негативный когнитивный стиль (выученная беспомощность, негативная триада);

• установки, разрешающие суицидальные попытки;

• саморазрушающее поведение (злоупотребление алкоголем, психоактивными веществами, самоизоляция, пассивность).

В зависимости от преобладания того или иного компонента психологического смысла суицида важное значение в психотерапии имеют (Конончук, 1989):

• изменение системы ценностей суицидента;

• усиление роли антисуицидальных факторов с акцентом на ценности жизни как таковой;

• самоактуализации Я;

• выработка адекватных способов снятия напряжения в психотравмирующей ситуации;

• уменьшение эмоциональной зависимости и ригидности;

• формирование системы компенсаторных механизмов, направленных, в частности, на появление внутренней возможности отступления в субъективно непреодолимой ситуации.

Во всех случаях необходимо усиливать рациональные стороны личности и подробно анализировать совместно с суи-цидентом глубинные механизмы его поступка. Немаловажная роль принадлежит также формированию адекватного отношения к смерти, изменению инфантильного подхода к данной проблеме.

Терапевтические модели и методы подбираются индивидуально. Доказана эффективность при работе с проблемами суицидальных клиентов таких направлений психотерапии, как когнитивно-поведенческая, гештальт-терапия, психодрама, нейро-лингвистическое программирование, семейная терапия и ряд других, подробное описание которых приведено в главе 3 настоящего справочника.

Терапевт должен понимать, что в ходе терапии возможны кратковременные обострения суицидальных желаний. Ему следует предупредить об этом клиента, особо оговорив, что внезапную вспышку суицидальных импульсов не нужно истолковывать как признак неуспешности терапии. Уже на ранних стадиях лечения необходимо представить клиенту различные стратегии, с помощью которых он мог бы противостоять внезапному возникновению или усилению суицидальных импульсов (Бек, 2003).

Особенно велика опасность обострения суицидальных желаний у клиентов, совершивших попытку самоубийства до начала терапии, в этом случае даже мелкие житейские неурядицы могут привести к обострению аутоагрессивных намерений. Некоторые клиенты впадают в уныние, когда отмечают за собой возобновление суицидальных мыслей, и делают вывод о неэффективности терапии. Терапевт должен объяснить, что в этом событии заключено больше позитивного, чем негативного, ибо клиент приобретает возможность «проработать» свои суицидальные желания в терапевтической ситуации

Психотерапевт должен быть доступен для клиента с высоким риском суицидального поведения в любое время. Если этот человек обратился в службу телефонной экстренной психологической помощи, ему предлагается звонить любому дежурному консультанту, так как все сотрудники должны быть проинформированы о сложившейся ситуации Частнопрактикующий консультант или психотерапевт обязан сообщить такому клиенту номер телефона, по которому он всегда сможет с ним связаться.

 

(автор не уточнен)

Отношения в быту. Анализ “Игры”.

Первые этапы развития отношений двух взрослых людей отражают в своем характере контакта ребенка и родителя, которые смотрят друг другу в глаза и этот симбиотический идеализированный взгляд совместного всемогущества и единения рождает желание и иллюзию слияния. Однако сепарационная тревога, в основе которой лежат интернализированные плохие объекта, которые создают ощущение опасности Эго для хорошего внешнего(и внутреннего интернализированного) объекта, заставляет разорвать эту симбиотическую связь. И наступает период быта двух индивидуальностей.

На мой взгляд наибольшая опасность в том, что симбиотическая идеализация быта приводит к обесцениваю людей которые его формируют. Быт отражает уже более зрелую позицию отношения ребенка и матери, когда ребенок играя, ожидает принятия своей игры и после, благодарность и дар – саму игру, своей матери. В взрослой жизни играя, воплощая в быту свою игровую деятельность (уборка, стирка, зарабатывание денег, хождение в магазин), взрослый человек является ко второму о одновременно и матерью, которая принимает игру второго, и ребенком, который ждет принятия. Принятия игры партнера создает условия для развития взаимной благодарности и близости. В то же время, отсутствие принятия вызывает зависть к игре партнера, обесценивание контакта и партнера, разрушение связи и не возможности продолжить отношения. Любое действие в совместном быту – игра, дар, принятие которого определит судьбу отношений и образ партнера. Справедливо отметить, что если в детстве мама не принимала игру ребенка, то он будет относится с подозрением и тревогой к любой своей действительности в быту, ожидая порицания, наказания, подмены.

роль наблюдателя.

В продолжение тема отношений в быту я хотел бы выделить(выразить свое мнение) особенности пассивного контакта наблюдателя-матери, чье нахождение рядом(будь то муж или жена) может служить важным как активирующим так и определяющим содержание любой деятельности-игры, при этом роль наблюдателя не пассивна для «ребенка», а активна как принимающая в любой отдельный момент времени. Понимания своей активной и важной роли в контакте при котором,часто субъективно ощущаемый себя покинутый/ой, наблюдатель способен принять игру «ребенка»,которая в быту выражена например чтение,вязанием и иными типами творчества. Важно нахождения рядом,в рамках так называемого переходного пространства(Винникот) в котором субъективно происходит контакт – квартира и тд.

Объект игры.

Сама же игра, как образ, к которому обращен интерес играющего и зависть наблюдающего игру «ребенка», символизирует для первого – совокупность всех внутренних объектных отношений, которые сформировались «там и тогда» и актуальны «здесь и сейчас» как воплощение всех актуальных фантазмов и тревог, с одной стороны, и ценность быть в принимающем взгляде Другого, с другой стороны. Для второго – наблюдателя эта необходимость признания уникальности и индивидуальности как игры, так и играющегож, что активирует сепарационные тревоги быть покинутым играющим. Мысли наблюдателя, который в этих переживаниях «игра для него важнее меня», «он меня не замечает», «он не уважает меня(мою игру)» «он меня бросил ради игры». Эти мысли обусловлены тревогой,а не объективной реальностью и преодоления этих тревог позволяет развиваться отношениям.

Статья. Теория мышления У.Р. Биона и новые техники детского анализа

Год издания и номер журнала:
2008, №1
Автор:
О’Шонесси Э.
Комментарий: Данная статья была впервые опубликована в 1981-м году в «Journal of Child Psychotherapy», 7, 2: 181–9 под названием «Мемориальный очерк о теории мышления У. Р. Биона». Данный перевод выполнен по изданию: Melanie Klein Today: Vol. 2, London: Routledge (1988).
Перевод: З. Баблоян
Редакция: И.Ю. Романов

К моменту смерти У. Р. Биона в 1979-м году его деятельность успела — еще при жизни этого человека — изменить психоанализ. Сделанные им клинические открытия привели его к выработке новых понятий и теорий, охватывающих широкий спектр фундаментальных психоаналитических проблем. В качестве темы своего мемориального очерка я выбрала бионовское исследование мышления — поскольку оно тесно связано с новыми способами работы с пациентами.

Бион создал теорию истоков мышления. Он постулировал существование ранней, первой формы мышления, отличающейся от более поздних его разновидностей, но служащей основанием для их развития. Эта первая форма мышления направлена на познание психических качеств, и является результатом ранних эмоциональных событий, происходящих между матерью и младенцем и определяющих, образуется ли у младенца способность мыслить. Теория Биона приводит к любопытным выводам о том, что знание психологического предшествует знанию физического мира; она представляет собой новое понимание мышления как одной из фундаментальных связей между людьми – связи, обладающей также фундаментальным значением для формирования и функционирования нормальной психики. На всем протяжении свое работы Бион увязывал исследование мышления с аналитической техникой, что позволило достичь клинического прогресса с пациентами разных возрастов.

Передать редкостную оригинальность мысли Биона нелегко. Он выражался строгими предложениями, полными точного смысла. Они вознаграждают читателя многократно, так же, как нечастые шутки Биона, не теряющие комического эффекта — его средство развлечь аудиторию. Я планирую сначала кратко изложить основные аспекты бионовского исследования мышления, а затем дать клинические иллюстрации использования его концепции в детском анализе.

Что подразумевал Бион под «мышлением»? Отнюдь не абстрактный психический процесс. Его интересовало мышление как человеческая связь (human link) — стремление понять себя или другого, постичь их реальность, проникнуть в их природу и т. п. Мышление – это эмоциональный опыт попытки познать себя или другого. Бион обозначил этот фундаментальный тип мышления — мышления в смысле попытки познать — символом «К»1). Если xKy, то «х находится в состоянии познания у, а у — в состоянии познавания со стороны х».

Исследование Бионом мышления началось с ряда блестящих клинических докладов, прочитанных и опубликованных в 1950-х годах (Bion 1954, 1955, 1956, 1957, 1958a, 1958b, 1959). В этих докладах зафиксировано его изучение расстройств мышления у пациентов-психотиков, которые раскрыли перед ним природу нормального и анормального мышления. В 1962-м году он сформулировал эти открытия теоретически в статье под названием «Теория мышления» и опубликовал книгу «Научение из опыта», в которой дал своим идеям дальнейшее развитие, истолковывая их с помощью символа «К». Он не уставал подчеркивать свой долг перед Фрейдом и Мелани Кляйн, особенно выделяя значение статьи Фрейда «Положение о двух принципах психической деятельности» (1911) и теории Мелани Кляйн о ранних объектных отношениях и тревогах, а также введенного ею понятия проективной идентификации. Бион развил эти идеи и скомпоновал их по-новому, создав тем самым основание для собственных открытий.

В «Положении о двух принципах психической деятельности» Фрейд описывает цель принципа удовольствия как избегание неприятных напряжений и стимулов и их разрядку (Freud, 1911). В «Заметках о некоторых шизоидных механизмах» (Klein, 1946) Мелани Кляйн описывает нечто подобное принципу удовольствия с другой точки зрения: ранний механизм защиты, который она называет проективной идентификацией. По ее мнению, младенец защищает свое Эго от невыносимой тревоги, отщепляя и проецируя нежелательные импульсы, чувства и т. д. в свой объект. Так выглядит разрядка неприятных напряжений и стимулов с точки зрения объектных отношений. Изучая природу проективной идентификации, Мелани Кляйн отметила, как отличается степень ее использования у разных пациентов: пациенты с бoльшими нарушениями прибегали, по ее выражению, к «чрезмерному» использованию этого механизма. Бион, опираясь на свою работу с пациентами-психотиками, обнаружил, что здесь действует не только количественный фактор. Он пришел к выводу, что пациенты-психотики используют иной, анормальный тип проективной идентификации. Бион сделал и другое открытие.

Проективная идентификация, кроме того, что она является механизмом защиты, — это самый первый способ коммуникации между матерью и младенцем, исток мышления. Новорожденный передает свои чувства, страхи и т. д. матери, проецируя их в нее, чтобы она приняла и узнала их. В ходе психоанализа проективная идентификация как способ коммуникации — это важная и весьма определенная ситуация на сеансе. Например, девятилетняя девочка, быстро и систематически переходя от одного вида деятельности к другому, иногда проецировала в меня чувство изоляции. Я остро ощущала изоляцию в себе, т. е. я контейнировала ее проекцию и оказывалась мгновенно с ней идентифицированной. Подумав о том, что я принимала в себя, я интерпретировала это так, что она хотела, чтобы я узнала ее чувство изоляции. Подобное событие на сеансе — это примитивная передача от пациента аналитику, осуществляющаяся посредством проективной идентификации, переносная версия раннего события между матерью и ребенком той разновидности, которая формирует «К-связь» между ними и открывает путь развитию мышления.

Это очень важное открытие. Согласно Биону, младенец разряжает неудовольствие, отщепляя и проецируя вызывающие тревогу восприятия, ощущения, чувства и т. д. — как в нашем примере с чувством изоляции — в мать, чтобы она контейнировала их в том, что он называет «мечтанием» (‘reverie’). В этом заключается ее способность с любовью думать о своем младенце — уделять ему внимание, пытаться понять, то есть «К-ить» (to K). Ее мышление преобразует чувства ребенка в познанный и выносимый опыт. Если младенец не слишком одержим преследованием (persecuted) и не слишком завистлив, он интроецирует способную мыслить мать и идентифицируется с ней, а также интроецирует свои собственные модифицированные чувства.

Каждый такой проективно-интроективный цикл между младенцем и матерью является частью очень значимого процесса, который постепенно преобразуют всю психическую ситуацию младенца в целом. Вместо Эго удовольствия, эвакуирующего неудовольствие, медленно формируется новая структура: Эго реальности, бессознательно интернализовавшее в качестве своего ядра объект, способный мыслить, то есть познавать психические качества в себе и других. В таком Эго существует различие между сознательным и бессознательным, а также потенциальная способность различать между ви?дением, воображением, фантазированием, сновидением, бодрствованием и сном. Это нормальная психика, формирование которой зависит как от матери, так и от младенца.

Неспособность развить Эго реальности может объясняться неспособностью матери К-ить сообщения младенца, переданные при помощи его первого метода коммуникации — проективной идентификации. Если ей это не удается, она оставляет неудовлетворенной фундаментальную потребность младенца в отличном от него самого объекте, который не эвакуирует то, что причиняет неудовольствие, но удерживает это и размышляет над ним. Такой же провал может происходить из-за ненависти младенца к реальности или чрезмерной зависти к способности своей матери выдерживать то, что сам он выдерживать не может. Это приводит ребенка к продолжающейся и усиливающейся эвакуации — как уже модифицированных, более выносимых элементов, возвращенных ему матерью, так и самой контейнирующей матери, а в крайних случаях — к агрессивному нападению на собственные психические способности. Именно такое нападение и вызывает психоз.

По мнению Биона, психоз наступает при разрушении частей психики, потенциально способных к познанию. Его классическая статья «Различие психотических и непсихотических личностей» (Bion, 1957) характеризует, соответственно, расхождение между психотическим и нормальным психическим функционированием. «Отличие психотической личности от непсихотической заключается в расщеплении на мельчайшие фрагменты всей той части личности, которая стремится к пониманию внутренней и внешней реальности, и выталкивании этих фрагментов так, чтобы они вошли в свои объекты или поглотили их». Это – катастрофа для психической жизни, которая в подобном случае не приходит к нормальному способу функционирования. Вместо мышления, основанного на принципе реальности и символической коммуникации внутри самости и с другими объектами, происходит аномальное расширение Эго удовольствия, сопровождающееся чрезмерным использованием расщепления и проективной идентификации как конкретного способа отношений этого Эго с ненавидимыми и ненавидящими объектами. Всемогущество замещает собой мышление, а всезнание — научение из опыта в катастрофически спутанном, неразвитом и хрупком Эго. Бион описал печальный результат нападения психотика на собственную психику. Психотик чувствует, что «не может восстановить свой объект или свое Эго. В результате этих атак расщепления все те черты личности, которые однажды в будущем должны обеспечить основание для интуитивного понимания себя и других, изначально оказываются под угрозой» (p. 46). И далее: «в фантазии пациента исторгнутые частицы Эго ведут независимое неконтролируемое существование, либо содержа внешний объект, либо содержась в нем; они продолжают исполнять свою функцию, как если бы испытание, которому их подвергли, вызвало только увеличение их числа и спровоцировало враждебность к извергшей их психике. Вследствие этого пациент чувствует себя окруженным причудливыми (bizarre) объектами» (p. 47).

Психотик находится в отчаянии, он заточен в своей причудливой вселенной. В анализе пациенты-психотики открывают заградительный огонь из ужаса перед контактом с самим собой или с аналитиком, который воспринимается как смертоносно карающий объект. Плохое понимание ими в норме различных состояний бодрствования, сновидения, галлюцинирования, восприятия, фантазии и реальности вызывает спутанный, спутывающий и иногда бредовый перенос. Непрерывно используя проективную идентификацию, которая может настигать аналитика далеко за пределами терапевтического часа, они пытаются добиться от него соучастия или действия, но не К. Гипотезы Биона расходятся с теориями, рассматривающими мышление как всего лишь проявление созревания или как автономную функцию Эго. Согласно Биону, Эго младенца с большими усилиями выводит К из эмоциональных переживаний со вскармливающим объектом, функционирующим в норме на основании принципа реальности.

Но даже будучи достигнутым, К находится под угрозой: оно может стать «минус К» посредством лишения его значимости. Минус К — это понимание, настолько оголенное (denuded), что остается одно лишь неправильное понимание. Среди главных причин минус К — чрезмерная зависть и неадекватное воспитание. Чрезмерная зависть изменяет способ проецирования. Бион пишет: «… младенец отщепляет и проецирует свои чувства страха в грудь вместе с завистью и ненавистью к невозмутимой груди»; и далее в главе о минус К в книге «Научение из опыта» Бион описывает нарастающее оголение (denudation) психики младенца, которая становится пронизанной безымянным ужасом. С материнской стороны, неспособность принять проекции вынуждает младенца нападать на мать и проецировать все больше, и он ощущает, что она обирает (denude) его. Тогда он интернализует «жадную вагиноподобную “грудь”, срывающую хорошесть со всего, что младенец получает, оставляя лишь вырожденные объекты. Этот внутренний объект лишает своего хозяина всякого понимания» (‘A theory of thinking’, p. 115). Продолжающееся взаимное обирание и непонимание между матерью и младенцем оставляет между ними только минус К, жестокую, пустую, вырожденную связь превосходства/низшести.

Итак, я вкратце изложила рассмотрение Бионом трех феноменов: К, эмоционального переживания попыток познать самость и других; нет К, психотического состояния отсутствия психики, способной познавать самость или других: в психотической части своей души пациент существует в нереальной вселенной причудливых объектов, о которых он не может думать; и минус К, жестокой и обирающей связи неправильного понимания себя и других. Теперь я хочу проиллюстрировать их применение в понимании и интерпретации клинического материала в детском анализе.

Бион помещает способность к познанию в самый центр психической жизни. В его исследованиях принцип удовольствия и принцип реальности рассматриваются на одном уровне с инстинктом жизни и инстинктом смерти в качестве фундаментальных регуляторов психической жизни. На языке символов Биона К столь же фундаментально, как L (любовь) или H (ненависть). Он связывает данную теоретическую перегруппировку с клинической практикой. Согласно Биону, существует ключ к каждому сеансу. Этот ключ — К, L или H. Когда аналитик решает, что К, L или H должны стать темой его основных открывающих интерпретаций, он выбирает ключ сессии, что далее может «действовать как стандарт, с которым он может соотносить все прочие утверждения, которые намеревается сделать» (Научение из опыта, p. 45). Если Бион прав, К, или любая его разновидность — минус К или нет К — может так же, как и всякая разновидность L или H, стать опорным пунктом сеанса. Последствия в отношении клинической практики здесь таковы: мы зачастую должны работать с нашими пациентами над К, и наше внимание должно столь же свободно распространяться на К-связь в пациенте и между нами и пациентами, как и на L или Н-связи.

Это можно сформулировать следующим образом (хотя бионовскому подходу к аналитической работе чуждо ригидное приложение идей) — задайте относительно клинического материала следующий вопрос: «Проявляется ли материал этого сеанса как выражение L, Н или К, как связанные с одной из этих связей тревога, защита и т. д.?» (Далее я буду опускать L и Н, поскольку они не являются темой данной статьи и в любом случае лучше нам знакомы.) Если в материале наиболее актуально К, следующий вопрос таков: «Какая разновидность К? Это попытка ребенка познать, или же ребенок, скажем, слишком тревожен, чтобы думать о своем внутреннем или внешнем объекте?» В этих ситуациях ключом будет К. Можно ли предположить, в другом случае, что ребенок неправильно понимает или обирает свой опыт? Тогда ключом будет уже не К, но минус К. Или же ребенок выражает в своем материале психотическое состояние, в котором он существует, будучи неспособным думать? Тогда ключом будет нет К.

Предположим, девятилетняя девочка начинает сеанс, рисуя домик. Домик самый обычный: традиционная крыша, два окна с занавесками, дверь по центру. Аккуратный рисунок передает порядок и пустоту. Сообщает ли рисунок что-либо в отношении К, и если да, то что именно? Не пытается ли девочка своим рисунком домика сказать терапевту, что знает, что ее интернализованная мать в упорядоченном состоянии, но пуста? Не выражает ли она также свое ощущение и свой страх того, что терапевт, назначающий ей регулярные встречи, когда каждый сеанс похож на предыдущий и т. д. — тоже обладает таким свойством? Если да, то ключом к сеансу будет К. Ребенок думает о своем внутреннем объекте и стремится на этом сеансе, в отличие от других сеансов, познать также текущий и непосредственный внешний объект, терапевта в материнском переносе (это та самая девочка, которая проецировала чувства изоляции, мы вкратце упоминали о ней выше; тогда она была слишком тревожна, чтобы думать о природе своего объекта и вместо этого становилась им сама).

Но сообщение может быть и иным. Такой рисунок может выражать ощущение ребенка, что обычные отношения — и как раз эта другая девочка посещает сеансы регулярно и ведет себя с терапевтом самым обыкновенным образом — для нее лишены значения. Если все именно так (что подтверждается общим контекстом других ее сообщений и контрпереносными чувствами терапевта), то она сообщает, что сеанс для нее не имеет значения, она ничего из него не узнает, хотя присутствует на нем и действует и говорит «правильно». Ключ к этому сеансу — минус К, и тогда открывающая интерпретация может гласить, что она чувствует пребывание с терапевтом, как нарисованный домик, пустым и ничего для нее не значащим. Далее сеанс может развиваться по одному из многих возможных сценариев. Девочка может почувствовать облегчение от того, что ее понимают, и, вполне вероятно, проявится тревога относительно повсеместности таких тщетных (futile) объектных отношений дома и в школе, или страх того, что она не может испытывать других чувств. На сеансе почти точно снова возникнет минус К, теперь по отношению к новым К-событиям этого часа (со многими детьми это происходит сразу же по отношению к первой интерпретации), и можно будет ухватить процесс обирания непосредственно в его развертывании.

Но существует и третья возможная категория коммуникации в К. Рисунок домика может быть правильным, но пустым потому, что это просто безопасный предмет, который занимает терапевта, пока ребенок на самом деле занят чем-то другим. Один такой мальчик делал для меня совершенно заурядные рисунки и фигурки, а сам в это время наблюдал за враждебным «глазом», который следил за ним из затвора на окне — ужасающим причудливым объектом, по Биону. У этого третьего ребенка не было психического оснащения, что позволяло бы ему мыслить мысли о доме или рисовать символический дом, как в случае первой девочки — рисование домика для него было чем-то совершенно другим. Он всегда забирал с собой свои рисунки и фигурки в конце сеанса. Однажды, в начале анализа, он попытался оставить рисунок у меня. Через час я обнаружила, что он стоит у дверей игровой комнаты, охваченный паникой, не в состоянии уйти без рисунка, который казался ему частью его самого, которую он вытолкнул через карандаш на бумагу. Оставить рисунок означало искалечить себя. Меня он переживал как ужасающий объект, который нужно ублажать рисунками, фигурками и т. п., и от которого следовало скрывать свой причудливый мир. Об этом мире он не мог думать — и потому, что тот переполнил бы его ужасом, и потому, что у мальчика не было такой психики, с помощью которой можно было бы мыслить мысль. На этом сеансе нет К. Ключом к нему, несмотря на видимое спокойствие и откровенное правильное поведение пациента — рисование обыкновенного домика, было его состояние пребывания без К, вследствие чего он отчаянно жаждал помощи или же спасения от ненависти объектов, которыми чувствовал себя окруженным — ненависти смотрящего глаза в окне и ненависти терапевта.

Согласно Биону, «улыбка психотика значит нечто иное, чем улыбка не-психотика», и то же самое можно сказать о детской игре. В наших примерах (пусть немного стилизованных в целях наглядности), относящихся к трем анализам — и каждая из этих трех разновидностей анализа знакома детским психотерапевтам — рисунок домика значит нечто иное для каждого ребенка. Для первого это — это символическая коммуникация, выражающая К. Для второго — символический эквивалент (если воспользоваться определением Сигал (Segal, 1957)) пустотности и лишенности значения, т. е. минус К, и каждый следующий рисунок или игра другого типа для этой девочки значили столь же много или столь же мало, поскольку на этой стадии анализа одно переживание не отличалось от другого. Для третьего ребенка рисунок был конкретным выталкиванием части себя в форме домика, чтобы ублажить терапевта — без К в страхе перед Н.

Клинические прозрения Биона открыли совершенно новые способы работы с пациентами в каждой из трех областей: К, минус К и психотического состояния нет К. Рассмотрим, например, связь между К и расщеплением и интеграцией Эго. Когда К о матери вызывало слишком сильную тревогу у первой девочки, она отщепляла воспоминание и суждение о том, что ее мать упорядочена, но пуста. Она защищала себя от познания путем расщепления, а также — становясь объектом, быстро и систематически переходящим от одного типа деятельности к другому. Когда она стала меньше бояться К, то смогла рисовать, и нарисовала правильно упорядоченный, пустой дом, интегрируя свое знание об интернализованной матери и стремясь познать также своего терапевта/мать. Позднее на этом сеансе она сообщила интенсивное чувство изоляции — чувство, которое раньше проецировалось в аналитика в качестве обособленного события. Это был следующий шаг интеграции, несущий ей болезное эмоциональное понимание того, что чувство полной изоляции вызывала у нее правильно упорядоченная, но пустая мать. Я думаю, что важно анализировать как облегчение, которое дает интеграция, так и боль, которую приносит К.

В отношении минус К подход Биона позволяет нам понять, как области бреда сохраняются у детей, которые тем не менее «знают» реальность: дело здесь в том, что это знание — не К, но минус К. Вторая девочка знает (в смысле минус К), что она ходит к аналитику и что она нарисовала дом, так же, как она «знает», что у нее есть отец и мать. Но это для нее ничего не значит. Она страдает от бессмысленности и тщетности. Отщеплено, как нам помогает обнаружить исследование Биона, тревожащее всемогущество и превосходство над объектами, о которых она не знает, что это родители. В ее мире нет взрослых; только объекты, притязающие на старшинство, но понимающие так же неправильно, как и она сама. Между девочкой и ее объектом, как говорит Бион, «продолжается процесс обирания, пока не остается разве что пустое превосходство/низшесть, которое в свою очередь вырождается в ничтожество» (Научение из опыта, p. 97).

Наверное, самым оригинальным вкладом Биона в психоанализ стало исследование им ранее малоизученных процессов в психике психотика: конкретных переживаний вторжений и манипуляций в его голове, исторжений из всех органов, странных траекторий его проекций и причудливых объектов, которыми наполнены его внутренний и внешний миры. Понимание Бионом того, что значит существовать без К, чрезвычайно помогло аналитикам в их попытках достичь пациентов, подобных упомянутому выше мальчику, которые существуют — не будет преувеличением сказать — в комнате ужаса как внутри, так и снаружи. Работы Биона глубоко и точно характеризуют природу и сложность аналитической задачи для пациента-психотика и его аналитика.

Бион не только развил клиническое понимание К, минус К и нет К, но и показал взаимосвязи между ними. Понимание этих взаимосвязей способно помочь аналитику при двух ситуациях психического движения, возникающих в игровой комнате: движения от эмоционального понимания к утрате этого переживания, т. е. движения от К к минус К, и движения от вменяемости к психотичности или наоборот, т. е. колебания между К и нет К.

Возьмем первое движение, от эмоционального понимания к утрате этого переживания. Сдвиг от К к минус К в разных курсах анализа бывает и очень серьезной, и незначительной проблемой. Иногда вся проделанная работа обирается, и минус К, словно рак, распространяется на каждую связь между пациентом и аналитиком. Иногда же оголение К до степени минус К происходит только в отдельных областях. Исследования Биона показывают, что необходимо отслеживать судьбу значимых интерпретаций и наблюдать, сохраняют ли они свою жизненность и связь с аналитиком. Если сохранят, то они будут бессознательно развиты; но если они эту связь потеряют, то утратят свой смысл и умрут. Необходимо отслеживать особые процессы, обращающие достижение К, выясняя, исходят ли они, по мнению ребенка, от его объекта или от него самого, чем бы они ни были вызваны — тревогой, перверсивностью, болью или завистью.

Приведу небольшой пример, иллюстрирующий, что я имею в виду. В определенный период анализа сообразительной шестнадцатилетней девушки установленный с ней истинный контакт привел к очевидным облегчению и благодарности. Это был первоначальный отклик. Но через несколько сеансов последовало продолжение. Те самые интерпретации, которые вызвали у нее облегчение и благодарность к аналитику, теперь воспроизводились как ее собственная блестящая догадка без всякого знания о том, что она получила их от терапевта. Так в переносе проявился перверсивный процесс фаллического эксгибиционизма, меняющий К на минус К. Она осознала, что не удерживает, а утрачивает обретенное в анализе, когда на следующий день после необыкновенно волнующего сеанса пришла с большим опозданием. Она чувствовала себя, по ее словам, вялой и унылой. Почти в самом конце сеанса она вспомнила сон предыдущей ночи. Ей снилось, что она находится в доме матери, и мать умерла. Она думает о том, как бы избавиться от старой мебели. Пациентке моя помощь не понадобилась. Она сказала: «Вот оно что. Вчерашний сеанс — это старая мебель». Волнующие переживания предыдущего дня стали бесполезным минус К. Такие утраты в ходе лечения предвещают нестойкость терапевтических достижений по завершению анализа. В клинической практике, надеясь хоть в какой-то степени предупредить окончательную их потерю, важно, чтобы пациент и аналитик выяснили, почему умирает мать/аналитик и пациент остается с интерпретациями, которые оказываются всего лишь ненужной мебелью в его душе; в данном конкретном случае патологический процесс заключался в извращении знания эксгибиционизмом пациентки.

Теперь обсудим второе движение — колебание между вменяемым и психотическим состояниями. Некоторым детям оно знакомо и пугает их: они знают, что «меняются». Например, тринадцатилетний мальчик под угрозой исключения из школы начал вести себя дерзко и агрессивно по отношению к терапевту, практически до степени неуправляемости. Терапевт был испуган и чувствовал себя бессильным. Каждое пресеченное нападение сразу же возобновлялось без всякого признака страха — что в точности повторяло его обостряющуюся ситуацию в школе. Он кричал терапевту: «Я вас уничтожу». Это было не психотическое состояние; ребенок использовал примитивные защиты проективной идентификации и расщепления против сильных тревог. Он находился в состоянии проективной идентификации с пугающими взрослыми фигурами, например, с директором школы, угрожающим ему исключением и тем самым «уничтожением». В терапевта он спроецировал себя — ребенка, отданного на милость карающих старших. Необходимо было сфокусировать интерпретации на его ужасе перед враждебными старшими, вынуждающими его отщеплять [нечто] от себя и проецировать себя в них, со все возрастающими страхом и яростью. Ключом к сеансу было Н — прежде всего, ужас пациента перед Н объекта, его собственное Н, а также то, как Н устраняло все L между ним и его объектом.

Однако иногда он грубо ломал одну границу в выражении своего Н за другой, и его торжество и вместе с тем сексуальное возбуждение нарастали. Тогда он чувствовал, что изменился. Сильное непреодолимое возбуждение разрушало его способность мыслить, и у него не оставалось никакого К относительно того, кто он и где он на самом деле. Его пенис отвердевал — и он расстегивал брюки, чтобы продемонстрировать это терапевту. Он обрывал связь с реальностью, не мог мыслить и погружался в бред всемогущества. Тогда нет К становилось ключом к сеансу вместо Н, как было ранее. Теперь понимать и интерпретировать надлежало следующее: из-за сильного сексуального возбуждения он чувствует, что изменился; он не знает, что делает; он испытывает удовольствие и возбуждение измененного состояния, в котором не знает никакого страха, в том числе страха, что сходит с ума; всё его К его покинуло и существует теперь только в терапевте как предмет насмешек. Хотя в его возбужденные психотические состояния зачастую невозможно было проникнуть, иногда подобные интерпретации его достигали и позволяли ему вернуться к вменяемости; тогда он узнавал невыносимые отчаяние и страх, которые почти сокрушали его, и пытался с возвратившейся агрессией вызвать у себя сексуальное возбуждение, чтобы снова атаковать свою вменяемость и мышление.

Бион отстаивал два центральных утверждения. Чтобы развить нормальную психику, оснащенную чувством реальности, младенец должен учиться из опыта, т. е. он должен использовать свои эмоциональные переживания с объектом, пытаясь их познать. Это значит — замечать их, оценивать, понимать их природу, помнить их — иными словами, мыслить. Но также младенец нуждается в любви и познании со стороны воспитывающего объекта. О знании младенца о реальности его эмоциональной жизни Бион пишет следующее: «чувство реальности так же важно для индивидуума, как и еда, питье, воздух и выведение отходов [жизнедеятельности]. Неспособность правильно есть, пить или дышать приводит к катастрофическим для жизни последствиям. Неспособность использовать эмоциональный опыт порождает подобную же катастрофу в развитии личности; к числу таких катастроф я отношу психотические разрушения различных степеней, которые можно назвать смертью личности» (Научение из опыта, p. 42). О мечтании матери, в котором она познает реальность чувств младенца, Бион пишет: «Мечтание — это состояние души, открытой к принятию всякого “объекта” от любимого объекта и таким образом способной принять проективные идентификации младенца, независимо от того, ощущаются они хорошими или плохими» (p. 36).

Зачастую наши пациенты испытывают тревогу относительно своей способности учиться из опыта анализа. Это переносное проявление их тревоги относительно не-научения из опыта с их ранними объектами. Они настроены пессимистически, и беспокоятся о том, что их аналитик оптимистичен, не понимая. Сознательно или бессознательно они знают, что не думают о своих взаимоотношениях и не фиксируют их правдиво и по-настоящему. Поскольку боятся они самих себя, они боятся, что К может оказаться перверсивно искаженным, или обобранным до минус К, или даже полностью утраченным в результате нападения на их восприятия и воспоминания: в связи с этим больше всего они боятся собственной зависти. Зависть также приводит их к сокрытию информацию. Пациенты знают, что знание так же жизненно важно для аналитика, как и для них самих. Они знают, что, скрывая информацию о том, что происходит на сеансе или в их текущей жизни, могут добиться бесполезности аналитика. И точно так же, как отказ в К часто вызывается сильной завистливой ненавистью, дарование К зачастую выражает любовь и благодарность.

Таким же образом пациенты тревожатся относительно способности аналитика понимать их. В глубине это тревога в отношении способности аналитика к «мечтанию» в бионовском смысле. Пациент хочет понимания, основанного на реальных событиях эмоционального контейнирования, он хочет, чтобы аналитик был открыт к его первому способу мышления — а именно, к коммуникации посредством проективной идентификации. Способен ли аналитик принимать примитивные проецируемые состояния и познавать, что это такое? Дети исследуют способность аналитика к мечтанию и поставляют материал в целях проверки, может ли он мыслить, замечать, помнить, различать правду и ложь, и понимать эмоционально — а не вербально, механически, по книгам. Особенно глубоко не уверены в терапевте дети, чьи внутренние объекты не способны К-ить. Способен ли он познавать меня? И как он это делает? Исполненное тревоги исследование души аналитика, а не своей собственной, может оставаться средоточием анализа долгое время. Пациент знает — если аналитик не способен К-ить, положение для него, т. е. пациента полностью безнадежно.

У каждого пациента есть предел, за который он не распространяет свое К. Изучение анализа на предмет того, какое К присутствует, а какое отсутствует, поставляет обширные показания относительно уровня развития пациента. Целые области знания могут отсутствовать в анализе, поскольку ребенок эмоционально их не К-ит. Иногда центральным пунктом анализа становится несогласие пациента, который убежден, что лучше обходится без увеличения К, даже ценой разрушения или «смерти личности», чем следовать за аналитиком, который, как считает пациент, ратует за прибавление К. Пациент боится, что больше К принесет не пользу, но невыносимый конфликт или неконтролируемую эмоцию, психотические состояния преследования, мании, депрессии или даже полной дезинтеграции. В таком анализе страх пациента перед аналитиком и аналитической работой и противодействие им — это противодействие К.

Этот источник сопротивления и враждебности можно и не уловить, как я не уловила его у тринадцатилетней девочки. Девочка была угрюмой и мрачной, старшей из четырех детей в семье. Родители не обделяли детей заботой, но испытывали собственные значительные психологические затруднения. Отец пережил с момента рождения дочери два психотических эпизода, а мать драматизировала повседневные события и отношения одновременно глупо, пугающе и раздражающе. Пациентку привели на анализ вследствие ее угрюмости и замкнутости дома, плохой успеваемости в школе и плохого настроения. Несмотря на ее подозрительность и тревогу, в первой фазе анализа она общалась со мной отчетливо и не скудно, предоставляя мне возможность ее понять. Это было видно по ее отклику на сеансах и некоторому улучшению ее жизни.

Однако в срединной стадии анализа устанавливать с ней контакт стало все труднее и труднее. Ее угрюмая враждебность, было утихшая, вернулась с новой силой. Сеанс за сеансом она уныло и мрачно выстраивала из фигурок людей и животных деревенские сцены, которые молча отгораживала. Иногда она залепляла себе рот липкой лентой. Над сеансами сгустился мрак, и мне приходилось бороться со сном. Она не откликалась на предлагаемые интерпретации, ее игра не менялась, и я не могла с уверенностью определить свое место в переносе. Материал претерпевал лишь минимальные вариации, и меня охватило сильное беспокойство: не повторяется ли он оттого, что не понят. Грубо говоря, я сочла, что ключом к ее материалу является ненависть (Н). Я поняла ее замкнутость и молчание как враждебность, проявление Н к преследующему объекту, ко мне, от которой она себя отгораживала, и на оральном уровне — заклеивала себе рот, чтобы ничто от меня в нее не попало. Внес ясность подход Биона: ключом было не Н, но К.

Я рассмотрела материал под другим углом. Угрюмое сопротивление девочки, которое я принимала за враждебность, теперь я стала понимать как притупление и умерщвление ее души. Мрак, сгустившийся над сеансами, был умерщвлением понимания в нас обеих. Я попыталась показать ей, что она чувствует необходимость быть незнающей, чтобы мы обе не мыслили: она не должна знать меня, а я — ее. Через несколько сеансов пациентка прекратила играть в деревню и выдала новый материал. Заклеив рот липкой лентой, она нарисовала две бугристые деформированные фигуры и подписала их «старые пенсионеры». Затем подняла руку и на секунду отклеила липкую ленту от своего рта. И прежде, чем она снова его заклеила, я уловила проблеск зловещей искаженной улыбки. Эта улыбка была ее искаженным возбуждением в отношении своих родителей, родителей — старых пенсионеров, бугристых и психологически деформированных. Я думаю, она страшилась искаженного, неистового, маниакального состояния, которое охватило бы ее, если бы она позволила себе знать о дефектах ее объекта. Я думаю, что она также хотела уберечь свои объекты от боли знания о том, что она их знает. Притупление ею своих способностей и умерщвление всякой связи между нами служило тому, чтобы она не знала или чтобы было неизвестно, что она знает — теперь я пыталась ей это показать в анализе, который снова пришел в движение.

Со времен основания психоанализа Фрейд полагал, что К, знание, находится в центре терапевтического процесса. Например, он писал: «мы сформулировали свои врачебные задачи так: довести до сведения пациента существующие у него бессознательные, вытесненные импульсы, и с этой целью раскрыть сопротивления, что препятствуют такому расширению его знания о себе» (1917, p. 159, курсив мой). Исследования Биона возвращают нас к Фрейду, углубив наше понимание того, чем является это знание — как для пациента, так и для аналитика. Инсайт, обретаемый пациентом в анализе, основан на примитивных интроекциях — эмоциональных переживаниях психической реальности, связанных с аналитиком. Равно и понимание аналитика основывается на эмоциональных переживаниях познания своего пациента первоначальным и глубочайшим образом, т. е. посредством принятия, контейнирования и думания о проективной идентификации пациента. Бионовское понятие мышления, его изучение условий достижения К, отступления последнего в минус К и беспорядочного «мышления» психотика, у которого нет К, я уверена, еще долгие годы продолжат служить благодатным источником и мощным катализатором развития работы с пациентами.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1) От английского «to know» (знать, узнавать, познавать) и «knowledge» (знание). – Прим. ред.

Литература:
  1. Bion, W.R. (1954) ‘Notes on the theory of schizophrenia’, IJPA, 35: 113-18; also in Second Thoughts, London: Heinemann (1967), 23-5; reprinted in paperback, Maresfield Reprints, London: H. Karnac Books (1984).
  2. Bion, W.R. (1955) ‘Language and the schizophrenic’ in New Directions in Psycho-Analysis; reprinted in paperback, London: Tavistock Publications (1971) and by Maresfield reprints, London: H. Karnac (1985).
  3. Bion, W.R. (1956) ‘Developments of schizophrenic thought’, IJPA, 37: 344-6; also in Second Thoughts, 36-42.
  4. Bion, W.R. (1957) ‘Differentiations of the psychotic from the non-psychotic personalities’, IJPA, 38: 266-75; also in Second Thoughts, 43-64 and in Melanie Klein Today: Vol. 1, London: Routledge (1988).
  5. Bion, W.R. (1958a) ‘On hallucinations’, IJPA, 39: 341-9; also in Second Thoughts, 65-85.
  6. Bion, W.R. (1958b) ‘On arrogance’, IJPA, 39: 144-6; also in Second Thoughts, 86-92.
  7. Bion, W.R. (1959) ‘Attacks on linking’, IJPA, 40: 308-15; also in Second Thoughts, 93-109 and in Melanie Klein Today: Vol. 1, London: Routledge (1988).
  8. Bion, W.R. (1962a) ‘A theory of thinking’, IJPA, 43: 306-10; also in Second Thoughts, 110-19; and in Melanie Klein Today: Vol. 1, London: Routledge (1988).
  9. Bion, W.R. (1962b) Learning from Experience, London: Heinemann; reprinted in paperback, Maresfield Reprints, London: H. Karnac Books (1984).
  10. Freud, S. (1911) ‘Formulations on the two principles of mental functioning’, SE 12.
  11. Freud, S. (1917) ‘Lines of advance in psycho-analytic therapy’, SE 17.
  12. Klein, M. (1946) ‘Notes on some schizoid mechanisms’, in Development in Psycho-Analysis, London: Hogarth Press (1952); also in The Writings of Melanie Klein, vol. 3, London: Hogarth Press (1975), 1-24.
  13. Segal, H. (1957) ‘Notes on symbol formation’, IJPA, 38: 391-7; also in The Work of Hanna Segal, New York: Jason Aronson (1981), 49-65, and in Melanie Klein Today: Vol. 1, London: Routledge (1988).

Книга. Беттельхейм Б “Пустая крепость. Детский аутизм и рождение Я”

Книга известного немецко-американского психоаналитика Бруно Беттельхейма посвящена проблеме детского аутизма, многолетней психотерапевтической практике излечения этого тяжелого психического расстройства. Автор подробно излагает существующие теоретические и практические подходы к пониманию истоков болезни и ее лечению, излагает собственные взгляды на аутизм. Книга получила широкое признание среди специалистов и стала классической монографией по проблеме аутизма.

 

 

СКАЧАТЬ КНИГУ

 

 

Книга. Боулби Джон — «Создание и разрушение эмоциональных связей»

Основной предмет размышлений Боулби — почему разлука с матерью в младенчестве и раннем детском возрасте переживается ребенком как острое горе и почему последствия разлуки сказываются на психическом и телесном благополучии в течение всей последующей жизни? Автор последовательно убеждает читателя в том, что понятия и подходы, разработанные в области исследования поведения животных, многое проясняют и могут стать основой для практических действий детских и клинических психологов.

 

 

СКАЧАТЬ КНИГУ.

Подпишитесь на ежедневные обновления новостей - новые книги и видео, статьи, семинары, лекции, анонсы по теме психоанализа, психиатрии и психотерапии. Для подписки 1 на странице справа ввести в поле «подписаться на блог» ваш адрес почты 2 подтвердить подписку в полученном на почту письме


.