я концепция

“Клинический психоанализ. Интерсубъективный подход”

Психоанализ существует уже более ста лет. За это время он претерпел огромную эволюцию как в теории, так и в практике. Еще при жизни 3. Фрейда от психоанализа стали отделяться другие направления глубинной психологии, такие, как аналитическая психология К. Юнга, индивидуальная психология А. Адлера, и др. Классическая теория, выдвинутая 3. Фрейдом, была многократно переосмыслена. Внутри психоанализа стали возникать новые направления: Эго-психология, традиция объектных отношений, школа М. Кляйн, структурный психоанализ Ж. Лакана, Я-психология X. Кохута. Очень многое изменилось во взглядах на процесс развития. С одной стороны, большее внимание стало уделяться ранним этапам развития: акцент сместился с эдипова на доэдипов период. С другой стороны, в отличие от классической теории, которая уделяла большое внимание влечениям, современные психоаналитические теории стали учитывать и другие факторы: развитие объектных отношений, развитие Я и др. Кроме того, модель внутрипсихического конфликта была дополнена и обогащена моделью дефицита. Теперь считается общепринятым, что неудачное, травматическое прохождение ранних этапов развития, нарушение объектных отношений в диаде “мать — дитя” приводит к формированию дефицита в душевной жизни.

Изменение взглядов на процесс развития психики повлекло за собой пересмотр психоаналитической техники. Так, например, благодаря работам Эго-психологов, разрабатывавших теорию защитных механизмов, был сформулирован важный технический принцип анализа от поверхности в глубину. Смещение интерпретативной активности с полюса влечений к защитному полюсу внутрипсихического конфликта позволило сделать психоаналитическую технику работы с сопротивлением более гибкой и менее болезненной для пациентов. В результате развития теории объектных отношений и пересмотра теории нарциссизма Я-психологией возникли большие изменения в понимании переноса и контрпереноса, что позволило значительно расширить круг пациентов, которым теперь может помочь психоаналитическое лечение.

Психоанализ давно уже стал неотъемлемой частью современной культуры. Он является не только методом психотерапии, но и довольно богатой теоретической и литературной традицией, с которой русскоязычный читатель, интересующийся проблемами глубинной психологии и психотерапии, пока еще мало знаком В течение нескольких десятков лет мы были оторваны от мировой психоаналитической мысли, несмотря на то, что в начале века психоанализ в нашей стране имел большие перспективы (об этом свидетельствовал тот факт, что почти треть членов Международной Психоаналитической Ассоциации разговаривала на русском языке) У русского психоанализа был достаточно большой потенциал как в клинической, так и в теоретической области В России в то время существовала развитая психиатрия, которая могла стать базой для клинического психоанализа Если говорить о теории, то вклад русских психоаналитиков можно проиллюстрировать тем, что во многом благодаря работе С Шпильрейн “Деструкция как причина становления” 3 Фрейдом был предложен новый взгляд на теорию влечений.

Но, получив стремительное развитие в 10-20-е годы XX в, психоанализ в нашей стране затем был уничтожен. Только в последние десять лет он вышел из подполья и начался медленный процесс восстановления. В начале 90-х годов огромными тиражами были вновь переизданы основные работы 3 Фрейда Позднее отечественный читатель смог познакомиться и с другими, более современными психоаналитическими текстами Но в нашей стране все еще мало знают о том, что произошло с психоанализом за последнее столетие Книги, которые переводятся и издаются на русском языке,— всего лишь осколки зеркала, в котором отражается история психоаналитической мысли К сожалению, пока, все еще ждут своего издания работы многих выдающихся теоретиков и практиков психоанализа, таких, как Рфейерберн, М Балинт, В Бион, М Маллер, Х Кохут, и многих других.

Интерсубъективный подход возник во многом благодаря переосмыслению основных положений Я-психологии Х Кохута. Его создатели утверждают, что они “продолжают развертывать проект Кохута по преобразованию психоанализа в чистую психологию”. Вслед за Кохутом они пытаются найти новый язык психоанализа. В книге “Клинический психоанализ. Интерсубъективный подход” нередко критическому переосмыслению подвергаются основные психоаналитические концепции Так, авторы считают необходимым отказаться мыслить метапсихологически, т е перестать использовать механистические, количественные и пространственные метафоры, которыми переполнена классическая теория Благодаря метапси хологическим метафорам в психоанализе довольно долго существовал миф об изолированной психике. Этот миф основывался на другом, более укоре ненном в самих основах мышления западной цивилизации мифе об объективной реальности. В этом тексте вы не встретите таких традиционных понятий, как либидо, психосексуальность, влечение, психический annapal и т.д. Развитие ребенка рассматривается не как трансформация полиморф-нопервертного существа в существо невротическое, а как развитие существа, претерпевающего трансформацию своей субъективной данности посредством вовлечения и установления аффективных связей с другими субъективными мирами. Исходя из этого, мы не можем осмыслять психики изолированно, т е как объект. Если мы говорим о пациенте, то должны помнить о присутствии и влиянии аналитика. Суть интерсубъективного подхода к психоаналитическому лечению можно выразить, перефразируя известный афоризм Д Винникотта “Не существует такой вещи, как младенец”, утверждением “Не существует такой вещи, как пациент”.

Для описания аналитической ситуации как встречи двух по-разному организованных взаимодействующих субъективных миров, авторы вводят ряд новых для психоаналитической теории понятий. Интересно, что в психоанализе достаточно редко использовались понятия “субъект” и “интерсубъективность”. Возможно, Фрейд, а вслед за ним и другие теоретики не использовали их потому, что они несут в себе большую смысловую нагрузку. Для Фрейда всегда было важно дистанцироваться как от философии, так и от психологии сознания того времени. Это было необходимо молодой науке для формирования собственной идентичности.

Как известно, еще будучи студентом, 3 Фрейд посещал лекции Ф Брентано, и это, безусловно, пусть косвенно, повлияло на его мышление Интересно, что понятие интерсубъективности получило специальную разработку в феноменологии Э Гуссерля, выдающегося ученика Брентано. Интерсубъективность понималась Гуссерлем как структура субъекта посредством которой Я соприкасается с опытом Другого. В интерсубъективном подходе имплицитно представлены феноменологические идеи и, похоже, его создателям удалось сделать “прививку феноменологии” к психоанализу.

Ж Лакан был одним из немногих крупных теоретиков психоанализа, который активно и последовательно использовал понятие “субъект”, и объектное отношение им понималось как отношение интерсубъективное Лакан делал акцент на том, что в психоанализе главной задачей является конкретизация субъективной истины, требующая специальной работы. Он писал “Мы не можем просто привыкнуть к истине. Привыкают к реальности А истину — ее вытесняют”. Создатели интерсубъективного подхода, не страдая философофобической симптоматикой, также вводят в рамки психоаналитической теории вопрос об Истине и Реальности.

В психотерапевтической практике, особенно при работе с пограничными и психотическими пациентами, испытывающими настоятельную нужду в подтверждении их субъективной реальности, всегда существует потенциальная опасность того, что психоаналитическая ситуация может превратиться в арену борьбы за выяснение вопроса о том, чья реальность более объективна. Это часто оборачивается выяснением вопроса о господстве и подчинении.

Психоаналитик, придерживающийся интерсубъективной точки зрения, по сути, должен произвести феноменологическую редукцию, т е отказаться от иллюзии, что он знает, что такое объективная реальность, а пациент витает в иллюзиях и искажениях. Надо сказать, что этот отказ от объективной, по сути, рационалистической позиции, труден. Психоаналитик может почувствовать себя не столь защищенным и нейтральным, как это представлялось в классической модели психотерапевтического процесса. Задача аналитика здесь заключается в тщательном прояснении того, что происходит между ним и пациентом, того, как субъективная истина развертывается и конкретизируется в интерсубъективном поле. Авторы многократно подчеркивают, что аналитическое пространство является интерсубъективным: в нем происходит встреча двух субъективных разностей, которые находятся во взаимоотражающей связи. Следовательно, фокусом наблюдения здесь становятся бессознательные способы структурирования пациентом своего опыта во взаимодействии с аналитиком.

Как мы уже упоминали, теория интерсубъективности является расширенной и переосмысленной версией Я-психологии. На протяжении всей книги авторы многократно обращаются к основным положениям теории Х. Кохута, в которой они выделяют три главных компонента: 1) эмпатически-интроспективный метод; 2) главенство Я; 3) понятие Я-объекта и Я-объектного переноса.

Основной исследовательской стратегией в этом подходе является эмпатически-интроспективный метод, который был предложен Х. Кохутом. В процессе клинической работы Кохут обнаружил, что интерпретативная техника, достаточно хорошо действующая при лечении невротических пациентов, оказывается малоэффективной при работе с более тяжелыми расстройствами. Для лечения нарциссических, пограничных и психотических случаев, которые понимались им как расстройства Я, более продуктивным оказалось использование эмпатии, так как именно хроническое отсутствие эмпатической связи являлось, на его взгляд, главной причиной подобных нарушений. Последовательное применение эмпатически-интроспективного метода позволяет пациенту и аналитику установить Я-объектную связь и запустить в действие процесс развития и исцеления.

Именно Кохут, пересмотрев фрейдовскую теорию, стал рассматривать нарциссизм не только как нечто патологическое, но и как самостоятельную линию в нормальном развитии. Авторы расширяют кохуто векую двухмерную модель Я, имеющую полюс амбиций (грандиозно-эксгибиционистское Я) и полюс идеалов (архаический идеализированный Я-объект) до модели многомерного Я.

Развитие целостного непрерывного чувства себя возможно в том случае, когда родители удовлетворяют потребность ребенка в Я-объектных связях. Я-объектная связь образуется тогда, когда родители отражают переживания ребенка и чутко откликаются на его развивающиеся потребности. X. Кохут выделял сначала два вида базовых нарциссических потребностей: потребность в идеализации и потребность в отражении, позднее он выделил также альтер-эго потребность. Интерсубъективная точка зрения расширяет концепцию Я-объектных связей и потребностей в Я-объектах, понимаемых здесь как класс функций поддержки, восстановления и трансформации опыта Я. Я-объект — это не сам реальный родитель, а специфическая откликаемость родителя на всю совокупность переживаний ребенка Я-объектные потребности не изживают себя в процессе развития Я и играют важную роль в зрелом функционировании.

С точки зрения Кохута, если родитель удовлетворяет базовые потребности в идеализации и отражении, в определенный момент ребенок может пережить опыт оптимальной фрустрации и интернализовать Я-объектные функции. Надо сказать, эта мысль о необходимости фрустрации и невозможности удовлетворения всех желаний ребенка присутствует у большинства теоретиков психоанализа. Следовательно, исходя из такого взгляда на развитие, напрашивается вывод о необходимости опыта страдания и боли для оптимального развития. Безусловно, разочарование, страдание, боль — неизбежные спутники человеческого существования. Однако с точки зрения авторов, сами по себе болезненные переживания не являются толчком для развития Именно эмпатический отклик другого на то или иное болезненное переживание вселяет человеческому существу надежду на восстановление и трансформацию своего опыта. Если же ребенок лишен опыта аффективной настройки со стороны заботящегося лица, то неотраженные чувства переживаются им как ненормальные. В результате такого разрыва Я-объектной связи происходит отчуждение от собственных чувств и возникает ощущение потери субъективной реальности. В наиболее тяжелых, трагических случаях провал в процессе развития приводит к полному отвержению реальности и разрушению Я.

Х Кохут полагал, что расстройства Я возникают в результате отщепления грандиозного Я и идеализированного Я-обьекта от сознательного опыта Я. Неинтегрированный детский опыт всемогущества заставляет человека чувствовать себя беспомощным и уязвимым. В случае повреждения полюса грандиозно-эксгибиционисткого Я человек будет постоянно искать в отношениях с другими людьми зеркального подтверждения своей силы, могущества, ума, красоты и т.д. Однако этот отчаянный поиск, обусловленный провалом в развитии, обречен на повторные неудачи. Мир взрослых человеческих отношений отличается от воображаемого и желаемого зазеркального мира Нарцисса, пленником которого он является. Неудача в поиске отзеркаливающего Я-объекта переживается как нарциссическая травма, приводящая человека в ярость. Если мы имеем дело с поврежденным полюсом идеализированного Я-объекта, человек будет обречен на бесконечный поиск источника силы, любви и принятия. Потребность в обретении идеала и ощущение невозможности обрести этот идеал будут вызывать депрессию и чувство пустоты, защита от которых требует неимоверных усилий, истощающих Я. Психоаналитическое лечение может помочь таким пациентам в том случае, если пациент сможет сформировать зеркальный или идеализированный Я-объектный перенос.

Формирование Я-объектного переноса является, с точки зрения Х. Кохута, главным исцеляющим фактором в психоаналитическом лечении тяжелых пограничных и нарциссических расстройств. Столороу и его соавторы расширяют и переосмысливают концепцию Я-объектного переноса, предложенную X. Кохутом. С их точки зрения, суть психоаналитического лечения сводится к тому, чтобы, преодолевая и анализируя сопротивление, пациент смог установить с аналитиком Я-объектную связь. Для того чтобы такая связь установилась, психоаналитик должен уметь аффективно настраиваться на потребность пациента в эмпатическом отклике, т.е. в аналитической ситуации должны быть созданы определенные условия, в результате которых пациент смог бы почувствовать себя целостным и непрерывным, а следовательно, изменившимся.

Главным сопротивлением анализу, с точки зрения авторов этой книги, является сопротивление вовлеченности в Я-обьектный перенос. Они рекомендуют понимать сопротивление лечению, исходя из трансферент-ного страха пациента перед повторением неудачи в установлении Я-объек-тной связи с аналитиком. Большое внимание авторы уделяют важности анализа такого рода страхов и разрывов в трансферентной связи, которые неминуемо возникают как в процессе развития, так и в анализе.

При прочтении этой книги может возникнуть впечатление, что авторы выстраивают идеальный образ психоаналитика и превращают эту и без того “невозможную профессию” в еще более невозможную: для того, чтобы провести хороший анализ, психоаналитику необходимо стать совершенным Я-объектом, полностью предавшим забвению свою собственную субъективность, он должен быть сверхчутким и сверхэмпатичным. Однако нарушение Я-объектной связи — неизбежное событие, которое происходит в любых человеческих отношениях, в том числе и в психоанализе. Хороший аналитик — это “достаточно хороший” аналитик. Для проведения психоанализа важно, чтобы психоаналитик обращал внимание на разрыв трансферентной Я-объектной связи, который может возникнуть вследствие змпатических ошибок и непонимания, вовремя его обнаруживал и анализировал. Это дает возможность для развития как пациента, так и психоаналитика.

На наш взгляд, большую ценность для клинической работы представляет глава, посвященная переносу. Перенос является центральным понятием клинического психоанализа. Концепция переноса отличает психоанализ от всех других видов современной психотерапии. Авторы проделывают радикальную ревизию понятия переноса. В отличие от понимания переноса как искажения, регрессии, смещения и проекции авторы предлагают рассматривать перенос в первую очередь в его развитий-ном измерении, хотя в их понимании перенос имеет множество функций и измерений. Исследуя перенос, мы исследуем многомерное Я пациента. С интерсубъективной точки зрения перенос есть проявление универсальной человеческой потребности организовывать свой опыт и создавать смыслы этого опыта. Анализируя перенос, мы можем обнаружить устойчивые способы организации этого опыта, т.е. понять то, какие смыслы извлекает человек из всего потенциального многообразия смыслов, существующих в интерсубъективном поле. По мнению авторов этой книги, перенос не есть повторение, скорее, это абсолютно новый опыт, который не может и не должен быть до конца проанализирован. Это опыт, который “призван обогатить аффективную жизнь пациента”. Столороу, Брандшафт и Атвуд особенно подчеркивают “целительную роль непроговоренного, непроанализированного Я-объектного переноса”. Что же такое разрешение переноса? Это, по их мнению, интеграция опыта переноса. На наш взгляд, это положение отличает интерсубъективный подход от всех других современных версий психоанализа.

Эта книга еще раз напоминает о том, что исцеление в психоанализе и психотерапии происходит не вследствие того, что пациент получает от психоаналитика какое-то знание. Вряд ли кому-то может помочь передача абстрактного знания о том, что его проблемы обусловлены эдиповым комплексом, фиксацией на какой-либо стадии развития, наличием примитивных защит или провалом в развитии Я-обьектной связи. Психоанализ дает пациенту опыт переживания той неизвестности, которая есть в каждом из нас. В процессе аналитической работы пациент может открывать в себе всю сложную игру бессознательных значений, сталкиваясь со своей страстью и тревогой, любовью и ненавистью, всемогуществом и беспомощностью. Но все это возможно только тогда, когда он будет чувствовать поддерживающее присутствие психоаналитика. Осознание присутствия Другого является главным препятствием и главным условием исцеления в психоанализе.

Авторы предлагают нам еще один путеводитель, с помощью которого мы можем блуждать совместно с пациентом в лабиринтах многомерного Я. И воспоминания о прочитанном в этой книге могут помочь нам переживать трудные моменты в работе с пациентами.

Хочется надеяться, что благодаря труду переводчиков, редакторов и издателей выход в свет этой книги станет еще одним небольшим шагом в преодолении того провала, который произошел в развитии психоанализа в нашей стране.

В заключение нам хотелось бы от лица всех, кто участвовал в подготовке к изданию этой книги, выразить благодарность издательству Analytic press и лично Паулю Степански за предоставленное право на издание этой книги, а также декану факультета психоанализа Института практической психологии и психоанализа М. Ромашкевичу, а также Л. Герцику за активное содействие в ее публикации.

Е. Спиркина, В. Зимин Институт практической психологии и психоанализа.

 

ПСИХОАНАЛИЗ. ШКОЛА МЕЛАНИ КЛЯЙН.

Превратности психоаналитического понимания Эдипова комплекса
(Фрейд – Кляйн – Сирлз)

В «Я и Оно» (Фрейд, 1923) выделен курсивом абзац, в котором Фрейд подчеркивает, что эдипова фаза завершается формированием суперэго; он подчеркивает, что родители находятся в оппозиции к эдиповым желаниям ребенка, а образующееся в результате этого процесса суперэго является прежде всего суровым и запрещающим:

«Самым общим результатом сексуальной фазы, находящейся во власти Эдипова комплекса, является возникновение некого конденсата, осадка в эго… это изменение эго … противостоит другому содержанию эго как идеал-эго или сверх-я… Так как родители, особенно отец, воспринимаются как препятствие для осуществления эдиповых желаний, то инфантильное эго усиливается себя для выполнения вытеснения тем, что воздвигает такое же препятствие внутри себя. Оно в некотором роде заимствует для этого силу от отца, и это заимствование есть акт с исключительно серьезными последствиями. Сверх-я сохраняет характер отца, и чем сильнее был эдипов комплекс и чем быстрее (под влиянием авторитета, религиозного учения, обучения и чтения) произошло его вытеснение, тем строже сверх-я будет позже царить над я как совесть или, возможно, как бессознательное чувство вины»1.

Г.Сирлз, в своей статье «Эдипова любовь к контрпереносе» (1959)2, утверждает, что «приведенное выше фрейдовское описание более применимо к ребенку, который в дальнейшем скорее станет невротиком или психотиком, чем к «нормальному» ребенку. Поскольку мы предполагаем, что не такого взрослого, который был бы полностью свободен по крайней мере от некоторых невротических трудностей, я допускаю, формулировка Фрейда верна в некоторой степени в каждом случае. Но я уверен, что в той степени, в которой отношения ребенка с его родителями являются здоровыми, он обретает силу для принятие нереализуемости своих эдиповых желаний главным образом не через идентификацию с запрещающим родителем-соперником, но скорее через способствующее усилению эго ощущение, что любимый родитель отвечает на его любовь взаимностью – то есть, отвечает ему как достойному любви и привлекательному индивидууму, как желанному партнеру и объекту любви [conceivably desirable love-partner] – и отказывается от него, только испытывая соответственное чувство утраты (со стороны родителя). Этот отказ, я думаю, опять же есть нечто, что является взаимным переживанием родителя и ребенка, и осуществляется в результате почтительного признания более широкой ограничивающей реальности, реальности, которая не только включает в себя табу, утверждаемое родителем-соперником, но также любовь эдипово желаемым родителем к его супруге или супругу – любовь, которая предвосхитила рождения этого ребенка и которой, в определенном смысле, он обязан самим своим существованием».

«Из такой эдиповой ситуации ребенок выходит, независимо от того, насколько глубокое и болезненное чувство утраты из-за необходимости признания, что он никогда не сможет занять место родителя-соперника и не будет обладать любимым родителем в отношении романтического и эротического характера, в состоянии, отличном от того состояния относительного унижения эго и доминирования супер-эго, описанного Фрейдом. Этот ребенок выходит из эдиповой ситуации с эго, усиленным знанием, что его любовь, хотя и нереализуемая, является взаимной, и пониманием, достигнутым благодаря его отношениям с этим родителем, что он живет в мире, в котором стремления любого индивидуума ограничены реальностью, намного большей, чем он сам».

Сирлз подчеркивает: «Я считаю, что мои взгляды, представленные здесь, не являются попыткой противоречия взглядам Фрейда, но смещением акцента в его взглядах; там, где он подчеркивает, что эдипова фаза в норме имеет результатом главным образом формирование запрещающего суперэго, я считаю, что ее результатом является главным образом в усилении способности эго к тестированию как внутренней, так и внешней реальности».

«Мой опыт работы с невротическими и психотическими пациентам свидетельствует, что в каждом отдельном случае, когда они входили в эдипову фазу в ходе их развития в прошлом, это приводило к ослаблению, а не к усилению эго прежде всего потому, что родитель, к которому была обращена его любовь, был вынужден вытеснять свои ответные чувства к ребенку, в основном имел место [through] механизм бессознательного отрицания важности ребенка. В подобных случаях я скорее чаще, чем реже, обнаруживал признаки, что родитель невольно отыгрывал свои вытесненные желания в форме неподобающе соблазняющего поведения в отношении ребенка; но затем, когда родитель приближался к осознанию таких желаний в самом себе, он обычно начинал вдруг реагировать на ребенка как на нелюбимого, нежеланного».

«Во многих случаях с подобными родителями получалось так, что в силу неразрешенности собственного эдипова комплекса родителя, его брак оказывался неудовлетворительным, а его эмоциональная связь с культурой слишком слабой, чтобы он мог осмелиться признать силу своих ответных чувств к ребенку, когда тот проходит эдипову фазу своего развития. Родитель реагирует на ребенка как свою маленькую мать или отца, т.е. на свой объект переноса, на который направлены вытесненные чувства эдиповой любви этого родителя. Если этот родитель достиг внутренней уверенности в глубине и прочности своей любви к своему жене, и если он ощущает глубокую взаимосвязь с культурой, к которой он принадлежит, включая табу на инцест, которого она придерживается, то он способен участвовать в глубоко чувствуемых, но минимально отыгрываемых, отношениях с ребенком таким образом, который способствует здоровому разрешению эдипова комплекса. Вместо этого, я думаю, в таких случаях эдипов комплекс ребенка остается неразрешенным, потому что ребенок упорно – и нельзя сказать что неестественно – отказывается признать поражение в этих особых семейных обстоятельствах, когда признание эдипова поражения граничит с признанием своей непоправимой личной малоценности и неспособности быть любимым».

«Мне кажется достаточно ясным, в таком случае, что этот ребенок, повзрослев и став невротиком или психотиком, требует от нас успешного разрешения неразрешенного эдипова комплекса: не такого вытеснения желания, отыгрываемого соблазнения и отрицания его значимости, которые он встречал в отношениях со своим родителем, но максимально осознания наших ответных чувств, которые возникают у нас в ответ на его эдиповы желания. Нашей главной задачей, конечно, всегда остается продвижение вперед анализа его переноса, но, то что было только что мной описано, на мой взгляд является оптимальным для такой аналитической работы фоном чувств в аналитике».

Итак, как мы видим, незначительное на первый взгляд смещение акцента в теоретических воззрениях на то, что является наиболее важным результатом прохождения эдиповой фазы, в клинической практике оборачивается кардинальным изменением взгляда на аналитическую ситуацию в целом.

Наиболее пространное изложение взглядов Фрейда на ЭК можно найти в разделе «Типические сновидения» его «Толкования сновидений»3: «Эдип, сын Лая, фиванского царя, и Иокасты, подкидывается своими родителями, так как оракул возвестил отцу, что еще нерожденный им сын будет его убийцей. Эдипа спасают, и он воспитывается при дворе другого царя, пока сам, сомневаясь в своем происхождении, не спрашивает оракула и не получает от него совета избегать родины, так как он должен стать убийцей своего отца и супругом своей матери. По дороге с мнимой родины он встречает царя Лая и убивает его в сражении. Потом подходит к Фивам, разрешает загадку преграждающего путь сфинкса и в благодарность за это избирается на фиванский престол и награждается рукою Иокасты. Долгое время он правит в покое и мире и производит от своей жены-матери двух дочерей и двух сыновей, как вдруг разражается чума, заставляющая фиванцев вновь обратиться к оракулу с вопросом. Здесь-то и начинается трагедия Софокла. Гонец приносит ответ оракула, что чума прекратится, когда из города будет изгнан убийца Лайя. Где же он, однако?»

«Действие трагедии состоит не в чем ином, как в постепенно пробуждающемся и искусно замедляемом раскрытии – аналогичном с процессом психоанализа, – того, что сам Эдип – убийца Лайя, а в то же время и сын Иокасты. Потрясенный своим страшным злодеянием, Эдип ослепляет себя и покидает родину…»

««Царь Эдип» – так называемая трагедия рока; ее трагическое действие покоится на противоречии между всеобъемлющей волей богов и тщетным сопротивлением людей, которым грозит страшное бедствие; подчинение воли, бегство и сознание собственного бессилия – вот в чем должен убедиться потрясенный зритель трагедии. Современные писатели старались достичь той же цели, изображая в своих поэтических творениях указанное противоречие, но развивая его на собственной канве. Зритель, однако, оставался холодным и безучастно смотрел, как, несмотря на все свое сопротивление, невинные люди должны были подчиниться осуществлению тяготевшего над ними проклятия; позднейшие трагедии рока не имели почти никакого успеха».

«Если, однако, «Царь Эдип» потрясает современного человека не менее, чем античного грека, то причина этого значения греческой трагедии не в изображении противоречия между роком и человеческой волей, а в особенностях самой темы, на почве которой изображается это противоречие. Есть, очевидно, голос в нашей душе, который готов признать неотразимую волю рока в «Эдипе»… Судьба его захватывает нас потому, что она могла бы стать нашей собственной судьбой… Всем нам, быть может, суждено направить свое первое сексуальное чувство на мать и первую ненависть … на отца… Царь Эдип, убивший своего отца Лайя и женившийся на своей матери Иокасте, представляет собой лишь осуществление желания нашего детства. Но более счастливые, нежели он, мы сумели отторгнуть наше сексуальное чувство от матери и забыть свою ревность по отношению к отцу… Освещая преступление Эдипа, поэт приводит нас к познанию нашего «я», в котором все еще шевелятся те же импульсы, хотя и в подавленном виде…»

Роль Иокасты упоминается Фрейдом в связи с типическим сновидением о половой связи с матерью: «Иокаста утешает Эдипа, … озабоченного изречением оракула; она напоминает ему о сновидении, которое видят многие, но которое, по ее мнению, не имеет особого значения».

ЭК, как и книгу «Толкование сновидений» принято считать результатом героического самоанализа Фрейда, проведенного им после смерти его отца осенью 1896 года4. Однако, следует заметить, что мучительные переживания Фрейд летом-осенью 1896 года вполне могли быть связаны с холодным приемом его доклада «Этиология истерия», прочитанного им 21апреля 1896 года перед собранием венского Общества неврологов и психиатров. В словаре Овчаренко об этом выступлении говорится так: «Фрейд впервые употребил понятие психоанализ… Повергался бойкоту со стороны коллег из-за развиваемой им сексуальной теории». Заметим, что в этом докладе Фрейд выдвинул теорию раннего совращения, от которой сам же вскоре отказался, заменив ее на теорию инфантильной сексуальности и ЭК, что не помешало ему в «Очерках истории психоанализа» описать этот эпизод так: «Я решился поверить, что на мою долю выпало счастье открыть соотношения особенно важного значения»5.

В день 50-летия коллеги подарили Фрейду медальон, на одной стороне которого изображен профиль основателя психоанализ, а на другой – Эдип, разгадывающий загадку сфинкса. «Когда его ученики подарили ему на пятидесятилетие медальон, надпись на его обратной стороне совпала со словами, которые Фрейд много лет назад в своем воображении представлял написанными на его собственном бюсте в Венском университете (Строка из “Царя Эдипа” Софокла: “Кто решил знаменитую загадку и обрел огромную власть”). Согласно отчету Джонса, “когда Фрейд прочитал надпись, он побледнел и в волнении странным голосом спросил, кто это придумал”. Фрейд мог быть явно суеверным»6. Видимо, именно этот медальон Фрейд любил показывать пациентам после успешного окончания анализа7.

«Эдипов комплекс – это тот локомотив, который промчал триуфальный поезд Фрейда вокруг земного шара», – писал Фриц Виттельс, один из первых учеников Фрейда8. Валерий Лейбин, автор книги «Фрейд, психоанализ и современная западная философия» комментирует: «… придав психоанализу орел скандальной известности»9. «Открытие» ЭК Фрейдом принято описывать в очень ярких красках: «Он добрался до конечной правды. Его невроз после смерти Якоба был вызван тем фактом, что его подсознание считало его виновным в желании убить отца и лечь в постель с матерью!… Он понял, почему потребовалось так много лет, чтобы осознать комплекс Эдипа, – из-за сопротивления… Только тогда, когда он увидел, что впадает в глубокий невроз, он заставил себя, пользуясь анализом, расшатать свое сопротивление и добраться до самой сути»10.

По Фрейду, «в Эдиповском комплексе совпадает начало религии, нравственности, общественности и искусства в полном согласии с данными психоанализа, по которым этот комплекс составляет ядро всех неврозов»11. «ЭК составляет комплексное ядро неврозов, представляя собой существенную часть содержания их… Каждому новорожденному предстоит задача одолеть ЭК; кто не в состоянии это сделать, заболевает неврозом. Успех психоаналитической работы все яснее показывает это значение ЭК: признание его стало тем шиболетом (паролем), по которому можно отличить сторонников психоанализа от его противников»12. В книге «Психология бессознательного» приведен такой комментарий переводчика к слову «шиболет»: «По произношению этого слова жители галаадские во время междоусобной войны с ефремлянами … узнавали ефремлян при переправе через Иордан и убивали их. Ефремляне произносли это слово «сиболет», это была особенность их диалекта»13.

В словарь Лапланша и Понталиса мы находим такое описание классического понимания ЭК: «В своей так называемой позитивной форме это комплекс развертывается так же, как история царя Эдипа, и предполагает желание смерти сопернику того же пола и сексуальное желание, направленное на родителя противоположного пола. В негативной форме, напротив, это любовь к родителю того же пола и ревнивая ненависть к родителю противоположного пола. В той или иной степени обе эти формы образуют ЭК в его завершенном виде… У мальчика именно отцовская «угроза кастрации» приводит в итоге к отказу от инцестуозного объекта, так что ЭК устраняется быстро и решительно. У девочки отношение ЭК к КК совершенно иное: «если у мальчика ЭК подрывается комплексом кастрации, то у девочки, наоборот, комплекс кастрации создает саму возможность ЭК и приводит к его возникновению»… Следовательно, в этом случае четко указать момент угасания ЭК гораздо сложнее»14. По определению, данному в том же словаре, КК основан на фантазме кастрации как ответе ребенка на загадку анатомического различия полов15 («Страх за пенис у мальчика, зависть из-за пениса у девочки»16).

С ЭК связано множество ошибок в понимании теории и практики психоанализа. В частности, О.Феничел пишет: «Часто спрашивают, почему теоретическое знание о смысле и механизмах неврозов нельзя применить для уменьшения прискорбно долгого времени, требуемого для психоанализа. Если известно, что основу невроза составляет так называемый Эдипов комплекс, почему не заявить пациенту сразу же, что он любит свою мать и хочет убить своего отца, и вылечить его этой информацией? Существует одна сравнительно большая школа псевдоанализа, которая утверждает, что пациента следует “бомбардировать” “глубокими интерпретациями”; и даже психоаналитическая литература содержит утверждения об эффекте от быстрых, “глубоких интерпретаций”, которые могут преодолеть тревогу пациента. Усилия такого рода неизбежно не достигают успеха. Неподготовленный пациент никак не сможет связать слова аналитика со своими эмоциональными переживаниями. Такая “интерпретация” совсем не интерпретирует»17.

Противоположную ошибку в аналитической практике критикует Ф.Виттельс: «Односторонность некоторых психоаналитиков заключается в том, что они не обращают решительно никакого внимания на актуальные удары, а выкапывают исключительно детские комплексы. Несчастная любовь или какая-нибудь другая жизненная неудача может легко толкнуть нас в невроз… между тем окружающие Фрейда психоаналитики … ищут ЭК … и узнают, что произошло тридцать лет тому назад и раньше. Но они не узнают, что произошло вчера, да и не интересуются этим. В результате их усилия безуспешны. Если кто-то импотентен от того, что он терпеть не может своей жены, ему мало поможет, если ему будет доказано, что он был влюблен в свою мать»18.

С точки зрения теории, немного забавно выглядят намеки на адюльтер в описании разрешения ЭК в словаре Райкрофта: «Разрешение ЭК достигается обычно путем идентификации с родителем своего пола и (частичным) временным отказом от родителя противоположного пола, который «вновь открывается во взрослом сексуальном объекте»19. По поводу такого толкования ЭК хочется привести слова выдающегося английского аналитика Джона Клаубера: «The swearing that nonsense is truth – is a test of social cohesiveness… The individual’s ability to conform in asserting irrational beliefs is supposed to measure the degree to which he will abandon his selfish … for the sake of society»20.

У Ницще мы находим такую характеристику отношения женщин к истине: «Истина? Ах, вы не знаете, что это такое! Это же покушение на всю нашу стыдливость!»21. В древнегреческом эпосе «Сфинкс был ужасным чудовищем с головой женщины, с туловищем громадного льва. с лапами, вооруженными острыми львиными когтями, и с громадными крыльями. Боги решили, что Сфинкс до тех пор останется у Фив, пока кто-нибудь не арзрешит его загадку. Всех путников, проходивших мимо, заставлял Сфинкс отгадывать загадку, но никто не мог этого сделать, и все гибли мучительной смертью в железных объятиях когтистых лап Сфинкса (по другой версии сфинкс съедал жертву). Много доблестных фиванцев пытались спасти Фивы от Сфинкса, но все они погибли. Пришел Эдип к Сфинксу, тот предложил ему свою загадку: «Скажи мне, кто ходит утром на четырех ногах, днем на двух, а вечером на трех?» Эдип тотчас ответил: «Это человек!»… Рзрешил Эдип загадку Сфинкса. А Сфинкс, взмахнув крыльями, бросился со скалы в море. Было решено богами, что Сфинкс должен погибнуть, если кто-нибудь разгадает его загадку»22.

Вот отрывок из трагедии Софокла «Царь-Эдип»:

Вестник: Я был твоим спасителем, мой сын.

Эдип: О боги! Кто же преступник? Мать? Отец?23

Чуть позже:

Иокаста: Коль жизнь тебе мила, молю богами, не спрашивай…

Эдип: Не убедишь меня. Я все узнаю.

И.: Тебе добра хочу… Совет – благой…

Э.: Благие мне советы надоели…

И.: Увы, злосчастный! Только это слово скажу тебе – и замолчу навек…

Хор: Куда пошла жена твоя, Эдип?.. Не разразилось бы молчанье бурей.

Э.: Пусть чем угодно разразится…24

И далее:

Пастух: Увы, весь ужас высказать придется…

Э.: А мне услышать… Так отдала тебе она младенца?

П.: Да. царь.

Э.: Зачем?

П.: Велела умертвить.

Э.: Мать – сына?

П.: Злых страшилась предсказаний.

Э.: Каких?

П.: Что он убьет отца.25

Анзье в книге «Самоанализ Фрейда» пишет: «Фрейду с большим трудом удавалось изобразить мать в качестве разрушительницы, злой и несущей смерть. … Потребность защитить идеализированный образ матери является доминирующей чертой Фрейда»26. При таком объяснении более понятной становится следующая фраза Фрейда из его «Тотема и Табу»: «В один прекрасный день изгнанные братья соединились, убили и съели отца и положили таким образом конец отцовской орде… То, что они съели убитого, вполне естественно для каннибалов-дикарей… Тотемистическая трапеза, может быть, первое празднество человечества, была повторением и воспоминанием этого замечательно преступного деяния, от которого многое взяло свое начало; социальные организации, нравственные ограничения и религия»27. «Герой совершает деяние непреднамеренно и по всей видимости без влияния женщины, … и все же он может завоевать царицу-мать только после повторения того же действия в отношении чудовища, символизирующего отца»28.

Статью “Ранние стадии Эдипова конфликта” Мелани Кляйн прочитала на 10 Международном психоаналитическом конгресс в Инсбруке. Опубликована она была годом позже в “International Journal of Psycho-Analysis” (Vol. IX, 1928). К этому моменту в развитии детского анализа Кляйн получила значительную поддержку от своих коллег в Англии. В этой статье она связала вместе свои идеи об очень раннем появлении Эдипова комплекса со своими предыдущими исследованиями детского стремления к знаниям – эпистемофильного импульса. Она рассматривает сходство и различие в развитии мальчиков и девочек. Здесь она, как и многие другие аналитики, подвергает сомнению фаллоцентризм Фрейда – его использование мальчика как модели развития.

«Я неоднократно упоминала о том, что Эдипов комплекс начинает действовать раньше, чем обычно считается. В моей последней статье “Психологические принципы детского анализа”, я рассмотрела этот вопрос детально. Вывод, к которому я пришла, заключался в том, что Эдиповы тенденции появляются в результате фрустрации, которую переживает ребенок, когда его отнимают от груди, и что они становятся явными в конце первого и в начале второго года жизни; они получают дополнительное усиление через анальные фрустрации, которым ребенок подвергается при приучении к чистоте».

«Прегенитальные инстинктивные импульсы приносит с собой чувство вины, и, как сперва думали, что чувство вины есть результат последующего роста и перемещаются на эти стремления, хотя первоначально не связаны с ним».

«Ференци считал, что существует связанный с уретральными и анальными импульсами “вид психологического Супер-эго”, который он назвал “сфинктерной моралью”. По Абрахаму, тревога появляется на стадии каннибализма, тогда как чувство вины возникает в последующей ранней анально-садистической фазе».

«Полученные мной данные ведут еще дальше. Они показывают, что чувство вины, связанное с прегенитальными фиксациями, уже есть прямой результат Эдипова конфликта. И, по-видимому, это дает удовлетворительное объяснение генезиса чувства вины, поскольку мы знаем, что она есть просто результат интроекции (уже завершенной, или, как я бы добавила, находящейся в процессе завершения) Эдиповых объектов любви: т.е., чувство вины есть результат формирования Супер-эго».

«Анализ маленьких детей показал, что структуру Супер-эго составляют идентификации, берущие начало из самых различных периодов и слоев ментальной жизни. Эти идентификации имеют удивительно противоречивый характер, сверхпрощение и избыточная строгость существуют бок о бок. Мы находим в них также объяснение суровости Супер-эго, которая проявляется особенно откровенно при анализе детей. Непонятно, почему, скажем, четырехлетний ребенок устанавливает в своем уме нереальный, фантастический образ родителей, которые пожирают, рвут и кусают. Но ясно, почему у ребенка в возрасте около года тревога, вызванная началом Эдипова конфликта, принимает форму страха быть поглощенным и разрушенным. Ребенок сам хочет разрушить объект своего либидо, кусая, разрывая и пожирая его, что ведет к тревога, т.к. за пробуждением Эдиповых стремлений следует интроекция объекта, который в таком случае становится одним из тех, от кого ожидают наказания. Ребенок тогда боится наказания, соответствующего проступку: Супер-эго становится тем, кто кусает, пожирает и разрывает».

«Мы нашли, что очень важные последствия вытекают из того факта, что Эго еще слишком слабо развито, когда оно сталкивается с возникновением Эдиповых желаний и связанным м ними зарождающимся сексуальным любопытством. Будучи совершенно неразвитым интеллектуально, Эго подвергается натиску проблем и вопросов. Одна из наиболее горьких обид, с которой мы сталкиваемся в бессознательном, есть огромная потребность спрашивать, которая лишь частично осознается и, не высказанная в словах, остается без ответа. Другой упрек следующий за этим по пятам, заключается в том, что ребенок не понимает слова и речь. Таким образом первые вопросы возвращаются обратно до тех пор, пока он не научится понимать речь».

«В анализе обе эти обиды вызывают очень сильную ненависть. По отдельности или вместе они служат причиной многочисленных задержек эпистемофильного импульса: например, неспособность к обучению иностранным языкам, и, далее, ненависть к тем, кто говорит на другом языке. Они также напрямую ответственны за нарушение речи и т.д. Любопытство, которое откровенно проявляет себя позже, преимущественно на четвертом или пятом году жизни, есть не начало, а кульминация и результат определенной фазы развития, что, как я обнаружила, верно для Эдипова конфликта в целом».

«Раннее чувство незнания имеет разнообразные связи. Оно объединяется с чувством неспособности, импотенции, которые вскоре появляются в результате Эдиповой ситуации. Ребенок также переживает эти фрустрации особенно остро, потому что он действительно не знает ничего определенного о сексуальных процессах. У обоих полов кастрационный комплекс усиливается этим чувством невежества».

«Ранняя связь между эпистемофильным импульсом и садизмом очень важна для ментального развития в целом. Этот инстинкт, пробужденный борьбой Эдиповых желаний, первоначально направлен в основном на материнское лоно, которое, как предполагается, является местом действия всех сексуальных событий. Все еще доминирующая анально-садистическая позиция либидо побуждает ребенка желать присвоения содержимого матки. Таким образом, он начинает интересоваться тем, что она содержит, на что она похожи и т.д.»

«Объединение желания ребенка и эпистемофильного импульса позволяет мальчику производить смещение в интеллектуальный план; его чувство невыгодного положения тогда маскируется и сверхкомпенсируется превосходством, которое он выводит из своего обладания пенисом, что признается также и девочками. Это преувеличение маскулинной позиции приводит к избыточной манифестации мужественности. В своей статье под названием “Заметки о любопытстве” Мери Чедвик также прослеживает источник мужской нарциссической переоценки пениса и их интеллектуальное соперничество с женщинами в фрустрации их желания иметь ребенка и перемещения этого желания в интеллектуальную область».

«Итак, эпистемофильный инстинкт и желание овладеть возникают очень рано и находятся в тесной связи друг с другом и в то же время с чувством вины, возникающим в результате зарождающегося Эдипова конфликта. Эта важная взаимосвязь возвещает приход новой фазы развития, которая у обоих полов имеет жизненно важное значение и которая до настоящего времени не достаточно осознавалась».

Так называемая фаза феминности «заключается в очень ранней идентификации с матерью». Кляйн говорит о том, что дети обоих полов первоначально идентифицируются с матерью. Дети, как и мать, хотят рожать детей, давать молоко и содержать в себе пенис отца, но они также боятся того, что их желание разрушить то, чему они завидуют у матери, спровоцирует ее ответные репрессии. Поэтому они интроецируют благодетельный материнский образ – образец щедрости – но также и искаженный, крадущий, неистовый образ, который является основой очень примитивного, очень карающего супер-эго. Детская любознательность относительно материнского тела есть прообраз его любознательности в общем – судьба этой детской любознательности (которая будет отличаться у двух полов) повлияет на отношение ребенка к приобретению знаний. Кляйн, как и Эрнст Джонс, в частности, утверждали, что фаллическая стадия девочки (когда в теории Фрейда она “как маленький мальчик”) есть вторичная защита против ее первичной феминности. Такой взгляд хорошо согласуется с разработанным Кляйн позднее представлением о невротических синдромах, действующих как защита против более ранних позиций.

«Как в КК девочек, так и в комплексе феминности у мужчин, в основе лежит фрустрированное желание определенного органа. Стремления украсть, разрушить направлены на органы оплодотворения, беременности и родов, которые мальчик считает находящимися в матке, и далее, на вагину и грудь как источник молока, которые он жаждет как органы восприятия и как щедрый подарок с тех времен, когда его позиция была чисти оральная».

«Мальчик боится наказания за разрушение им тела матери, но, кроме этого, этот страх имеет более общую природу, и здесь мы имеем аналогию с тревогой, связанной с кастрационными желаниями девочки. Он боится, что его тело будет изуродовано и расчленено, и кроме этого, кастрировано. Здесь мы имеем прямой вклад в кастрационный комплекс. В этот ранний период развития мать, которая убирает детские испражнения, означает также мать, которая расчленяет и кастрирует его. Не только посредством налагаемых ею анальных фрустраций прокладывает мать дорогу кастрационному комплексу: в терминах психической реальности она также уже кастратор».

«Страх матери такой подавляющий потому, что он сочетается с интенсивным страхом кастрации отцом. Деструктивные тенденции, имеющие своим объектом матку, также со всей их орально- и анально-садистической интенсивностью направлены на отцовский пенис, который считается расположенным там. Именно на его пенисе фокусируется в этой фазе страх быть кастрированным отцом. Таким образом фаза феминности характеризуется тревогой, относящейся к матке и отцовскому пенису, и эта тревога подвергает мальчика тирании Супер-эго, которое пожирает, расчленяет и кастрирует и которое формируется из образов отца и матери одновременно. Таким образом, цели зарождающегося генитального либидо перекрещиваются и смешиваются с разнообразными прегенитальными тенденциями. Чем дольше преобладают садистические фиксации, тем больше идентификация мальчика с матерью соответствует позиции соперничества с женщиной, с ее ослепляющей завистью и ненавистью». «Часто встречающаяся склонность к избыточной агрессивности также имеет свои источники в комплексе феминности… Поэтому соперничество мужчины с женщинами будет намного более асоциальным, чем его соперничество с его товарищами-мужчинами, которое в значительной степени объясняется его генитальной позицией».

«Фрейд говорил, что Супер-эго девочки развивается иными путями, чем у мальчика. Мы постоянно находим подтверждение того факта, что ревность играет в жизни женщин большую роль, т.к. она усиливается отклоненной от прямого направления завистью к мужчинам, их пенису. С другой стороны, однако, именно женщины обладают большей способностью, которая не основана просто на сверхкомпенсации, к пренебрежению своими собственными желаниями и посвящением себя этическим и социальным задачам. Мы не можем считать эту способность результатом стирания различий между мужскими и женскими характерными чертами, которые, из-за бисексуальной предрасположенности человека в отдельных случаях оказывают влияние на формирование характера, поскольку эта способность явно материнская по своей природе. Я думаю, для того, чтобы объяснить, как женщины могут иметь такую широкую гамму чувств, от самой мелочной ревности до самозабвенной любящей доброты, мы должны принять во внимание специфические условия формирования феминного Супер-эго. От ранней идентификации с матерью, в которой доминирует влияние анально-садистического уровня, маленькая девочка наследует зависть и ненависть и формирует суровое Супер-эго согласно материнскому образу. Супер-эго, которое развивается в этой стадии из идентификации с отцом, также может быть грозным и вызывать тревогу, но, по-видимому, она не достигает таких размеров, как та, что происходит от идентификации с матерью. Но чем больше идентификация с матерью приобретает генитальную основу, тем более она характеризуется преданной добротой снисходительного материнского идеала. Таким образом, положительное эмоциональное отношение зависит от степени, с которой материнский идеал переносит характерные черты с прегенитального на генитальный период. Но, когда начинается активное преобразование эмоционально отношения в социальную или другую активность, по-видимому, начинает действовать отцовский Эго-идеал. Глубокое восхищение, испытываемое маленькой девочкой по отношению к генитальной активности отца, приводит к образованию отцовского Супер-эго, которое ставит перед ней активную цель, которую она не сможет полностью осуществить. Если, вследствие определенных факторов в ее развитии, побуждение достичь эти цели достаточно сильно, то их невыполнимость, в сочетании со способностью женщины к самопожертвованию, происходящей от материнского Супер-эго, в отдельных случаях дает женщине способность к исключительным достижениям в деятельности, где требуется интуиции, и в других специфических областях».

«Я думаю, что существенной точкой в дополнительных соображениях, которые я представила, является то, что я датировала эти процессы раньше и что различные фазы (особенно в начальных стадиях) сливаются друг с другом более свободно, чем это предполагали до сих пор. На ранних стадиях Эдипова конфликта в значительной степени преобладают прегенитальные фазы развития нежели генитальная фаза, поэтому, когда он начинает действовать, первоначально он сильно завуалирован и только позже, между третьим и пятым годами жизни, становится ясно различимым. В этом возрасте Эдипов комплекс и оформление Супер-эго достигают своего кульминационного пункта. Но факты, что Эдиповы желания появляются намного раньше, чем мы предполагали, что давление чувства вины, приходится на прегенитальные уровни, и что определяющее влияние оказывается столь рано на Эдипово развитие с одной стороны и на развитие Супер-эго с другой, и … на формирование характера, сексуальности и всего остального в развитии человека – все эти вещи кажутся мне имеющими значительную и до сих нераспознанную важность»29.

Клинические открытия Кляйн в конечном счете значительно модифицировали фрейдовскую теорию ЭК. Подчеркивая фантазийное содержание инстинктивных импульсов, Кляйн демонстрировала наличие прегенитальных компонентов (оральных и анальных) в эдиповых фантазиях Она рассматривала их как свидетельство более раннего, прегенитального, возникновения ЭК. Кляйн всегда неловко себя чувствовала в отношении фрейдовсой теории, что суперэго есть «наследник ЭК», потому что такое датирование его возникновения не соответствовала ее клиническим наблюдениям, и она в конце концов вынуждена была выступить против этого положения Фрейда.

Очень ранние пугающие и «психотически» фантазии ребенка имеют место намного раньше, чем возникает классический ЭК, и Кляйн подчеркивала значение ранних стадий ЭК. При этом Кляйн считала, что она подчеркивает значение самого ЭК, показывая интенсивность этих ранних стадий. Кляйн также подчеркивала значение негативного (инвертированного) ЭК, и сложную взаимосвязсь между позитивных и негативных комплексами; позже эти теоретические разработки были абсорбированы в ее теорию амбивалентности ДП. Появление ее собственная теория амбивалентности и ДП привело к неявной переформулировке ЭК в терминах соединения вместе фантазий «хороших» и «плохих» объектов. В ситуации переноса эта теория часто подразумевает внимание к отношению пациента к сведению воедино отдельных фрагментов мышления аналитика.

Хронология работ Кляйн, связанных с модификацией классического ЭК, такова:

1920 Классические ЭК у детей (The development of a child’)

1928 Прегенитальные формы ЭК и инвертированный ЭК (Early stages of the Oedipus complex)

1932 Отсоединение суперэго от ЭК (The psychoanalysis of Children; MK, 1933, The early development of conscience in the child’)

1935 ЭК и ДП (1940, Mourning and its relation to manic-depressive states; 1945, The Oedipus complex in the light of early anxieties).

Ко времени, когда Кляйн начала свою работу, ортодоксальный психоанализ постановил, что ядерной проблемой всех неврозов является ЭК. Кляйн никогда не подвергала сомнению это утверждение. Однако, она смотрела на ЭК со все более отклоняющейся от классической точки зрения. Согласно классическому фрейдовскому анализу, у ребенка имеются сексуальные чувства, исходящие от его тела, которые он пытается разрядить как желания, направленные на его родителей, но без успеха – и наталкиваясь на запрет. Это ведет к мастурбации, которая притягивает аналогичный запрет. Фрейд рассматривал все это на генитальном уровне.

В статье, опубликованной в 1918 году («Из истории одного детского невроза») – приблизительно в то время, когда Кляйн начала анализировать детей – он описывает очень подробно идентификации ребенка с каждым из родителей во время полового акта, и в очень раннем возрасте (около восемнадцати месяцев). На примере этого случая он пытался проработать клинически выводы, следующие из его идей, которые он опубликовал годом раньше в работе «Скорбь и меланхолия», где он впервые описывает механизм идентификации (через интроекцию). Эти работы, несомненно, спровоцировали оживленную дискуссию во всех психоаналитических обществах как раз в то время, когда Кляйн начала формулировать свои первые клинические работы.

Работа Кляйн с детьми, когда они играют во время сессии, показала ей разнообразие этих фантазий и различные способы идентификации детей со всевозможными игрушечными фигурами. Этот тип множественной идентификации вызывал творческий подъем в самой игре, когда ребенок смотрел на события, происходящие в игре, с точки зрения той или иной игрушечной фигуры. Как следствие, Кляйн обращала все больше и больше внимания на идентификации ребенка с каждым из родителей. На основе анализа этих инфантильных фантазий Кляйн в период с 1919 по 935 годы сделала четыре главных клинических открытия, касающихся ЭК. Каждое из этих открытий имело такую силу, что в конце концов сама теория ЭК стала совершенно другой – теорией ДП.

(1) Тревога. Особое качество садизма, связанного с фантазиями об эдиповой паре, приводят к исключительной силы тревоге.

«Маленький мальчик, которые ненавидит отца как конкурента в борьбе за любовь матери, будет ненавидеть его с ненавистью, агрессией и фантазиями, берущими начало из его орально-садистических и анально-садистичских фиксаций… В этом случае пенис отца будет откушен, сварен и съеден» (MK, 1927, Criminal tendencies in normal children).

(2) Раннее начало ЭД. Фрейд считал, что прегенитальные импульсы просто разряжаются, тогда как эдиповы фантазии появляются только в генитальной фазе (в возрасте приблизительно от трех до пяти лет). Кляйн показала. что эдиповы фантазии существуют на прегенитальном уровне: «… дети часто демонстрируют, уже в начале второго года, ярко выраженное предпочтение родителя противоположного пола, а также другие признаки зарождающихся эдиповых желаний» (MK, 1926, The psychological principles of early analysis’).

Прегенитальные импульсы возникают в детских реакциях на родителей и на их сексуальные отношения, и их игра вращается вокруг идей, фантазий и тревог. связанных с первичной сценой; в силу детского неведения относительно фактов, эти фантазии основываются на интерпретации их собственных потребностей (оральных или анальных) и их жестокой фрустрации.

«Согласно орально- или анально-садистической стадии, которую проходит в данных момент ребенок, половой акт означает для него некое действо, в котором главную роль играют поедание, приготовление пищи, обмен фекалиями и всевозможные садистические действия (кусание, отрезание и т.д.) (MK, 1927).

Изобилие клинических данных о прегенитальных фантазиях подобного рода вынудило Кляйн сделать вывод, что ЭК возникает до генитальной фазы.

(3) Согласно Кляйн, большая часть фантазий ребенка имеет место в терминах частичных объектов, т.е., ребенок представляет себе различные органы в взаимоотношениях друг с другом. Сюда, в частности, относится фантазия о материнской груди, вступающей в отношения с отцовским пенисом. Центральной для ранних стадий ЭК является так называемая комбинированная родительская фигура, пугающая пара, объединенная в разрушительном половом акте.

(4) Наконец, возросшее внимание к колебаниям между + и – ЭК привело в конечном счете к формулированию кляйнианской концепции ДП.

Словарь Хиншельвуда называет следующие важнейшие теоретические следствия из вклада Кляйн в понимание ЭК:

(1) новое происхождение суперэго;

(2) «вторичное» качество классических тревог, связанных с кастрацией и завистью к пенису;

(3) теория ДП;

(4) несколько позже, самый оригинальный из ее последователей, Бион (1962) разработал важное понятие пары частичных объектов, состоящих с друг другом в отношениях контейнера и контейнируемого.

Хиншельвуд отмечает, что Кляйн оказалась в затруднительном положении, когда ее клинические наблюдения в детском анализе оказались не соответствующими клиническим наблюдениям аналитиков, анализирующих взрослых. Проблемы ждали всякого, кто подвергал сомнению открытия Фрейда. Психоаналитический мир 20-х годов не был склонен прощать. Только в 30-е годы она почувствовала независимость от Фрейда и смогла развить свою собственную теорию. К этому времени ее взгляд на тревогу и эдипову ситуацию изменился в результате инкорпорации ею фрейдовской концепции инстинкта смерти в ее понимание ее собственных клинических данных, что привело ее к разработке концепции ДП.

(1) Раннее суперэго. Сперва Кляйн придерживалась последовательности, установленной Фрейдом: суперэго есть результат ЭК. Однако, в отличие от Фрейда, она считала, что процессы проработки ЭК и формирования суперэго находятся не в строгой последовательности: «… анализ очень маленьких детей показывает, что, как только возникает ЭК, они начинают прорабатывать его и, следовательно, формировать суперэго» (1926, The psychological principles of child analysis). Однако, когда ребенку один год или около того, эти оба процесса настолько тесно переплетены, что Кляйн в конце концов отделила их один от другого и сделала их независимыми – при этом начало формирования суперэго переместилось к самым ранним моментам жизни.

(2) Несмотря на заявления Кляйн, что она дополняет теорию Фрейда более детальным описанием фантазий, которые доступны наблюдению при работе с детьми, фактически, описанные ею тревоги были не совсем те тревоги, что описывал Фрейд. Согласно ее теории, кастрационная тревога мальчика усиливается и подкрепляется фантазиями мальчика о жестоких нападениях на материнское тело с целью пенис отца, расположенный в нем. Зависть к пенису маленькой девочки также находится в прямой взаимосвязи с тревогой, возникающей в результате описанных Кляйн атак на тело матери, содержащее пенис отца и детей, который должны появиться на свет. Как утверждает Хиншельвуд, «ортодоксальные» зависть к пенису и страх кастрации являются более узкими понятиями по сравнению с описанными Кляйн фантазиями, одолевающими маленького мальчика или девочку. Однако, почтительность Кляйн по отношению к Фрейду заставляла ее формулировать свои открытия как лежащие в основе и усиливающие кастрационную тревогу и зависть к пенису.

(3) Фрейд считал, что в конечном счете ребенок должен отказаться от эдипова родителя, и эта утрата сопровождается, как он писал в 1917 году (Печаль и меланхолия) итроекцией объекта. В 1923 году он определил получающийся в результате внутренний объект как суперэго. К концу 20-х годов Кляйн, имея поддержку единомышленников в Британском Психоаналитическом обществе, почувствовала себя более уверенной для формулировки своей концепции ДП.

Ханна Сегал называла ДП «краеугольным камнем в ее [Кляйн] понимании психической жизни»30. Младенец, на определенной стадии своего развития (в норме – в возрасте от 4 до 6 месяцев) становится физически и эмоционально зрелым для того, чтобы интегрировать свое фрагментированное восприятие матери, и свести вместе отдельные хорошие и плохие версии (образы), которые имелись у него до этого. ДП позицию можно воспринимать как выражение конфликта амбивалентности, связанного с восприятием объекта как целого.31

С пониманием расщепления инфантильного мышления на части или фрагменты, происходящего в тесной связи с расщеплением объектов, сведение в одно целое этих частей и фрагментов взяло на себя роль классического эдипова конфликта. В восприятии ребенка хорошая и удовлетворяющая мать исчезает, когда он неудовлетворен, и вмешивается третий объект. Отец, сиблинг, посетитель или домашняя собака, равно как и любой другой объект, могут играть роль этой вмешивающейся и нарушающей комфорт третьей фигуры. На начальной стадии, однако, эти объекты воспринимаются как разделенные во времени, чтобы минимизировать восприятие треугольной ситуации. Младенец, когда он ощущает наличие своего хорошего объекта, ощущает полное обладание им – внутреннее и внешнее. Однако, с развитием когнитивного и эмоционального потенциала, возникает ситуация, в которой младенец больше не «обладает» хорошим объектом, но является свидетелем взаимного обладания двумя объектами.

Считается, что «разрешение ЭК и достижение ДП есть описание одних и тех же явлений, но с различной точки зрения». «Две ситуации неразрывно связаны и не могут быть разрешены одна без другой: мы разрешаем ЭК, прорабатывая ДП, а ДП – прорабатывая ЭК». Более того, «ДП и ЭК никогда не заканчиваются, но подлежат повторной проработке в каждой новой жизненной ситуации, на каждой стадии развития, и с появлением каждого нового знания или опыта»32.

С другой стороны, есть мнение, что кляйнианское понимание ЭК шире и глубже, чем классическое. Как пишет Р.Янг, «кляйнианцы берут нечто относительно прямолинейное и упорядоченное и превращают это в путаницу и мешанину, хотя и более глубокую и основательную»33. Способность стоять в стороне и наблюдать отношения между двумя объектами требует способности вынести чувство исключенности из отношений и, следовательно, полную силу классической боли эдиповой ситуации. Именно этот момент, в котором способность к любви и ненависти соединяется со способностью наблюдать и знать, является одной из важнейших характеристик ДП. Т.е., ДП является более широким понятием, чем представление об ЭК, поскольку она включает в себя способность к получению большего знания о внутреннем и внешнем мире: «Более сильное и более связное эго … вновь и вновь … синтезирует отщепленные аспекты объекта и селф… эти достижения … приводят к растущей адаптации к внутренней и внешней реальности» (MK, 1952)34.

Согласно Р.Янгу, классическое и кляйнианское понимание ЭК отличаются также, как «правда, которую Эдип думал, что ищет, и более глубокая правда, которую он в конце концов обнаружил». В современном кляйнианском анализе фокус с реальных родителей и сексуальности переместился на загадку сфинкса и поиск истины, а Эдипова ситуация рассматривается с точки зрения потребности в знании. С практической точки зрения, значимые «пары» для пациента образуют не только брак аналитика, но и его преданность анализу или соединение вместе различных его мыслей или аспектов мышления.

Многие аналитики отказывали признать кляйнианское открытие начала ЭК до генитальной фазы (фазы ведущей роли генитальной зоны). Классические аналитики рассматривали прегенитальные фантазии о родительском коитусе как возникающие ретроспективно в результате более поздней проработки в генитальной фазе представления об эдиповой паре в терминах пре-эдиповых импульсов, которые выходят на первый план в результате регрессии. В ответ кляйнианцы подчеркивали принцип генетической непрерывности: феномены, наблюдаемые во взрослом человеке, или даже в детстве, неизбежно берут начало из чего-либо более раннего. Регрессия должна быть регрессией к чему-то, что уже существовало, т.е. оральные или анальные фантазии о родительском коитусе уже должны существовать, чтобы была возможность регрессии к ним.

Наиболее развернутые, хотя и не всегда выражаемые явно, возражения против ранних стадий ЭК можно найти в работах О.Феничела. Заметим, что его аргументы вызывающе сложны и запутаны: «Можно задать вопрос, все ли компульсивные неврозы действительно основаны на регрессии. Разве невозможно, что нарушения развития во время анально-садистической стадии развития могут совсем преградить дорогу развитию полного фаллического Эдипова комплекса? Такие случаи действительно имеют место. Однако, они не представляют собой типичный компульсивный невроз. Огромное значение Эдипова комплекса, кастрационной тревоги и мастурбации в типичном компульсивном неврозе ярко выражены (well established). Нарушения развития во время анально-садистической фазы порождают, скорее, личности без выраженных компульсивных симптомов, но с характерам, сходным с характером компульсивных невротиков, смешанным с общими инфантильными чертами»35.

В специальной главе «Прегенитальные конверсии» Феничел высказывает аналогичную мысль более четко: «В симптомах конверсионной истерии генитальные желания из области Эдипова комплекса находят искаженное выражение в искажении физических функций; в компульсивных неврозах эти желания изменяются регрессией, и конфликт вокруг регрессивно искаженных тенденций выражается в симптомах. Существует третий тип невроза, симптомы которого несомненно конверсионные, но бессознательные импульсы, выражаемые в симптомах, прегенитальные: хотя симптоматология по природе конверсионная, ментальная структура пациента соответствует ментальной структуре компульсивного невротика. Прегенитальная ориентация изменяет поведение пациента также, как и поведение компульсивного невротика; также появляются усиленная амбивалентность и бисексуальность, сексуализация процессов мышления и речи, и частичная регрессия к магическому типу мышления. Так как внешняя клиническая картина таких неврозов совпадает с картиной истерии, только психоанализ оказался в состоянии раскрыть, что их внутренняя структура отличается»36.

Однако, как бы ни красиво звучали идеи Феничела, в одной из книг Кернберга мы находим такое высказывание: «На этом уровне [когда очевидно преобладание инфантильной генитальной фазы и эдиповых конфликтов] формируется большинство истерических характеров…, обсессивно-компульсивные характеры (ср. Феничел, 1945!!!) и депрессивно-мазохистические характеры…»37. Поэтому, совершенно неудивительно, что Гарри К. Уэллс, американский философ-марксист, допускает такое высказывание: «Зачаточная, или анаклитическая, стадия Эдипова комплекса, по Фрейду, совпадает с инфантильной каннибалистско-оральной фазой развития»38.

Вильфред Бион (1897-1979) в кляйнианском движении считается второй по величине фигурой после самой Кляйн, многие не-кляйнианские аналитики оценивают его вклад еще выше. Он выдвинул новую теорию отношению, которая выходила за рамки традиционной парадигмы сексуальности. Любые взаимоотношения в этой теории рассматриваются как процесс контейнирования. Теория контейнера-контейнируемого является попыткой поднять концепцию проективной идентификации на уровень общей теории человеческого функционирования – теории взаимоотношений между людьми, и между группами; теории отношений с внутренними объектами, отношений в символическом мире между мыслями, идеями, теориями. ощущениями и т.д.

Отношения контейнер-контейнируемое существуют между двумя элементами, один контейнирует другой, с возможным продуцированием или использованием третьего элемента. Характеристики этого взаимоотношения разнообразные, и они досконально исследованы Бионом (1970). Прототипом служит сексуальный союз, один участник которого контейнирует другого. Однако, это взаимоотношение не ограничивается сексуальным союзом, но может представлять собой брак, который содержит в себе (контейнирует) сексуальную активность. Это также содержание (контейнирование) смысла в языке.

Заметим, что здесь прослеживается достаточно очевидная аналогия с фрейдовским расширенным понятием сексуальности и его стремлением всю историю цивилизации объяснить действием Эдипова комплекса, а также логичное продолжение развития понятий бисексуальности и амбивалентности. Психоанализ как процесс также уже включал в себя элементы, которые при желании могли бы принять на себя формулировку контейнирование: пациент приходит в кабинет аналитика, ложится на (в) его кушетку, выкладывает ему содержимое своего бессознательного, получает интерпретации и т.д.

Более того, Фрейд даже описывает аналитическую ситуацию практически в бионовских терминах: Врач «должен обратить свое собственное бессознательное, как воспринимающий орган, к бессознательному больного, воспринимать анализируемого, как приемник телефона, воспринимающая мембрана. Подобно тому как приемник превращает снова в звуковые волны электрические колебания тока, возбужденные звуковыми волнами, так и бессознательное врача должно быть способно восстановить бессознательное больного, пользуясь сообщенными ему отпрысками этого бессознательного, детерминирующего мысли, которые больному приходят в голову»39.

У Биона мы находим такое описание аналитического процесса: «Аналитическая ситуация выстраивает в моем уме ощущение, что я являюсь свидетелем исключительно ранней сцены. Я чувствую, что рядом с пациентом в раннем детстве была мать, которая отвечала на эмоциональные проявления младенцев по обязанности. Исполненная чувства долга реакция имеет в себе элемент нетерпеливого «я не представляю, что происходит с ребенком». Я предположил, что для понимания того, что ребенок хочет от матери, ей нужно относится к плачу ребенка как к чему-то большему, чем просто как требованию ее присутствия… С точки зрения младенца, она должна принять в себя, и таким образом ощутить, страх, что ребенок умирает. Именно этот страх ребенок не может выдержать сам… Понимающая мать способна ощутить чувство страха, с которым ребенок пытается справиться с помощью проективной идентификации, и все же сохранить равновесие духа»40.

Хиншельвуд предлагает классификацию взаимоотношений контейнер-контейнируемое, отличающуюся изяществом и простотой в практическом применении. А именно, он подразделяет отношения контейнер – контейнируемое на три типа, когда тип отношения определяется по этой классификации типом контейнера: является ли он слишком хрупким, слишком ригидным или же гибким и сенситивным. Центральным для всех этих трех типов отношения контейнер-контейнируемое является «душевное равновесие». Ригидная мать реагирует формально, без реального понимания проблем ребенка. Хрупкая мать, столкнувшись с тревогой ребенка, сама распадается на части и начинает паниковать. В любом из этих случаев ребенок получает обратно свою собственную проекцию с неявным сообщением о том, что его состояние ума страшное и потому невыносимое. Теперь он страдает от «безымянного страха» – то есть состояния ума, которое не поддается осмыслению.

«Слово содержит в себе смысл, с другой стороны, смысл может содержать в себе слово – которое было или могло быть найдено. Характер установившегося отношения зависит от природы этой связи. Постоянное сочетание элементов в психоанализе может быть «связано» приписыванием ему слова, теории или другой формулировки. Связующее слово может уже содержать в себе такие яркие ассоциации, что они лишают смысла то постоянное сочетания, для обозначения которого это слово и было выбрано. С другой стороны, постоянное сочетание может разрушить слово, теорию или другую формулировку, которые предназначены для его «контейнирования». Например, человек пытается выразить такие сильные чувства, что его способность к вербальному выражению дезинтегрирует в заикание или в бессмысленный, несвязный набор слов»41.

«Когда пациент не может выразить некий смысл, или смысл, который он хочет передать, слишком мощный, чтобы пациент мог справиться с ним надлежащим образом, или формулировки слишком жесткие, то передаваемый смысл утрачивает свой интерес и живость. Аналогично, интерпретации, даваемые аналитиком, «контейнируемым», пациент может воспринимать с внешним одобрением, при этом на деле выхолащивая весь смысл «контейнируемого». Неумение увидеть или продемонстрировать главный смысл, суть происходящего, может привести к внешне успешному, но бесплодному анализу. Для достижения реального успеха необходимо внимательное наблюдение на флуктуациями, которые в один момент делают аналитика контейнером а анализанда контейнируемым, а в другой момент вызывают смену ролей»42.

Концепция контейнирования отразилась даже в стиле, к котором написаны работы Биона «познего периода»: «Читатель должен не обращать внимания на то, что я говорю, до тех пор, пока ощущение чтения не приведет его к интерпретации этого ощущения. Слишком большое внимание к тому, что я пишу, нарушает процесс…»43. Хиншельвуд в своем словаре так комментирует этот стиль Биона: «Термин «альфа-функция» был предназначен для описания ментального процесса, при котором сенсорные ощущения обретают смысл; в то же термин был выбран потому, что он был свободен от смысла, и мог обрести свой смысл в работе Биона по мере изложения материала. Смешивание описываемого процесса с методом описания имеет сходство с неспособностью шизофреника различать действие и коммуникацию… Такое смешивание у Биона предназначено для того, чтобы передать смысл не только через дидактическое описание, но и вызывая определенные чувства у читателя… Читателю необходимо заполнить слова Биона своими собственными переживаниями»44.

Наконец, концепция контейнирования оказалась применимой и к самому психоанализу. Как известно, мессианские надежды заметно усилились незадолго до рождения Христа. Когда научное открытие обнародовано, сразу оказывается, что несколько исследователей уже стояли у его порога. В таких случаях имеет место сопротивление мыслителя готовой к выражению, но не выраженной мысли (unthought thought). Чтобы открытие состоялось, необходимо соответствие относительной силы идеи и личности, которая сможет вместить в себя, контейнировать эту идею. Психоанализ имеет еще одно название – фрейдизм. «Психоанализ – мое творение, – пишет Фрейд. – … поэтому я считаю себя вправе отстаивать ту точку зрения, что еще и теперь, когда я уже давно перестал быть единственным представителем психоанализа, никто лучше меня не может знать, что такое психоанализ, чем он отличается от других способов исследования душевной жизни, чему можно дать такое имя и чего не следует так называть»45. Глубину почтения к основателю психоанализа и к постулатам его учения, Бион выразил в такой формулировке: « Psychoanalysis, the thing-in-itself, existed. It remains for Freud to reveal the formulation embedded in it. Conversely, once formulated by Freud it remains for other (including Freud himself) to discover the meaning of the conjunction bound by his formulation»46.

К сожалению, зачастую понимание теорий теми, кто стремится им следовать, далеко не всегда соответствует исходному пониманию, заложенному в ним автором. К еще большему сожалению, это изменение в понимании не всегда представляет собой более глубокое или полное понимание, зачастую – это искаженная, поверхностная и упрощенная версия исходной теории или понятия.

Канадские аналитики Дональд Карвет и Наоми Голд опубликовали статью под названием «Преэдипализация Кляйн в (Северной) Америке», она представляет собой блестящий пример исследования искажений в понимании ключевых аналитических понятий. «Получается так, что аналитики, прошедшие обучение в классической фрейдовской школе, если все-таки обращаются в какой-то момент к Кляйн, делают это в полной уверенности, что ее основной вклад в развитие психоанализа заключался в том, что она помогла осуществить предсказание Фрейда, что именно аналитикам-женщинам суждено достичь успехов в исследовании «преэдиповых» слоев, которые он сам находил «столь трудными для анализа, столь удаленными во времени и туманными, что их практически невозможно оживить». Однако, вся ирония в том, что Кляйн открыла, что эти слои вовсе не преэдиповы, и для них не характерна исключительно диадная динамика мать-младенец, но они наполнены треугольными конфликтами, инцестуозными фантазиями и ревностью, относящейся к родителю-сопернику и к сиблингам, все это в представлении Фрейда существует только в так называемой фаллическо-эдиповой стадии»47.

«Вероятно, не только классические фрейдисты, но также некоторые кляйнианские аналитики до сравнительно недавнего времени имели тенденцию относиться без должного внимания к этому аспекту теории Кляйн, фокусируясь вместо этого на диадных отношениях между матерью и младенцем. По словам Сегал (1989), «До сих пор иногда ошибочно думают, что работа Кляйн была ограничена исключительно отношением ребенка к груди, и что роль отца и ЭК не имели большого значения в ее работе»… Несомненно, для Кляйн отношение к груди матери является «одним из важнейших факторов, который определяет эмоциональное и сексуальное развитие в целом». Однако, это исключительное отношение мать-младенец очень рано трансформируется в более сложное триадное отношение, включающее в себя … отца и сиблингов».

«Фрейд считал ЭК кульминацией инфантильной сексуальности, возникающей только вслед за последовательно развертывающимися более ранними, прегенитальными стадиями развития. Важнейшей отличительной особенностью теории Кляйн является ее утверждение, что эдиповы тревоги и фантазии возникают уже на первом году жизни ребенка: «прегенитальное не значит преэдипово» (Сегал, 1989). Кляйн достаточно четко выражала свою мысль по этому вопросу как в своих ранних, так и в более поздних работах. В 1928 году она писала: «Для ранних стадий эдипова конфликта характерно ярко выраженное доминирование прегенитальных фаз развития, поэтому генитальная фаза, когда она становится активной, сперва как бы окутана туманом, и только позже, между третьим и пятым годами жизни, становится ясно различимой». А в 1945 году она категорически утверждала, что «ЭК начинается во время первого года жизни и у обоих полов вначале развивается по аналогичному сценарию».

Несомненно, в кляйнианском описании ЭК есть элемент некоторой двусмысленности, которую авторы статьи описывают и предлагают разрешить следующим образом: «Хиншельвуд (1991) пишет, что «развитие кляйнианской теории ЭК сместило акцент с классического представления о «реальных» родителях в мир фантазий о частичных объектах в ПШ позиции» (с. 66). С другой стороны, Хиншельвуд обобщает взгляды Бриттона в такой формулировке: «Когда когнитивный и эмоциональный потенциалы развиваются, частичные объекты сходятся в одно целое, и начало депрессивной позиции создает ситуацию, в которой младенец больше не обладает «хорошим» объектом, но является свидетелем взаимного обладания двух других объектов» (с. 66). Вероятно, такая двусмысленность может быть разрешена, если мы будет придерживаться взгляда, что ЭК возникает в прегенитальный период, в то время, когда хотя ПШ фантазии и тревоги все еще действуют, ребенок начинает перемещаться в направлении к депрессивной позиции, сталкивается с сопровождающими ее конфликтами и начинает прорабатывать их, и что, в действительности, ЭК будет принимать различные формы в соответствии с его относительным расположением на континууме между ПШ и ДП. Разумеется, кляйнианцы не одобряют проведения параллелей между неумением фрейдистов распознать эдиповы конфликты в прегенитальных фазах и неумением распознать их в ПШ позиции и ограничение их рамками ДП, аналогично тому как фрейдисты видят их только в фаллическо-эдиповой фазе».

Ранние стадии ЭК в теории Кляйн тесно связаны с представлением о «комбинированной родительской фигуре»: даже когда ребенок начинает осознавать мать как отдельный объект, он по началу еще не дифференцирует ее от отца. «Фантазия о родителях как о комбинированной фигуре служит защитой от начинающего появляться осознания их независимости и дифференциации и их взаимно разделяемого удовольствия, их которого ребенок исключен. Однако, такое слияние матери и отца в одно целое не отменяет факта, что ребенок исключен из этой комбинированной пары» (Weininger, MK: from Theory to Reality, 1992). Дальнейшая защита против восприятия родителей как исключающей пары состоит в полном отрицании существования отца как такового. Фантазия о «фаллической матери», «всемогущественной матери с пенисом» защищают от мучительной ревности и в то же время сохраняют образ «абсолютного всемогущества матери» (там же)». Любопытно было бы исследовать проявление защиты подобного типа в фрейдовской концепции «девочки как маленького мальчика» или в стремлении многих современных аналитиков полностью погружаться в изучение диадных, «преэдиповых» отношений.

В качестве иллюстрации Карвет и Годл приводят статью Глен и Крин Габбард под названием «Чужой и мотивы Мелани Кляйн», опубликованную в 1987 году в журнале «Психиатрия и кино». Речь идет о фильме «Чужой», фильме, который так насыщен кляйнианскими темами, словно написан специально как кинематографическое пособие по изучению ее теории. В «Чужом» изображены практически все ключевые темы кляйнианской теории: затмевающее все остальное присутствие злонамеренной «Матери»; интенсивная тревога преследования; исследование внутреннего содержания материнского тела и атаки на его содержание; графическая интроекция плохой груди и следующая за ней устрашающая проекция; андроид Аш представляет собой образ отца, состоящего в сговоре с «Матерью» и находящегося у нее под контролем; и финал, в котором единственный выживший член экипажа катапультирует чужого в открытое космическое пространство, освобождая себя от плохого через проекцию и последующее разрушении этих спроецированных плохих качеств.

Кошмар в фильме начинается с того, что член экипажа по имени Кейн, исследуя заброшенный космический корабль, наталкивается на яйцевидное существо, из которого выскакивает неизвестное живое существо, чужой, и прилепляется, к лицу Кейна. Дигностические тесты показывают, что это существо установило некую трубку в горле Кейна, что позволяет сохранять его жизнь. Как пишут Габбарды, «Это пугающее, но поддерживающее жизнь существо в «Чужом» представляет собой плохую, преследующую грудь: он является получателем проекции внутренней агрессивности ребенка, и в то же самое время выполняет традиционную функцию вскармливания».

Через некоторое время Кейн вдруг как будто бы освобождается от этого существа. Но ио время обеда он буквально разрушается изнутри, когда чужой, который никогда и не оставлял Кейна, прорывает его грудную клетку и скрывается на корабле. «Если перевести эту последовательность событий на язык ПШ позиции, то Кейн интроецировал плохой преследующий объект с целью контроля над ним. Сцена обеда характеризуется … маниакальным отрицанием, основанным на фантазии об уничтожении преследователя. Обед нарушается ипохондрическими сомнениями относительно того, что происходит внутри его тела. Затем плохой объект ре-проецируется – когда чужой прорывается сквозь его грудную клетку – и опять становится источником тревоги преследования, когда он исчезает в запутанных коридорах космического корабля».

«Сила статьи Габбардов заключается в анализе диадных элементов «Чужого», параноидного конфликта, разыгрывающегося между членами экипажа и чужим существом. Но этот анализ упускает из виду решающий элемент». «Команда/сиблинги проникли в тело матери и нашли там – о ужас! – другого ребенка, соперника, которого они ненавидят и боятся и который, вследствие проекции их собственного убийственного гнева, теперь сам намерен разрушить их с одобрения вероломной «Матери»… Именно эту тему эдипова треугольника Габбарды упустили из виду. Эдипов конфликт включал в себя соперничество не только с родителями, но и с сиблингами еще со времен Фрейда. Эта тема подчеркивается в фильме выбором имени героя Кейн (Каин), первого библейского братоубийцы. Среди других компонентов эдиповой динамики, представленной в фильме, Карвет и Голд называют также разрушение одной отцовской фигуры и предательский альянс с «Матерью» другой из них. Заметим, что в фильме споры о сумме вознаграждения за работу завершаются тем, что в живых остаются только женщина и кот. Так распорядились судьбой героев авторы этого фильма. Возможно, новым поколениям аналитиков этот нюанс даст пищу для размышлений о каких-то других, неизвестных нам новых гранях «правильного понимания» вечного комплекса Эдипа.

Примечания

  1. З.Фрейд, Я и Оно, т. 1, с. 369-70.
  2. Searles, Collected papers…, 1965 (1986), p. 301-303.
  3. З.Фрейд, Толкование сновидений, с. 202-5.
  4. В.Овчаренко, Психоаналитический глоссарий, с. 128.
  5. З.Фрейд, Очерки истории психоанализа, в кн. Я и Оно, с. 28.
  6. Roazen, Brother Animal, 1969, p. 160.
  7. Ф.Виттельс, Фрейд, его личность, учение и школа, с. 100.
  8. Ф.Виттельс, Фрейд, его личность, учение и школа, с. 100.
  9. В.Лейбин, Фрейд, психоанализ и современная зап. философия, 1990, с. 73.
  10. И.Стоун, Страсти ума или жизнь Фрейда, с. 432-3.
  11. З.Фрейд, Я и Оно, т. 1, с. 345.
  12. З.Фрейд, Я и Оно, т. 2, с. 91.
  13. З.Фрейд, Психология бессознательного, с. 425.
  14. Ж.Лапланш, Ж.-Б.Понталис, Словарь по психоанализу, 1967/96, с. 202-6.
  15. Ж.Лапланш, Ж.-Б.Понталис, Словарь по психоанализу, 1967/96, с. 197.
  16. В.Овчаренко, Психоаналитический глоссарий, с. 179.
  17. Fenichel, The psychoanalytic theory of neurosis. 1945, p. 25.
  18. Ф.Виттельс, Фрейд, его личность, учение и школа, с. 104.
  19. Ч.Райкрофт, Критический словарь психоанализа, с. 231.
  20. Klauber, Difficulties in the analytic encounter, 1981, p. 221.
  21. Ф.Ницще, Сумерки кумиров, в «Стихотворения, Фил. проза», 1993, с. 451.
  22. Легенды и сказания Др. Греции и Др. Рима, 1987, с. 457-9.
  23. Древнегреческая трагедия, 1993, с. 200.
  24. Древнегреческая трагедия, 1993, с. 202.
  25. Древнегреческая трагедия, 1993, с. 208-9.
  26. Р.Дадун, Фрейд, 1994, с. 339.
  27. З.Фрейд, Тотем и Табу, в «Я и Оно», т. 1, с. 331.
  28. З.Фрейд, Достоевский и отцеубийство, в «Я и Оно», т. 2, с. 420.
  29. The Selected Melanie Klein, p. 69-83.
  30. Young, Melanie Klein II, p. 2.
  31. Hinshelwood, A Dictionary of Kleinian Thought, p. 139.
  32. Young, Being a Kleinian is not Straightforward, p. 6-7.
  33. Young, Being a Kleinian is not Straightforward, p. 6.
  34. Hinshelwood, A Dictionary of Kleinian Thought, p. 64.
  35. Fenichel, The psychoanalytic theory of neurosis, 1945, p.306.
  36. Fenichel, The psychoanalytic theory of neurosis, 1945, p.311.
  37. О.Кернберг, Теория объектных отношений и клинич. психоанализ, с. 44 (пер.)
  38. Г.Уэллс. Павлов и Фрейд, 1959, с. 404.
  39. З.Фрейд, Советы врачу…, Психоаналитические этюды, с. 131.
  40. Bion 1959, р. 103. Цит. R.Hinshelwood, A Dictionary of Kleinian Thought, p. 247.
  41. Bion, Attention and Interpretation, 1970, р. 106.
  42. Bion, Attention and Interpretation, 1970, 108.
  43. Bion, Attention and Interpretation, 1970, 28.
  44. Hinshelwood, A Dictionary of Kleinian Thought, p. 235.
  45. З.Фрейд, Очерк истории психоанализа, Я и Оно, т.1, с. 15.
  46. Bion, Attention and Interpretation, 1970, 117.
  47. Carveth, N.Gold, The Pre-Oedipalizing of Klein in (North) America, 1999.

 

Кернберг. НЕДОСТАТОЧНАЯ ИНТЕГРАЦИЯ ИДЕНТИЧНОСТИ: СИНДРОМ “ДИФФУЗНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ”

Клинически “диффузная идентичность” представлена плохой интеграцией между концепциями Я (self) и значимых других. Постоянное чувство пустоты, противоречия в восприятии самого себя, непоследовательность поведения, которую невозможно интегрировать эмоционально осмысленным образом, и бледное, плоское, скудное восприятие других – все это проявления диффузной идентичности. Ее диагностическим признаком является то, что пациент не способен донести свои значимые взаимодействия с другими до терапевта, и поэтому последний не может эмоционально сопереживать концепциям его самого и значимых других.

С теоретической точки зрения недостаточность интеграции Я и концепций значимых других объясняют следующие гипотезы (Kernberg, 1975).

В психической организации пограничной личности существует достаточная дифференциация Я-репрезентаций от объект-репрезентаций, чтобы установить границу Эго (то есть четкий барьер между Я и другим). Психотическая структурная организация, напротив, предполагает регрессивный отказ от границы между Я – и объект-репрезентациями или нечеткость этой границы.

В отличие от невротических структур, где все Я-образы (и “хорошие”, и “плохие”) интегрированы в цельное Я и все “хорошие” и “плохие” образы других могут быть интегрированы в цельные образы, в психической организации пограничной личности такая интеграция не осуществляется, так что все Я – и объект-репрезентации остаются нецельными, взаимно противоречащими когнитивно-аффективными репрезентациями.

Неспособность интегрировать “хорошие” и “плохие” аспекты реальности Я и других связана с мощной ранней агрессией, активизированной у таких пациентов. Диссоциация между “хороши ми” и “плохими” Я – и объект-репрезентациями защищает любовь и “хорошее” от разрушения берущей верх ненавистью и “плохим”.

“Диффузная идентичность” раскрывается во время структурного интервью, когда терапевт узнает о крайне противоречивом поведении пациента в прошлом или когда переходы от одного эмоционального состояния к другому сопровождаются такими противоречиями в поведении и самовосприятии пациента, что терапевту очень трудно представить себе пациента одним целостным человеком. При тяжелой невротической патологии характера противоречивое межличностное поведение отражает патологический, но цельный взгляд пациента на себя и значимых других, а при пограничной организации личности сам этот внутренний взгляд на себя и других лишен целостности.

Так, например, пациентка с преобладанием истерической, то есть невротической, структуры личности сообщила во время интервью, что у нее сексуальные проблемы, но не смогла рассказать об этих проблемах. Когда терапевт указал ей на непоследовательность такого поведения, она ответила, что терапевт-мужчина будет получать удовольствие от того, что униженная женщина рассказывает ему о своих сексуальных проблемах, что в мужчинах может возникнуть сексуальное возбуждение, когда они смотрят на женщину как на низшее существо в сфере сексуальности. Концепция мужчины и сексуальности, унижающей женское достоинство, и разговор об этом является частью интегрированной, хотя и патологической, концепции себя и других.

Другая пациентка с инфантильной структурой характера и с пограничной личностной организацией выражала свое отвращение к мужчинам, которые используют женщину как сексуальный объект, рассказывала, как она защищалась от домогательств своего предыдущего начальника и как ей приходится избегать социальных контактов с людьми из-за грубости похотливых мужчин. Но в то же время она рассказала, что какое-то время работала “крошкой” в мужском клубе, и была крайне изумлена, когда терапевт заговорил о противоречиях между ее взглядами и выбором работы.

Диффузия идентичности проявляется и в том случае, если пациент описывает значимых людей, а терапевт не может собрать эти образы в цельную и ясную картину. Описания значимых других бывают настолько противоречивы, что больше походят на карикатуры, чем на живых людей. Одна женщина, которая жила в “тройном союзе” с мужчиной и другой женщиной, не могла описать ни их характеры, ни сексуальные взаимоотношения между этими людьми, и особенно свои отношения с каждым из них. Другая пограничная пациентка с мазохистической структурой личности описывала свою мать то как теплую, заботливую, чуткую к нуждам дочери женщину, то как холодную, равнодушную, бесчувственную, эгоистичную и замкнутую в себе. Попытки прояснить эти противоречия сначала усилили тревогу пациентки, а потом она почувствовала, что терапевт нападает на нее, критикует за такой противоречивый образ собственной матери и за “плохие” чувства к ней. Интерпретация, согласно которой пациентка проецирует свое чувство вины на терапевта, снизила ее тревогу, но причинила пациентке боль, когда она осознала, насколько хаотично ее восприятие собственной матери. Разумеется, пациент может описывать какого-то по-настоящему хаотичного человека, так что надо уметь отличать хаотическое описание другого от реалистического изображения человека, который хронически ведет себя противоречиво. Но на практике это легче, чем может показаться.

Структурное интервью часто дает нам возможность исследовать то, как пациент воспринимает терапевта и насколько пациенту трудно чувствовать эмпатию к стремлению терапевта собрать в единый образ восприятие пациентом терапевта. Короче говоря, структурное интервью представляет собой ситуацию исследования, в которой можно изучать и тестировать степень интеграции Я и восприятия объектов.

Четкая идентичность Эго является признаком невротической структуры личности с сохраненной способностью к тестированию реальности. Ненормальная, патологически-интегрированная идентичность встречается в некоторых случаях создания хронической бредовой системы как у пациентов с маниакально-депрессивным психозом, так и у шизофреников. Со структурной точки зрения, оба эти качества – интеграция и конгруэнтность с реальностью – позволяют различать психические организации личности невротика и психотика.

С этим неразрывно связана еще одна структурная тема: качество объектных отношений, то есть стабильность и глубина взаимоотношений со значимыми другими, что проявляется в душевном тепле, преданности, заботе и уважении. Другими качественными аспектами являются эмпатия, понимание и способность сохранять взаимоотношения в периоды конфликтов или фрустраций. Качество объектных отношений во многом определяется целостностью идентичности, включающей в себя не только степень интеграции, но и относительное постоянство Я-образа и образов других людей во времени. Обычно мы воспринимаем себя как нечто постоянное во времени, в разных обстоятельствах и с различными людьми и ощущаем конфликт, когда наш Я-образ становится противоречивым. То же самое можно сказать о нашем отношении к другим. Но при пограничной личностной организации это постоянство образа во времени утеряно, у таких пациентов страдает реальное восприятие другого человека. Продолжительные взаимоотношения пограничного пациента с другими обычно сопровождаются растущими искажениями восприятия. Такому человеку трудно чувствовать эмпатию, его взаимоотношения с другими хаотичны или бледны, а близкие отношения испорчены характерным для этих пациентов сгущением генитальных и прегенитальных конфликтов.

Качество объектных отношений данного пациента может проявляться в его взаимоотношениях с терапевтом на интервью. Несмотря на непродолжительность, эти диагностические взаимоотношения часто позволяют отличить невротика, который постепенно устанавливает нормальные личные отношения с терапевтом, от пограничного пациента, который всегда устанавливает отношения хаотичные, пустые, искаженные, если они вообще не блокируются. В том случае, когда мы встречаемся с психотической организацией личности, когда тестирование реальности утеряно, можно ожидать еще более серьезное нарушение взаимоотношений терапевта и пациента. Именно комбинация таких нарушений во взаимодействии с людьми, при которых сохраняется тестирование реальности, особенно характерна для пограничной личностной организации. Частое переключение внимания с актуального взаимодействия пациента и терапевта, проводящего интервью, на сложности пациента во взаимоотношениях со значимыми другими дает добавочный материал для оценки качества его объектных отношений.

Кернберг.

Лекция о нарциссизме Отто Кернберга

Существует нормальный здоровый нарциссизм, построенный на поддержании самоуважения и способности получать удовольствие от жизни. Эта функция поддерживается Я-концепцией и хорошо интегрированными интернализациями других. Интегрированный мир и аффективные воспоминания о любящих нас людях поддерживают наше чувство собственного благополучия.А также любовь окружающих в настоящем. И конечно,интегрированная система этических ценностей, именуемая Супер Эго, поддерживает самоуважение,если мы ведем себя в соответствии со своими ценностями.

Интегрированная и разумная система запретов охраняет нашу самооценку в противовес тем случаям, когда она либо отсутствует либо слишком ригидна и требовательна,лишая самооценку подвижности. Наша способность наслаждаться жизнью и иметь высокую самооценку поддерживается различными структурами.У всех у нас бывают периоды провала и успеха, все бываем в разных обстоятельствах. А при тяжелых расстройствах способность к гибкой регуляции самооценки падает. Способность ее поддерживать и отражает стрессоустойчивость.

Метапсихология нарциссизма

Фрейд описывал нарциссизм как либидинальное инвестирование в Я. И так считалось долгое время. Но вот Андрэ Грин предположил,что нарциссизм поддерживается также за счет агрессивного инвестирования в Я. Суть состоит в интеграции идеализированного и преследующего опыта, негативного и позитивного инвестирования, что расходится с пониманием Фрейдом как исключительно либидинальной инвестиции. В условиях нормального развития преобладает позитивный опыт. В патологии развития начинает доминировать негативный агрессивный опыт и преследующие агрессивные системы раннего опыта. Интеграция Я происходит в таких условиях. При самых неблагоприятных обстоятельствах ведущей динамикой может стать разрушение любых объектных отношений.

Андрэ Грин называл это негативным нарциссизмом, нарциссизмом смерти, ведущим к разрушению связей и даже самоуничтожению. Безусловно, это перекликается с фрейдовским влечением к смерти, можно даже сказать они идентичны. Грин подчеркивал,что в конце жизни Фрейд перестал говорить о нарциссизме и стал писать о влечении к смерти, но не связал эти два концепта.

Грин предположил, что у всех нас присутствуют элементы аутоагрессии в норме, которые затмеваются либидинальным нарциссизмом. В неблагоприятных обстоятельствах эти элементы начинают преобладать,что является основой патологического нарциссизма. Что же такое патологический нарциссизм? Фрейд называл нарциссизмом широкий круг понятий, когда говорил о тяжелых психозах, подчеркивая значение ухода от реальности. Сейчас мы пониманием, что в основе проблемы нарциссизма лежит снижение систем поддержки нормального самоуважения.

Специфическое нарциссическое личностное расстройство, которое сейчас чрезвычайно распространено и протекает на тяжелом уровне, довольно трудно лечится. В 1950-1970 годах возникли дискуссии о природе подобного расстройства,которые обозначили направления терапии.Сейчас мы понимаем его более ясно.

Нарциссическое расстройства проявляется в различных степенях тяжести клинических синдромах. Но есть и общие черты. Они включают:
— Грандиозное Я
— Конфликты, связанные с завистью
— Недостаток морально-этической регуляции
— Базовое чувство скуки и пустоты

Грандиозное Я проявляется в ощущении зацикленности на себе, впечатлении производимом на других, зависимости от восхищения, преувеличенных амбициях и нежелании встречаться с аспектами реальности, не совпадающими с фантазиями о грандиозности. При этом они страдают периодической неуверенностью в себе с состояниями полной униженности и ничтожности, и возвратом к грандиозному Я.

Доминирование зависти и обесценивания в отношении других. Зависть бывает сознательной и бессознательной, она является базовым аффектом. Зависть, в свою очередь,производное примитивного аффекта ярости, проявляющегося также в гневе и раздражении. Зависть — это острая неприязнь к другому, у которого есть что то,что сам человек никак не может получить.

Ярость является реакцией на ощущение того, что на тебя нападают, она является усилием по уничтожению того, что тебе угрожает. Завидуют же чему-то хорошему, направление зависти состоит в уничтожении чего-то хорошего,что есть у другого,чтобы устранить чувство неприязни. Это также реакция на то, когда тебя дразнят, обещая что либо, и не давая этого. Следствием зависти являются усилия по тому чтобы обесценить то, чему завидуют,потому что если этого нет, то и хотеть и нуждаться больше не в чем. Поэтому зависть разрушительнее,чем ярость воздействует на личность. Так как лишает чего-то ценного, хорошего и возможности этого желать.

У нарциссов зависть является хроническим чувством, и на сознательном и на бессознательном уровне. Суть состоит в том, чтобы обесценить то, в чем человек нуждается. Классическим клиническим примером является сексуальный промискуитет, когда быстро влюбляются, испытывают интенсивное желание, а затем начинают бессознательно обесценивать, что проявляется в разочаровании. Такие люди завидуют тому, чего желают, но получив, сразу обесценивают. Поэтому они ненасыщаемые, жадные и склонные к эксплуатирующему поведению. Обесценивание происходит в отношении того, что вызвало бы зависть. Если нарциссическим студентам не удается быть лучшими, они полностью обесценивают тот предмет,в котором это не удается. Или пациент,который так и не научился кататься на лыжах только потому, что у его братьев это хорошо получалось.

Такие пациенты не способны зависеть от других, так как зависимость означает признание ценности другого. Похожим образом они сохраняют дистанцию с терапевтом. Они также проявляют неспособность испытывать эмпатию в отношении других,их реакции довольно пусты. В лечении часто возникает негативная терапевтическая реакция, им становится хуже, так как они завидуют способности терапевта помогать и переживают зависимость как унижение,поэтому им также часто становится хуже. Важной чертой становится хрупкость идеализации, как только они получают то,чему хотят подражать,то они сразу стремятся обесценить. Таким образом, терапевтические отношения и влюбленность у них развиваются похожим образом.

Третья черта — это дефицит системы ценностей, слабость Супер Эго, проявляющаяся допустим в слабости способности к оплакиванию ушедших в поведении траура и горевания. Они неспособны оплакивать близких, и даже не способны испытывать реакции грусти, у них чередуются вспышки приподнятости, сменяющиеся периодом раздражения, легкой скукой, падением самооценки. И мы имеем дело с культурой стыда вместо культуры вины. Они бояться делать противозаконные действия только из опасения что их поймают, а не из-за глубинного чувства вины.

Возможно, их чувство собственного достоинства начинает зависеть от внешних материальных свидетельств,что нормально для детей, но не для взрослых. Шикарные автомобили, наряды, игрушки предпочитаются ими в гораздо большей степени, чем человеческие качества. Это указывает на отсутствие зрелого Супер Эго, в случае тяжелых расстройств это проявляется в пассивно-паразитических видах со склонностью к эксплуатации других, ненадежностью в обязательствах и деньгах, невыполнении договоренностей, либо в асоциальном поведении, разрушении имущества других, садизме сексуальном и отношенческом. К этому добавляется еще и проецирование агрессии, проявляющееся в параноидных тенденциях.

В совокупности сочетание антисоциального поведения, агрессии и параноидных регрессий характеризует синдром ЗЛОКАЧЕСТВЕННОГО НАРЦИССИЗМА. Этот синдром обозначает границу того,что излечимо психоанализом,потому что следующая степень тяжести уже говорит о АНТИСОЦИАЛЬНОМ РАССТРОЙСТВЕ, которое плохо поддается психоаналитической терапии. Пациенты со злокачественным нарциссизмом часто социально дезадаптированы, поэтому их часто путают с пограничными личностями. Очень многие такие личности с высоким уровнем интеллекта реализуют свое чувство превосходства,выражая антисоциальное и агрессивное поведение, прикрываясь идеологией, базирующейся на превосходстве, агрессии и страхе внешнего нападения, становясь политиками. Очень многие диктаторы так организованы, а также лидеры экстремистстких организаций. В обычных общественных ситуациях такие люди не вписываются в социальный контекст, а эпоха нестабильности — их “ звездный час” и они получают опасную власть.

Четвертой характеристикой является внутреннее ощущение скуки и пустоты, им нужно чтобы их постоянно что-то занимало.Такие люди ищут опасные ситуации и склонны к внешней стимуляции,допустим в форме экстремальных развлечений.

Степени тяжести НРЛ

Грубо можно разделить НЛР на три степени тяжести: при первой зона конфликта ограничена локальной ситуацией. Допустим на работе из-за повышенной конкуренции.На этом же уровне находятся хорошо социально функционирующие индивиды, страдающие хроническим промискуитетом при страхе стабильных интимных отношений. Они хорошо функционируют как плейбои, особенно когда молоды и популярны,а в 50 попадают в нарциссическую депрессию.

Средний уровень тяжести напоминает классические описания нарциссизма. У них также наблюдаются провалы в любви и работе и признаки антисоциального поведения.

Выраженная степень расстройства проявляется в пограничном функционировании. Характерна полная неспособность к работе и интимности,с тяжелыми формами антисоциального поведения, генерализованной тревогой и депрессивными эпизодами, криминальным поведением и зависимостями. Мы можем столкнуться либо с тяжелыми случаями промискуитета, либо напротив со случаями выраженного сексуального торможения. Допустим состоятельный человек,живущий браке с двумя детьми, купил квартиры для всех шести любовниц, и все вокруг своего дома в шаговой доступности, и настолько замотался,что это стало угрожать его бизнес-успешности, и он наконец понял,что есть какая-то проблема.

Еще одним осложнением может быть зависимость или паразитизм. Они эксплуатирует тех, кто может им помочь, или государство. Так один молодой привлекательный гомосексуалист, практиковал походы по барам с поиском богатых спонсоров-любовников. Я поставил ему условие,что он должен устроиться на работу. Он возмутился и отказался проходить терапию.

Выраженным последствием является суицидальность и парасуицидальность, они считают,что могут контролировать жизнь и смерть,поэтому могут убить себя, если жизнь их не устраивает. Нарциссические пациенты часто сами себя калечат, наносят увечья. За этим кроется чувство триумфа над обычными людьми, которые боятся, получая превосходство от своего саморазрушительного поведения,которое кажется им геройским.

Структурные изменения при нарциссизме

Они обладают как правило, пограничной личностной организацией и диффузией идентичности. Вторично у них развивается патологическое грандиозное Я,  фальшивое селф,состоящее из идеализированных самопрезентаций и представлений о значимых других, другими словами содержанием всего того,чему они завидуют. Потребность быть счастливым они замещают потребностью в восхищении и признании.

Что касается семей таких пациентов, то дети часто испытывают неприязнь и зависть к родителям, при том,что дети в таких семьях часто являются источником восхищения, особенно если они способны и красивы. И сформировавшееся грандиозное Я отрицает и проецирует вовне любые неприемлемые аспекты себя, что в конечном счете приводит к переживанию пустоты и скуки,так как отношений с хорошими объектами не остается.

Супер Эго же нормально не развивается,так как все требования к самоуважению уже инкорпорированы в грандиозное Я (хорошее само по себе, без всяких других, которые это оценивают). Супер Эго остаются только запреты. Поэтому запреты проецируются вовне и воспринимаются как досадные препятствия, которые можно нарушать.

Переход от нормального нарциссизма к патологическому грандиозному Я делает человека зависимым от внешних подтверждений значимости, в случае отсутствия которых провоцируются клинические проявления нарциссизма. Жизнь превращается в непрерывную борьбу за поддержание постоянного чувства превосходства, что приводит к нарушению отношений, постоянной уязвимости, одиночеству, и в худшем случае пациент страдает от постоянной агрессии в адрес других и самого себя, проявляющейся в разных формах антисоциального и саморазрушительного поведения.

Клинические проявления нарциссизма

Существует класс застенчивых и тревожных нарциссов. У них наблюдается общая стыдливость, торможение,робость, сексуальное торможение. Но за этим часто скрываются фантазии о грандиозности и величии,и такое поведение служит защитой от ситуаций,когда такие фантазии не поддерживаются окружающими.

Вторым проявлением является сексуальный промискуитет и неспособность к любви. У мужчин он проявляется в виде комплекса Дон Жуана, у женщин в форме холодных роковых и эксгибиционистских неприступных красавиц. Раньше промискуитет проявлялся в основном у мужчин,сейчас он распространен также среди нарциссических женщин.

Мужчины-мачо, которые пользуются женщинами, и мужчины которые презирают таковых и выступают защитниками женской свободы часто проявление одного континуума. У женщин это проявляется в эксгибиционистки демонстрируемой женственности.Такое бывает и у истерических женщин,но нарциссический эксгибиционизм холодный и переполнен презрением. Розенфельд выделял “толстокожих нарциссов”, хорошо функционирующих социально,но мало способных к эмпатии и сопереживанию. “Тонкокожие нарциссы” чрезвычайно чувствительны к критике, тревожны,колеблются между чувством величия и ничтожности, иногда с параноидными фантазиями в отношении других людей.

Синдром заносчивости и высокомерия проявляется в двух формах. Первая группа ярко и наглядно заносчива и высокомерна,в том числе и к аналитику. Вторая группа,более пограничная напротив характеризуется агрессией во время сессии, они довольно сложно соображают на сессиях (так называемая псевдотупость), и у них очень развито любопытство к личной жизни аналитика.Этот тип заносчивости был описан Бионом.

И есть также есть форма нарциссизма, в которой наблюдается сочетание нарциссических и мазохистических черт. Они стабилизируют себя в плохих отношениях и несчастливых связях.Это уже более пограничная динамика. Арнольд Купер описал это сочетание,когда пациенты считают себя величайшими страдальцами с ощущением морального превосходства,с циклическим повторением эпизодов мазохизма,паранойи и агрессии. Этот паттерн у нарциссических мазохистов постоянно повторяется. Следующий тип характеризуется тем,что превращает все отношения в исключительно агрессивные,потому что только такие отношения они и способны пережить как настоящие.

Есть также антисоциальная патология и “синдром мертвой матери”. Последний был описан Андрэ Грином, это очень редкий и довольно важный синдром. В истории этих пациентов присутствует тяжелая депрессия их матерей в первые годы их жизни. Бессознательно они воспринимают это так,что единственный способ сохранить единственно с ней это внутренне умереть самому. Они предпринимают попытку демонтировать репрезентации других и самих себя, т.н.” деобъективизации”. Внешне они выглядят вполне успешно социализированными, и даже достигают успеха.

Честные,достойные, порядочные люди, но с полным отсутствием интимных отношений, жизнь при этом полностью лишена мотивации, и кажется им бессмысленной. В лечении они сохраняют постоянную холодную доброжелательность,однако весьма трудно выносимую для аналитика.Основой лечения таких пациентов состоит в исследовании коммуникации между двумя мертвыми людьми, когда все же удается нащупать чувство ярости за отсутствие любви в столь важный период жизни».

Идентичность и аффекты – цели и направления работы с погранично организованными клиентами

Идентичность и аффекты – цели и направления работы с погранично организованными клиентами

Антон Ежов
к.м.н. врач-психиатр, психотерапевт

Патология пограничной личности ярко видна на контрасте с четкой концепцией функционирования здоровой личности. В процессе психосоциальной оценки и лечения терапевт постоянно обращает внимание на то, что делает клиент в сравнении с аналогичными функциями личности без патологии.

Цели терапии заключаются в успешном продвижении клиента от анормального функционирования личности к здоровому (John F. Clarkin, Frank E. Yeomans, Otto F. Kernberg, 2006).

Это достигается прежде всего за счёт интеграции диффузной идентичности, нормализации опыта отношений со значимыми другими, стабильного клиент-терапевтического взаимодействия, а так же формирования опыта модуляции и интеграции как позитивных так и негативных аффектов и зрелых способов обращения с ними.

Отношения Я – Другой
Из тысяч, интегрированных в память, аффективно окрашенных взаимодействий формируются устойчивые психические репрезентации Я и Другого, которые и формируют идентичность.
Связь идентичности и сферы аффектов в настоящее время подтверждается теориям и исследованиями раннего развития, в частности которые проводили R. Emde., E. Jacobson, C. Izard, M. Mahler, D. Stern и др. Согласно их взглядам, психические структуры состоят из базовых блоков представляющих собой интернализированный опыт ранних диадных отношений Я – Другой. Связь в этой диаде осуществляется посредством аффектов, которые субъективно окрашивают каждый эпизод взаимодействия и определяют ведущие драйвы этих моментов отношений. Из тысяч таких, интегрированных в память, аффективно окрашенных взаимодействий формируются устойчивые психические репрезентации Я и Другого, которые и формируют идентичность. В этом плане доминирующий полюс аффектов (позитивный или негативный) в этих взаимодействиях, успех или неудача в решении задач развития, в плане эмпатии и резонанса со стороны заботящихся лиц, усложнения и осознавания аффективного мира, интеграции противоречивых аффектов и формирования навыков их регуляции являются одними из определяющих факторов в формировании личности в континууме «здоровая-невротическая-пограничная-психотическая».
Эта статья в тезисной форме содержит рекомендации по работе с пограничными пациентами направленной на две цели: идентичность и аффекты, так эти сферы являются клинически значимыми в плане прогноза и стратегий терапии.
Для погранично организованных пациентов характерным признаком является диффузная идентичность, проявляющаяся расщепленным на «плохую» и «хорошую» часть восприятием себя и других. Эти аспекты идентичности Я и Другой чаще всего примитивно организованы, разделены в сознании и представляют собой идеализированные или обесценивающие концепты («все мужики сволочи, женщины проститутки, а я честная, добрая и хочу чистой любви»), которые лишены глубины, индивидуальности и той внутренне неконфликтующей противоречивости, которая и определяет интегрированную идентичность Я и Другой.
Пример интегрированной идентичности
Клиентка (описывает мужа):
Он честный и щедрый человек, но эгоцентрик.
Терапевт:
Как по вашему могут существовать вместе эгоцентризм и щедрость?
Клиентка:
Я имею в виду, что когда у него проблемы он полностью фокусируется на их решении и как будто забывает обо всех, кто рядом. А поскольку у него напряженная работа, мне его не хватает, его заботы. Да…, похоже, этот эгоцентризм есть и во мне. Я думаю о себе, но не о нем. Как ему быть в этом всем?

~

Цель первая
Интеграция диффузной идентичности
Интеграция диффузной идентичности, в перенос-сфокусированном подходе разработанном Отто Кернбергом и его коллегами из Института Расстройств Личности, последовательно достигается следующими этапами работы (при условии частоты регулярных встреч два раза в неделю или чаще):
Шаг первый
Определить доминирующий тип объектного отношения,
которое активизируется в каждый конкретный момент сессии.

Например: испуганный заключенный и суровый охранник или строгий учитель и плохо знающий урок ученик. Терапевт так же должен быть готов к инверсии ролей, например к тому, что далее этот напуганный пациент будет идентифицироваться с тюремным надзирателем, нападая на терапевта и делая его беззащитным и напуганным.

Тоже самое мы делаем с идеализированными сценариями в клиент-терапевтических отношениях. На начальном этапе это редкие проявления, но пациент будет делать все, чтобы привести процесс терапии к гармонии. Это похоже на «медовый месяц» в терапии, где терапевт олицетворяет идеализированный, абсолютно безопасный и принимающий и всепонимающий объект, а клиент становится беспомощным и зависимым. Здесь разворачивается сценарий, где в терапии находится нуждающийся пациент и идеализированный Другой, а потом роли также могут меняться. Это первые недели работы.

Шаг второй
Указать на эту инверсию и идентификацию то с одной, то с другой ролью.
Это позволит пациенту постепенно понять, что на бессознательном уровне он идентифицируется как Я так и с объектом. Мы делаем это как с преследующими так и с идеализированными объектными отношениями. Важно отметить, что это не является поспешным процессом, терапевт идентифицирует сначала это в своём разуме, наблюдает это, замечает как меняются эти роли в клиент-терапевтических отношениях и переносе-контрпереносе. Этот этап длится месяцы.
Шаг третий
Терапевт называет роли и совмещает как идеализирующие,
так и преследующие объектные отношения.
На этом этапе терапевт указывает, что пациент идеализацией защищал свою хорошую часть и, признанием негатива, он боялся уничтожить весь позитив, поддерживая расщепление, но теперь в этом нет нужды, так как он может быть в контакте с обеими аспектами своей идентичности и способен это осознавать и выражать. Этот этап в среднем длится от полутора до трех лет.

~

В итоге последовательность и смена этих шагов происходит
все быстрее и в конце терапии переход от первого ко второму
и третьему шагу можно сделать в рамках сессии.Все это приводит к интеграции идентичности пациента и
стабильному, полному и глубокому восприятию себя и окружающих.
Цель вторая

Поддержка формирования «аффективной зрелости» у пациентов с пограничной организацией личности

  • 1 Для погранично организованных клиентов типичны следующие проблемы в
    сфере аффектов:
  • 2 Аффективные «бури» – когда интенсивность эмоций зашкаливает и делает невозможной их когнитивную регуляцию.
  • 3 Аффективная неустойчивость – в короткие промежутки времени интенсивные чувства к терапевту или окружению могут меняться несколько раз, вызывая у окружения ощущение хаотичности и негативные ответные реакции, которые усиливают дезадаптацию клиента в сфере личных отношений и социальной жизни.
  • 4 Массивная аффективная регрессия – аффекты смещаются в соматическую плоскость, что клинически часто выражается в психосоматических нарушениях.
  • 5 Доминирование деструктивных аффектов в их примитивной форме: зависть, ярость, ненависть.

Неспособность к зрелым формам самоуспокоения. Чаще всего для нормализации эмоционального состояния используются «магические спасители», которым делегируется эта функция (психотерапевт, «единственный мужчина всей моей жизни, который может меня успокоить») или их химические и поведенческие эквиваленты: психоактивные вещества, медикаменты, алкоголь, самодеструктивные акты (ожоги, порезы), манипуляции с телом (мастурбация, вызывание рвоты, расчёсывание кожи, изнурительные физические нагрузки и т.д.) и другие формы.

~

Основной целью работы в этом плане является поддержка толерантности к аффектам. Благодаря аффективной толерантности достигается инсайт, облегчение и знакомство с аффектами. В процессе успешной терапии, чтобы удерживать аффект в переносимых пределах интенсивности и продолжительности, развиваются многочисленные способы действий, защит и паттернов, различные зрелые стратегии, приемы, которые снижают интенсивность дистресса и позже позволяют вернуться к полной сознательной оценке и анализу собственных переживаний, в отличие от регрессивных форм по типу «у меня планка упала, что было дальше не помню». Так же дают возможность полного контакта и зрелого обращения с ними, в противовес к избегающим стратегиям или делегированию функции их модуляции внешним объектам: психоактивным веществам, пище или магическим спасителям (медикам, психотерапевтам, партнерам).

В понятие «аффективной зрелости» входят следующие характеристики:
  1. Осознание и различение разнообразных и меняющихся аффективных состояний;
  2. Интеграция противоречивых аффективных переживаний;
  3. Развитие толерантности к аффектам, использование их в качестве информативных сигналов, повышение способности регулировать их интенсивность;
  4. Эволюция аффектов от их преимущественно соматических форм к артикулируемым переживаниям и интеграция аффективных состояний в когнитивно обработанную организацию опыта переживаний себя (Столороу, Брандшафт, Атвуд, 1999).
Общие задачи и тактики, которые могут быть использованы в работе с аффектами погранично организованных клиентов:
  • 1 Осознание клиентом трудностей понимания и выражения чувств как проблемы, с которой важно работать.
  • 2 Фокус терапевта на том, как клиент переживает эмоции и как он обращается с ними.
  • 3 Внимательно следить за балансом между вербальным (когнитивным) и соматическим аспектами аффекта. Поиск телесных манифестаций напряжения и потребностей и установление связи этих феноменов с текущей динамикой в сессии «здесь и сейчас» или описываемыми ситуациями и сложностями вне терапии.
Внимательно следить за балансом между вербальным (когнитивным) и соматическим аспектами аффекта. Поиск телесных манифестаций напряжения и потребностей и установление связи этих феноменов с текущей динамикой в сессии «здесь и сейчас» или описываемыми ситуациями и сложностями вне терапии.
~
Таким образом, подбирая вместе с пациентом названия, слова и объяснения аффектов, интерпретация контекстов их возникновения позволяет увеличивать дифференциацию, вербализацию и их десоматизацию.

В качестве дополнения мы бы хотели так же предложить вашему вниманию таблицу, где представлены техники и интервенции, направленные на достижение терапевтических результатов в двух описанных выше психических сферах: идентичности и аффектах.

С уважением, Антон Ежов

Удачи вам в практике, коллеги! До встречи на проектах psy4psy.ru (материал использован с разрешения проекта psy4psy.ru )

ОБЪЕКТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ. Я-КОНЦЕПЦИЯ …..или почему я злюсь на нее/него, люблю его/ее…..и кто я такой.

ОБЪЕКТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ. Я-КОНЦЕПЦИЯ …..или почему я злюсь на нее/него, люблю его/ее…..и кто я такой.

О проекции:
Чтобы понять проекцию надо понять интернализацию и интроекцию.(можно добавить для полной картины инкорпорацию и интериоризацию, но это будет лишне) И чтобы не перегружать благодарного читателя – обобщу и упрощу все эти процессы – это процесс когда явления внешнего мира становится частью внутреннего мира получая там постоянное представительство – образ. А в свою очередь проекция это когда проявление внутреннего мира переносятся вовне и ошибочно принимаются за внешнее. В нашей психике есть ключевые образы Я и образы объектов – другие.

Я состоит из совокупности того, как малыш воспринимал себя на протяжении жизни – множества Я-репрезентаций которые в своей совокупности составляют либо цельный образ Я либо же части Я конфликтуют и тогда он может быть противоречивым и не устойчивым – зыбким. То же самое с объектами которые представляют в своей основе множество образов каждого родителя представленных в психике Образ-репрезентацией. Эти множества Я и Образов могут конфликтов как между собой так и имеют объектные отношения вида Я-репрезентация и Объект-репрезентация.

Почему же есть позитивные Я репрезентации и образы репрезентаций и негативные – угрожающие. Это обеспечено тем, что Я и объекты в психике развиваются и в процессе негативных переживаний, формируя при этом негативные образы Я и Объекта. (в стадии первичного нарциссизма объект и Я репрезентации слиты в Я-Объект-репрезентацию). В итоге, как и Я, так и объект инвестированы как положительными – либидо, так и негативными аффектами – агрессией.

“любовь и ненависть становятся стабильными структурами психики, сохраняющими генетическую преемственность через различные стадии развития; проходя эту последовательность, они становятся либидо и агрессией. Либидо и агрессия, в свою очередь, становятся иерархически расположенными системами мотивации, проявляющимися во множестве различных аффективных состояний при разных обстоятельствах. То есть аффекты являются “кирпичиками”, составляющими влечение; в конечном итоге аффекты берут на себя функцию сигнала, активизирующего влечение.” Кернберг

Эти отношения Я репрезентации и объект репрезентации могут быть конфликтными и активировать разные аффекты. Тут мы приближаемся к сути проекции – мы проецируем не просто образы, а объектные отношения, в которых Я-репрезентация может проецироваться на внешний объект, а объект репрезентация на себя(или наоборот) и эти отношения будут активировать аффекты соотвествующие этим объектным отношениям прошлого инвестированные как либидо так и агрессией. Причем чем здоровее психика тем цельней объект проекции и ощущения собственного Я, то есть тем меньше конфликтов как внутри, так и между структурами.

Что же нам это дает? Например мальчик нападает на хомяка и бьет его: он проецирует на хомяка сосбственную Я-репрезентацию провинившегося и слабого, а сам становится жестким и наказающим Объект-репрезентацией одного из родителей. Второй момент – парень боиться встречаться с девушками: он проецирует идеализированный образ матери на девушку и сам становится слабым и ущербным, который боиться потерять недостижимый образ, при этом его агрессия – как составляющая мужественности и уверенности, подавляется так как образ плохой мамы запрещен и вытеснен. Схемы могут быть сложны, разнообразны и могут включать идеализированные представления(объекты) малыша, отношения построенные на фантазмах, которые будут выражать интрапсихические не решенные конфликты. Проекции могут иметь примитивную форму в виде проективной идентификации(давайте остановимся на точке зрения Кернберга) и объект репрезентация это не только люди, но и иные объекты. Например мужчина чувствует дикий панический страх перед турникетом метро – в его бессознательном турникет представлен в виде угрожающего образа матери в котором смешаны оральные и генитальные агрессивные импульсы, что представлено ввиде угрожающей поглотить пасти-вагины (пограничные черты). В последнем примере мы видим Я репрезентацию, основанную на ранних фантазмах младенца о том, что он желал завладеть матерью как объектом, которая включает пенис отца и возможность иметь детей, тем самым он чувствовал ужас перед тем, что последует наказание ввиде кастрирующего образа матери, эти оральные фантазмы смешали в последствии с генитальными, образую зубастую кастрирующую вагину. Эти объектные отношения построены на ранних фантазмах. Этот подход отображает как особенности ощущения себя так и эмоциональные особенности объектных отношений: ненависть, любовь, разочарование, проявление тревожности, бессилия, вины…

Недавно было поднята с одной стороны простая в своей очевидности, с другой стороны, тревожная тема – “Я чувствую что теряю себя в общении”. Это может быть ввиду того, что Я репрезентация и Объект-репрезентация не имеют четких границ, это называется диффузная идентичность – нарушение, слабость Эго и проявления множественных конфликтов в структуре Я. Это пограничные черты. Этот момент требует вмешательства специалиста и долгой работы.

Это частная точка зрения, которая в силу субъективности и некоторой описательной упрощенности может быть спорна, но основана как на частной практики, так и на структурном подходе О.Кернберга и аналитических трудах МакДугалл.

 

Автор статьи Гриздак В.С.

Подпишитесь на ежедневные обновления новостей - новые книги и видео, статьи, семинары, лекции, анонсы по теме психоанализа, психиатрии и психотерапии. Для подписки 1 на странице справа ввести в поле «подписаться на блог» ваш адрес почты 2 подтвердить подписку в полученном на почту письме


.