Карл Юнг (комментарий и книга)ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ КОММЕНТАРИЙ К «ТИБЕТСКОЙ КНИГЕ МЕРТВЫХ»
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ КОММЕНТАРИЙ К «ТИБЕТСКОЙ КНИГЕ
МЕРТВЫХ»
TК.-Г. Юнг T
Прежде чем приступить к комментарию, необходимо сказать несколько слов о самой книге.«Тибетская книга мёртвых» («Бардо Тёдол») — это сборник наставлений, предназначенных умирающему и умершему. Подобно «Египетской книге мёртвых», она служит путеводителем по области Бардо, символически представленной как промежуточное состояние между смертью и новым рождением продолжительностью в 49 дней. Книга состоит из трёх частей. В первой («Чигай Бардо») описаны психические явления в момент смерти; во второй («Чёнид Бардо») — состояние сразу после смерти и так называемые «кармические видения»; в третьей («Сидпа Бардо») -возникновение инстинкта рождения и явления, предшествующие новому рождению.Согласно «Книге мёртвых» высшая степень понимания и просветления, а значит —максимальная возможность освобождения — достигается человеком в момент смерти. Вскоре после неё возникают «видения», которые в конечном итоге приводят к новому рождению, причём изначальный ослепительный свет постепенно тускнеет и дробится, а видениястановятся всё более жуткими. Такое нисхождение поясняет отчуждение сознания от освобождающей истины по мере приближения к моменту физического рождения. Наставления «Книги мёртвых», которые лама читает над мертвым телом, предназначены для того, чтобы накаждом этапе новых иллюзий и заблуждений напоминать умершему о постоянной возможностиосвобождения и объяснять природу его видений. «Бардо Тёдол», появившаяся в англоязычных странах в 1927 году и удачно названная её издателем В. Эванс-Вентцем «Тибетской книгой мёртвых», вызвала настоящую сенсацию. Она принадлежит к разряду тех книг, которые представляют интерес не только для специалистов-буддологов; своей человечностью и глубоким проникновением в тайны человеческой души она особо привлекает внимание непрофессионала, жаждущего расширить свои знания о жизни. Со времени появления в Европе «Книга мёртвых» была моим постоянным спутником — ей я обязан не только важными идеями и открытиями, но и своими глубочайшими прозрениями. В отличие от «Египетской книги мёртвых», которая говорит одновременно слишком много и слишком мало, «Бардо Тёдол» представляет собой вполне умопостигаемое учение, имеющее в виду не богов или дикарей, а самых обычных людей. И «гневные», и «мирные» божества понимаются в нём как сансарические проекции человеческой души, что просвещённому европейцу кажется очевидным, поскольку напоминает его собственные банальные по строения.Но хотя европеец с лёгкостью может счесть эти божества проекциями, он совершенно не способен одновременно говорить об их реальности. «Книга мёртвых» делает именно это, благодаря важнейшим своим метафизическим предпосылкам, чего не может просвещённый и непросвещённый европеец. «Книга мёртвых» исходит из неявного допущения антиномичности любых метафизических утверждений, а также из идеи качественного своеобразия разных уровней сознания и обусловленных ими метафизических реальностей. В основу этой удивительной книги положено не скудное европейское «или — или», а величественное и утверждающее «и — и». Эта формула может показаться западному сознанию спорной, поскольку Запад предпочитает ясность и недвусмысленность, что позволяет одному мыслителю рьяно признавать существование Бога, а другому с неменьшей категоричностью его отрицать.
Интересно, как отнеслись бы эти враждующие собратья к следующему высказыванию:«Осознав, что пустота твоего разума есть состояние Будды, и рассматривая её как своё собственное сознание, ты достигнешь состояния Божественного Разума Будды»?Боюсь, что такого рода высказывания совершенно неприемлемы ни для философии, ни для
богословия Запада. «Книга мёртвых» в высшей степени психологична, в то время как наша философия и богословие до сих пор пребывают на средневековом, допсихологическом уровне,на котором позволяется выслушивать, объяснять, защищать, критиковать и обсуждать только отдельные высказывания, но не лежащие в их основе догмы, выносящиеся за пределы всякогообсуждения.Вместе с тем понятно, что любые метафизические утверждения — это высказывания души, иследовательно — психологические высказывания. Европейскому сознанию, компенсирующему своё знаменитое чувство ущемлённости рабской привязанностью к «рациональным» объяснениям, эта очевидная истина кажется или слишком очевидной, или недопустимым отрицанием метафизической «истины». Всякий раз, когда европеец слышит слово«психологический», он воспринимает его как «только психологический». «Душа» кажется ему чем-то ничтожно малым, недостойным внимания, субъективным, сугубо личным и т. д. и т. п.,поэтому он предпочитает слово «разум» и любое своё суждение — сколь бы субъективным онони было — склонен относить на счёт «разума», подразумевая при этом «Универсальный Разум»и даже «Абсолют». Вероятно, эта удивительная самонадеянность служит для униженной«души» своеобразной компенсацией. А. Франс верно уловил суть западной цивилизации словами Екатерины Александрийской из «Острова пингвинов», которая советует Богу: «Дай им душу, только крошечную!»Именно душа, наделённая божественной творческой энергией, делает метафизические утверждения и устанавливает различия между метафизическими понятиями. Душа — не только условие метафизической реальности, но и сама реальность.С этой глубокой психологической истины и начинается «Книга мёртвых». Она — не описание погребального обряда, а система наставлений для умершего, путеводитель по области Бардо с её меняющимися видениями, среди которых душа пребывает в течение 49 дней с момента смерти человека до его нового рождения. Если читатели «Книги мёртвых» будут исходить из вневременности души — что на Востоке считается самоочевидным — они смогут без труда поставить себя на место умершего и внимательно прислушаться к поучениям, с которых начинается книга и представление о которых даёт приведённая выше цитата. И тогда ничуть не самонадеянно, но смиренно прозвучат слова: «О благороднорождённый, слушай! Сейчас ты созерцаешь Сияние Чистого Света Совершенной Реальности. Познай его. О благороднорождённый, твой разум пуст, он лишён формы, свойств, признаков, цвета; он пуст — это сама Реальность, Всеблагость. Твой разум пуст, но это не пустота Небытия, а разум как таковой — свободный, сияющий, трепещущий, блаженный; это само Сознание, Всеблагой Будда».
Осознание этого — есть состояние абсолютной просветлённости, Дхарма-Кайя; или, прибегая к знакомому нам языку, творческая основа всех метафизических рассуждений — само сознание, незримое, неуловимое проявление души. «Пустота» -есть состояние за пределами каких бы то ни было суждений или утверждений, однако вся полнота её многообразных проявлений скрытно пребывает в душе. Далее в «Книге мёртвых» говорится: «Твоё сознание, сияющее, пустое, неотделимо от Великого Источника Света; оно не рождается и не умирает, оно — Немеркнущий Свет, Будда Амитаба». Душа (или индивидуальное сознание) не только не ничтожна, но она и есть Сияющее Божество. Запад или считает такое заявление опасным (а то и просто богохульным), или бездумно принимает его, страдая впоследствии от теософской инфляции. В этом вопросе мы всегда умудряемся занять неверную позицию. Но если бы нам удалось преодолеть себя и избежать своей главной ошибки — непрестанного желания что-то делать с вещами, находить им практическое применение, — возможно, тогда нам удалось бы усвоить тот важный урок, который даёт «Книга мёртвых» (или, по крайней мере, осознать её величие): она открывает умирающему глубочайшую истину, согласно которой даже боги есть не что иное, как сияние и отражение нашей собственной души. Солнце на Востоке не меркнет, как померещилось бы христианину, у которого «похитили» Бога; напротив, человеческая душа оказывается светом Божества, а Божество — душой. Восток с большей лёгкостью принимает этот парадокс, чем, скажем, Ангел Силезский, психологичность которого обогнала даже наше время. «Книга мёртвых» говорит о первичности души, что крайне важно, ибо это единственное, в чём жизнь нас не убеждает. Наша жизнь настолько переполнена, вещами, теснящими и подавляющими нас,’ что, окружённые ими как «данностями», мы не находим времени поразмыслить: кем же они «даны»? Умерший освобождается от мира «данностей»; цель поучений «Книги мёртвых.» — помочь его освобождению. Если при чтении книги нам удастся поставить себя на место умершего, нас ожидает не меньшая, чем его, награда: с первых же строк мы узнаём, что «податель» всего «данного» пребывает внутри нас. Эта истина, вопреки всей очевидности её проявлений как в великом, так и в малом, нам неизвестна, хотя знать её жизненно необходимо. Конечно, такое знание годится только созерцателям, жаждущим постичь смысл существования, гностикам по темпераменту, верящим в спасение через «познание жизни». Для того, чтобы увидеть мир как «данный» сущностью нашей души, необходим коренной переворот в мировоззрении, требующий немалых жертв. Представление о том, что всё происходит «для меня», более непосредственно и впечатляюще (и потому более
убедительно), нежели мысль п том, что всё происходит «из меня». Действительно, животная природа человека не позволяет ему видеть в себе творца своих обстоятельств. Вот почему
любые попытки такого рода становились предметом тайных посвящений, которые обычно достигали своего апогея в символической смерти посвящаемого, долженствующей указать на необратимый характер происшедшего изменения. Фактически наставления «Книги мёртвых» служат умирающему напоминанием о его посвящении, о том, чему обучал его гуру, — эти наставления суть не что иное, как посвящение умершего в жизнь Бардо, равно как посвящение живущего означает приготовление к загробной жизни. Так, по крайней мере, обстоит дело во всех тайных культах древних цивилизаций со времён египетских и элевсинских мистерий. Однако в посвящении живущего загробный мир — это не мир после смерти, а переворот в его взглядах и стремлениях, психологический загробный мир, или, прибегая к христианским понятиям, искупление мирских соблазнов и греха. Искупление — есть отвержение и избавление от неведения и мрака, движение к просветлению и освобождению, к победе и выходу за пределы всякой «данности».Итак, «Книга мёртвых» описывает процесс посвящения, цель которого — вернуть душе божественную сущность, утраченную ею с физическим рождением. Для восточной религиозной литературы характерно то, что учение неизменно излагается с самого главного, с основных принципов, которые у нас, как правило, появляются лишь в конце (так, Луций у Апулея обращается с молитвой к Гелиосу только в конце книги). В соответствии с этим, описанное в «Книге мёртвых» посвящение представляет собой ряд ослабевающих пульсаций,
завершающийся новым рождением. Единственная разновидность посвящения, которая известна в настоящее время на Западе, — это анализ бессознательного, осуществляемый врачом с психотерапевтическими целями. Такое проникновение в лежащие ниже уровня сознания слои— есть разновидность рациональной майевтики по Сократу: выявление психического содержания, в зародыше пребывающего в подсознании. Первоначально психотерапия была связана с психоанализом Фрейда и сосредоточивалась в основном на сексуальных фантазиях. В «Книге мёртвых» этой области соответствует С и д п а, последняя, низшая область, в которой умерший, не сумевший усвоить смысл поучений двух первых частей книги — «Чигай Бардо» и«Чёнид Бардо», — становится жертвой своих сексуальных, фантазий и прельщается видениями соединяющихся любовных пар. Наконец, одно из материнских чрев улавливает его и вновь рождает в этом мире. Как и следовало ожидать, в действие вступает эдипов комплекс. Есликарма умершего такова, что он родится мальчиком, то он влюбится в свою будущую мать ивозненавидит отца, и наоборот, будущая девочка почувствует влечение к тому, кто станет еёотцом, и отвращение к матери. Европеец проходит эту специфически фрейдистскую область,когда с помощью психоанализа извлекается на свет содержание его бессознательного, но ондвижется при этом в обратном направлении — отдетских сексуальных фантазий кматеринскому чреву. В кругах психоаналитиков была высказана гипотеза, что главнаяпсихическая травма обусловлена переживаниями в момент рождения; более того, психоанализпытается восстановить воспоминания о внутриутробном периоде существования. К несчастью,европейский ум достигает на этом своего предела. Можно, казалось бы, ожидать, чтопсихоанализ Фрейда успешно проникнет в область так называемых внутриутробныхпереживаний и пойдёт дальше; произойди это — и психоанализ покинул бы область С и д п а ипроник в низшие слои Чёнид. Однако, опираясь на современные биологические представления,это рискованное предприятие не может увенчаться успехом: основанной на нынешних научныхпредпосылках философской подготовки для этого явно недостаточно. Если бы путешествиевсё-таки удалось продолжить, это наверняка привело бы к постулату о предутробномсуществовании (т. е. о подлинном существовании в области Бардо) при условии, что удалось быобнаружить какой-нибудь след этого существования. Как известно, далее чистых гипотезотносительно внутриутробного опыта психоанализ не продвинулся; даже пресловутая «травмарождения» обернулась обычным трюизмом вроде того, что «жизнь — это болезнь снеблагоприятным прогнозом, ибо исход её всегда фатален».Психоанализ Фрейда по существу не пошёл дальше области Сидпа, т. е. не сумел отделить себяот сексуальных фантазий и прочих «несовместимых» тенденций, порождающих беспокойство ииные аффекты. Тем не менее фрейдизм предпринял первую на Западе попытку исследовать —хотя бы снизу, из сферы животного инстинкта, — ту область психики, которой в тантрическомламаизме соответствует область Сидпа. Вполне понятный страх перед метафизикой помешалФрейду проникнуть в сферу «оккультного». Согласно психологии «Сидпы Бардо», состояние Сид п а характеризуется мощным потоком кармы, уносящим умершего к «вратам материнскогочрева». Из области Сидпа невозможно движение назад — она отрезана от области Чёнидинтенсивным стремлением вниз, в сферу животного инстинкта и нового рождения. Это значит,что всякий, кто проникает в область бессознательного на основе чисто биологическихпредпосылок, неизбежно застрянет в сфере инстинкта и, вновь и вновь выбрасываемый в мирфизического существования, не сумеет её покинуть. Именно поэтому фрейдизм остаётся впределах негативной оценки бессознательного, исчерпываемой формулой «всего-навсего».Необходимо отметить, что подобное представление о душе — типично западное, тольковыраженное гораздо яснее, проще и безжалостнее, чем выражали его другие. Что касается«разума», то даже Макс Шелер с сожалением заметил, что его могущество, мягко говоря,сомнительно.С помощью психоанализа рациональный западный дух вторгся в область, которую вполнедопустимо назвать неврозом Сидпы, — и остановился здесь, удерживаемый догмой, согласно
которой всё психическое субъективно и индивидуально. Но и это вторжение оказалось весьмаполезным, так как позволило сделать новый шаг за пределы сознания. Благодаряемустановится понятно, что читать «Книгу мёртвых» европеец должен от конца к началу. Спомощью западной науки мы более или менее усвоили психологический характер «СидпыБардо», и теперь перед нами стоит задача усвоения предшествующего ему «Чёнид Бардо».Состояние Чёнид — область «кармических видений» или иллюзий, проистекающих из
психического остатка прежних существований. Согласно восточным представлениям, карма —это нечто вроде психической наследственности, основанной на гипотезе о перевоплощении (вкрайней её форме на гипотезе о вневременности души). Ни европейская наука, ни европейскийразум эту гипотезу принять не могут. К тому же мы слишком мало знаем о посмертномсуществовании души и не понимаем, как вообще об этом можно что-либо утверждать. Болеетого, из эпистемологии нам известно, что такого рода утверждения столь же недоказательны,как и утверждения о существовании Бога. Таким образом, принимая концепцию кармы, мыпредусмотрительно истолковываем её как психическую наследственность (в самом широкомсмысле этого слова). Психическая наследственность действительно существует, посколькунаследуются такие психологические характеристики, как черты характера, творческиеспособности, предрасположенность к определённым болезням и т. п., причём психологическаясущность этих сложных явлений ничуть не страдает от того, что естественные науки сводят ихк тем или иным физическим явлениям (ядерные структуры в клетках и т. д.). Срединаследуемых психологических характеристик имеется класс свойств, не зависящих ни от рода,ни от расы, к которым принадлежит индивидум, — универсальные характеристики сознания.Их следует понимать по аналогии с платоновскими формами (eidola), в соответствии скоторыми сознание организует своё содержание. Можно описать эти формы как категории,аналогичные логическим категориям, этим основным предпосылкам разума. Однако «формы»,которые имею в виду я, относятся не к разуму, а к воображению. Так как плоды воображения впринципе визуальны, их формы с самого началадолжны характеризоваться как образы и болеетого — как типичные образы (вот почему, следуя бл. Августину, я называю их «архетипами»).Сравнительная история религий и мифологий, психиатрия и психология сновидений открываютбогатейшие залежи архетипов. Поразительное единообразие этих образов и выражаемых имиидей послужило почвой, питающей самые фантастические построения «теории бродячихсюжетов», — хотя естественнее было бы задуматься над удивительным сходствомчеловеческих-душ всех времён и народов. Фантазии, имеющие архетипическую структуру,возникают самопроизвольно и в любое время и в любом месте, даже если всякая возможностьдля их заимствования отсутствует. Исходные структурные компоненты души столь жепоразительно единообразны, как части человеческого тела. Архетипы — это, так сказать,
органы человеческой души, извечно наследуемые формы и идеи, которые сами по себе лишеныопределённого содержания, но обретают его в течение жизни человека, чей опыт заполняет этиформы. Если бы архетипы не существовали повсеместно и в одинаковом виде, то какобъяснить, например, следующее совпадение: почти на каждой странице «Книги мёртвых»говорится о том, что умершие не знают, что они мертвы, — и с этим же утверждением то и делосталкиваешься в незрелой и смертельно скучной литературе европейского иамериканскогоспиритуализма? Впрочем, это утверждение есть и у Сведенборга, но его труды не стольраспространены, чтобы из них могли заимствовать буквально все провинциальные «медиумы».Что касается связи между Сведенборгом и «Тибетской книгой мёртвых», то она совершеннонемыслима. Идея о том, что мёртвые продолжают своё существование, не подозревая, что онибестелесные духи, эта изначальная, универсальная, архетипическая идея реализуетсянепосредственно и зрительно, когда кто-нибудь видит привидение. Примечательно, что во всехчастях света привидения обладают рядом общих характерных черт. Конечно, мне известно неподдающееся проверке спиритуалистическое толкование этого явления, однако я не собираюсьвторить ему и вполне удовлетворён гипотезой об универсальной, но дифференцированнойпсихической структуре, которая, передаваясь по наследству, формирует и направляетиндивидуальный опыт. Подобно тому, как органы тела — не просто конгломераты инертной,пассивной материи, а динамические функциональные комплексы, настойчиво и властнозаявляющие о своём существовании, так и органы психики — архетипы — это динамическиеподсознательные комплексы, вневероятной степени детерминирующие психическую жизнь.Вот почему я называю их доминантами бессознательного. Сфере бессознательного, состоящейиз таких универсальных динамических структур, я присвоил название «коллективноебессознательное».Насколько известно, индивидуальные воспоминания о внутриутробном и предутробномсуществовании не наследуются, но вне всякого сомнения существуют наследуемые архетипы,которые лишены всякого содержания, так как, прежде всего, не содержат личного опыта.Личный опыт проявляет их в сознании, делает видимыми. Как уже было указано, психологияСидпы характеризуется желанием жить и быть рождённым («Сидпа Бардо» значит «БардоСтремления к Новому Рождению»). Следовательно, это состояние препятствует опытусверхличной психической реальности, если, конечно, индивид не сумеет решительно отказатьсяот нового рождения в мире. Согласно учению «Книги мёртвых», в любом из состояний Бардоиндивид имеет возможность достичь Дхарма-Кайи, преодолев четыре склона горы Меру, при
условии, что его не собьёт с пути «тусклый свет»… Говоря другими словами, умерший долженотчаянно сопротивляться велениям разума — как мы его понимаем — и избавиться от
господства своего «я», которое разум считает сакральным. На практике это означает полноеподчинение объективным психическим силам со всеми вытекающими отсюда последствиями,своего рода символическую смерть, которая соответствует в «Сидпе Бардо» Страшному Суду.Такая смерть символизирует конец сознательного, рационального, морально ответственногосуществования и добровольное подчинение тому, что в «Книге мёртвых,» называется«кармическими видениями». «Кармические видения» порождаются верой в фантастический,крайне иррациональный мир, который не выводится из разума и не согласуется с ним, аявляется плодом свободного воображения. Любой здравомыслящий человек предостережёт нас,что всё это явная фантазия или бред, и действительно, трудно с первого взгляда отличитьтакого рода видения от фантасмагорий сумасшедшего. Нередко самого незначительногоослабления умственных способностей достаточно, чтобы породить этот иллюзорный мир. Мраки ужас, которые царят в нём, сходны с переживаниями, описанными в начале «Сидпы Бардо».Однако содержание этого Бардо обнаруживает архетипы — кармические видения,появляющиеся в устрашающем облике. Состояние Ч ё н и д подобно искусственно вызванномупсихозу.Мы часто читаем и слышим об опасностях, связанных с йогой — особенно с Кундалини-йогой.Умышленно вызванное психопатическое состояние может легко перейти у человека снеустойчивой психикой в подлинный психоз — и к этому следует относиться со всейсерьёзностью. Подобные вещи очень опасны и не терпят нашего западного подхода: здесьначинается игра с судьбой, способная потрясти основы человеческого существования и вызвать
такой поток страданий, о котором обычный человек даже не подозревает. Эти страдания,соответствующие адским мукам области Ч ё н и д, описаны в «Книге мёртвых» так: «И тогдаодин из Палачей-Мучителей Бога Смерти набросит тебе на шею петлю и повлечёт за собою. Онотсечёт тебе голову, вырвет сердце, вывернет чрево, высосет мозг, выпьет кровь; он пожрёттвою плоть и изгложет кости, но ты не сможешь умереть. Хотя тело твоё будет разорвано намелкие части, оно оживёт вновь. И так будет повторяться снова и снова,причиняя тебеужасную боль и муку».Этими мучениями удачно описывается реальный смысл опасности — расчленения целостноготела Бардо, представляющего собой нечто вроде «тонкой материи», которая образует оболочкупсихического «я» после смерти. Психологический эквивалент такого расчленения — явлениедиссоциации и её крайняя форма шизофрения (расщепление личности). Это самоераспространённое психическое заболевание связано, по сути дела, с упомянутым ослаблениемумственных способностей, благодаря которому исчезает контроль со стороны сознания иоткрывается неограниченный простор для деятельности подсознательных «доминант».Таким образом, переход из состояния Сидпы всостояние Чёнид характеризуется опаснымизменением целей и намерений сознания, отказом от устойчивого «я» и подчинением крайнейнеопределённости, воплощённой в хаосе форм. Фрейд продемонстрировал глубочайшуюинтуицию, назвав его «средоточием тревоги». Страх пожертвовать собой скрывается в глубинекаждого «я» и нередко свидетельствует о слабо сдерживаемых силах подсознания, готовыхвырваться на свободу. Никто из стремящихся к обретению самости не избавлен от этой
опасности, поскольку то, что вызывает страх, также принадлежит самости: это подсознательнаяили надсознательная область психических «доминант», от которых «я» с огромным трудом, нолишь частично эмансипировалось ради достижения в той или иной степени иллюзорнойсвободы. Безусловно, такая эмансипация необходима и даже героична, но ровно ничего нерешает: она лишь создаёт субъекта, вынужденного во имя самоутверждения противопоставлятьсебя объекту. Даже поверхностный взгляд обнаруживает, что Запад переполнен проектами подостижению этой цели. В мире объектов мы ищем и находим трудности, препятствия и врагов:мы охотно помещаем добро и зло в видимые предметы, чтобы удобнее было побеждать,наказывать и уничтожать зло и наслаждаться добром. Но сама природа не позволяет длитьсяэтому состоянию райской невинности вечно. Всегда находятся люди, которые открывают, чтомир объектов (и связанный с ним опыт) по сути своей символичен и отражает лишь то, чтопребывает в самом субъекте, в его собственной сверхсубъективной реальности. Этаглубочайшая интуиция, согласующаяся с ламаистским учением, помогает нам понять истинныйсмысл состояния Ч ё н и д («Чёнид Бардо» значит «Область Постижения Реальности»).Согласно «Чёнид Бардо», реальность, характеризующая состояние Чёнид, — это реальностьсознания. «Мысли» предстают здесь как нечто реальное, фантазия обретает зримые формы,перед умершим проходят жуткие видения, порождённые его кармой и направляемые«доминантами» бессознательного. Первым среди них (есличитать книгу с конца) появляетсявсесокрушающий Бог Смерти — воплощение всех ужасов; за ним следуют 28 «злосильных» и58 «кровожадных» божеств и богинь. Несмотря на свой демонический облик и хаотическуюсмесь чудовищных атрибутов, все они подчиняются определённому порядку. Божестваобразуют группы, в которых располагаются по четырём направлениям и различаютсясимволическими цветами. Постепенно обнаруживается, что божества организованы в мандалы,или круги с четырёхцветным крестом внутри. Четыре цвета соответствуют следующим четырёмаспектам мудрости:белый — путь мудрости, подобной зеркалу,жёлтый — путь мудрости равенства,красный — путь мудрости различия,зелёный — путь мудрости свершения.На высшем интуитивном уровне умерший знает, что все «мысли» исходят из него и что четырепути мудрости — есть эманация его собственных психических способностей. Эта идеяприводит нас к психологии ламаистской мандалы, которую я уже обсуждал в изданнойсовместно с Рихардом Вильгельмом «Тайне Золотого Цветка».
Продолжая движение в области Чёнид, мы достигаем, наконец, сферы, где перед намипредстают Четверо Великих: Зелёный Амога-Сидхи, Красный Амитаба, Жёлтый Ратна-Сам-
бава и Белый Ваджра-Сатва. Завершается восхождение голубым сиянием тела Будды Дхарма-Дату, исходящим из центра мандалы или сердца Вайрочаны.После этого «кармические видения» прекращаются: сознание, освобождаясь от привязанности кформам и объектам, возвращается во вневременную, изначальную область Дхарма-Кайи. Такимобразом, читая «Книгу мёртвых» с конца, мы достигаем состояния Чигай, наступающего вмомент смерти.Думаю, приведённых мной разъяснений достаточно для того, чтобы внимательный читатель
получил представление о психологии «Книги мёртвых». Книга описывает — в обратномпорядке — обряд посвящения, который, в противовес эсхатологическим чаяниям христиан,подготавливает душу к нисхождению в мир физического существования. Имея в виду крайнерационалистическую и мирскую направленность европейского сознания, целесообразно читать«Книгу мёртвых» с конца и рассматривать её как описание восточного посвящения, хотякаждый волен заменить божеств «Чёнид Бардо» христианскими символами. В любом случаеприведённая мной последовательность событий аналогична феноменологии европейскогоподсознания, подвергшегося «обряду посвящения» (иными словами, психоанализу).Происходящая в ходе психоанализа трансформация подсознания позволяет соотнести его срелигиозными обрядами посвящения, хотя последние принципиально отличаются отпсихоанализа тем, что предвосхищают естественный ход событий и заменяют самопроизвольновозникающие символы тщательно отобранной системой символов. (Таковы «Упражнения»Игнатия Лойолы или йогическая медитация буддистов и тантристов.)Изменение порядка чтения, предложенное мной для облегчения понимания «Книги мёртвых»,никоим образом не соответствует её подлинному замыслу. Точно так же использование книги впсихологических целях — не более как побочная возможность, допускаемая, впрочем,ламаистской традицией. Подлинная цель этой необычной книги (сколь бы странной ни казаласьона современному образованному европейцу) — дать умершему сведения о его путешествии пообластям Бардо. В западном мире только католическая церковь оказывает хоть какую-топомощь душам умерших. Что касается протестантов с их жизнеутверждающим оптимизмом, тоу них имеется лишь несколько «Обществ спасения», члены которых убеждают умерших в том,что те мертвы. В целом, на Западе нет ничего, что можно было бы сравнить с «Книгоймёртвых» (за исключением нескольких эзотерических сочинений, не доступных ни широкойпублике, ни рядовым учёным). Предание относит «Книгу мёртвых» к числу «сокровенных»книг, в которых описан специфический способ магического «исцеления души» после смерти. Срациональной точки зрения культ мёртвых основан на вере во вневременное существованиедуши, но его иррациональную основу следует искать в психологической потребности живыхчто-нибудь сделать для умерших. Эта потребность проявляется даже у «просвещённых» людей,переживших смерть близких или друзей, благодаря чему — независимо от степени нашей«просвещённости» — на Западе сохранились обряды, связанные с мёртвыми (вспомним хотябы мавзолей). Но, не считая католических заупокойных месс, эти обряды проводятся на оченьнизком уровне — и не потому, что мы не способны убедить себя в бессмертии души, а потому,что крайне рационализировали указанную психологическую потребность. Мы ведём себя так,словно её вообще нет и, независимо от своей веры в загробную жизнь, ничего для умерших неделаем. Уровень католических заупокойных месс достаточно высок, ибо они направлены напсихическое благополучие умерших, а не на слезливую сентиментальность живых, но и они несравнимы с высочайшим духовным напряжением, запёчатлённым в «Книге мёртвых». Еёнаставления столь подробны и столь приспособлены к малейшим изменениям в состоянииумершего, что каждый серьёзный читатель вправе задать себе вопрос: «А что если мудрыеламы и в самом деле заглянули за пределы трёх измерений и сорвали завесу с величайшей изтайн?»Возможно, удел истины — приносить людям разочарование, но, читая «Книгу мёртвых»,буквально ощущаешь её достоверность. Как неожиданно обнаружить загробное существование(относительно которого наше религиозное сознание сформировало самые величественныепредставления) окрашенным в мрачные тона кошмаров! Истинное просветление умершийиспытывает не в конце Бардо, а в его начале, в момент смерти, после чего начинаетсяпогружение в область иллюзий и неведения, постепенная деградация, завершающаяся новымрождением в физическом мире. Духовная вершина достигается человеком в момент завершения
жизни; следовательно, жизнь – есть средство для достижения высшего совершенства; именноона порождает карму, открывающую умершему возможность обрести извечный свет Пустоты,остановиться в центре колеса рождений, освободиться от иллюзий возникновения иразрушения. Пребывание в Бардо не связано ни с вечным блаженством, ни с вечными муками:это нисхождение в очередную жизнь, которая приближает человека к его конечной цели,высочайшему завершению его трудов и стремлений в период земной жизни. Трудно непризнать возвышенный и героический характер этой точки зрения.Нисхождение в области Бардо подтверждается западной спиритуалистической литературой,производящей, впрочем, отвратительное впечатление своими банальными ибессодержательными сведениями «из мира духов». Научная мысль без колебания
истолковывает эти сведения как эманацию подсознания «медиумов» и распространяет такоетолкование и на «Тибетскую книгу мёртвых». Действительно, трудно отрицать тот факт, что вцелом книга порождена архетипическим содержанием бессознательного, за которым западныйразум совершенно справедливо усматривает не физическую или метафизическую, а «всего-навсего» психическую реальность. Но независимо от того, как «дана» вещь, субъективно илиобъективно, она есть. «Книга мёртвых» и не утверждает ничего большего: её пять Дхьяни-Будд— не что иное, как психические феномены. Умерший должен понять (если он не понял этогопри жизни), что его психическое «я» и «податель» всего «данного» — одно и то же. Мирбожеств и духов — это коллективное бессознательное внутри меня. Чтобы прочесть эту фразу вобратном порядке: «коллективное бессознательное — это мир божеств и духов вне меня»,нужны не просто логические способности, а вся человеческая жизнь (и даже, возможно,несколько жизней) всё возрастающей полноты. Заметьте, я не говорю «всёвозрастающегосовершенства», ибо тот, кто совершенен, делает открытия совсем иного рода.