Статья. Кернберг Перенос и интерпретация переноса в свете теории объектных отношений.
Выдержка из книги АГРЕССИЯ ПРИ РАССТРОЙСТВАХ ЛИЧНОСТИ И ПЕРВЕРСИЯХ.
Главным вкладом теории объектных отношений в анализ переноса является расширение того поля, в рамках которого происходит исследование явлений переноса, так что становятся возможными понимание и интерпретация возрастающей по своей сложности трансферентной регрессии пациентов глубокого уровня психопатологии. На практике перенос у пациентов с классическим психоневрозом и пациентов с патологией характера при невротической организации личности может по-прежнему пониматься как бессознательное повторение здесь-и-теперь патогенных отношений из прошлого. Более конкретно — отыгрывание аспекта бессознательного инфантильного “Я” пациента в отношениях с (также бессознательной) инфантильной репрезентацией родительских объектов.
Тот факт, что невротические пациенты регрессируют к относительно интегрированному, хотя и вытесненному бессознательному инфантильному “Я”, которое находится в отношениях с относительно интегрированными, хотя и бессознательными, репрезентациями родительских объектов, делает такие переносы довольно легкими для понимания и интерпретации: в переносе происходит активация бессознательных отношений к родителям в прошлом, включая реалистические и фантазийные аспекты подобных отношений и защиты от них. Бессознательный аспект инфантильного “Я” несет в себе конкретное желание, отражающее производную влечения, направленную на такие родительские объекты и фантазийный страх по поводу опасностей, заключенных в выражении этого желания. Эго-психология, теория объектных отношений, подчеркивает, что даже в этих сравнительно простых отыгрываниях переноса всегда происходит активация базовых диадических элементов, состоящих из репрезентаций “Я” и репрезентаций объектов, связанных определенным аффектом, и эти элементы отражают либо защитные, либо импульсные аспекты конфликта. Более точно, бессознательная фантазия, отражающая импульсивно-защитную организацию, обычно вначале активизируется в форме объектного отношения, представляющего защитную сторону конфликта и только затем в форме объектного отношения, отражающего импульсивную сторону конфликта.
Например, невротическая пациентка с мазохистской структурой личности неправильно интерпретирует мои замечания как разгромную критику именно в те моменты, когда ощущает наши рабочие отношения как хорошие. Затем она разъяряется, нападает на меня, ведет себя вызывающе, обвиняет меня в том, что я пытаюсь контролировать ее, как это делала ее мать. Я понимаю подобное поведение как знак того, что наша совместная работа активировала ее бессознательную фантазию, что я, как ее отец, сексуально соблазняю ее (что, в свою очередь, проистекает из ее проекции на меня своих скрытых позитивных эдипальных желаний). Она мазохистски защищается, воспринимая меня как свою придирчивую мать, а себя — как беспомощного ребенка.
Моя интерпретация фокусируется на восприятии ею меня как своей критикующей матери, после чего она чувствует, что я помог ей, и выражает свое одобрение. Это постепенно способствует возникновению более непосредственных позитивных чувств, смешанных с эротическим возбуждением и страхом, что я превращаюсь в соблазняющего отца. Теперь я интерпретирую этот страх как выражение проекции ею на меня своих сексуальных импульсов, которые она не осмеливается выразить прямо. После этого следует более прямое выражение позитивных эдипальных фантазий обо мне.
Что добавляет к формулировкам, касающимся переноса, подход с точки зрения объектных отношений? Во-первых, он проливает свет на постоянные группы диадических элементов (репрезентаций “Я”, взаимодействующих с репрезентациями объектов при доминировании определенного аффекта) и структурирует переживание конкретных бессознательных фантазий, желаний и страхов. Во-вторых, он указывает, что каждая защитно-импульсная организация отражается в двух противоположных элементах: как защита, так и импульс отражаются в качестве фантазийных отношений между “Я” и объектом. В-третьих, даже на невротическом уровне патологии может наблюдаться процесс, который превалирует при более глубокой психопатологии: быстрое обращение или чередование активаций у пациента репрезентации “Я” при проекции репрезентации объекта на аналитика и других моментов, когда пациент отыгрывает идентификацию с этой репрезентацией объекта, проецируя репрезентацию “Я” на аналитика. Когда мазохистская пациентка воспринимает меня агрессивно ругающим, что вызывает у нее чувство обиды и несправедливости, она злобно набрасывается на меня тем способом, который ясно отражает описанное ею поведение матери. Я, временно парализованный ее нападками, чувствую большую трудность при интерпретации ситуации. Другими словами, когда пациентка временно регрессирует, происходит интенсификация и примитивизация аффекта, отражающая соответствующую производную влечения, а также возникает склонность к быстрому чередованию идентификаций с “Я” и объектом, что можно легче понять и проинтегрировать в рамках объяснительной схемы интернализованных объектных отношений.
Таким образом, заново оценивая природу идентификаций в переносе, я предполагаю, что все идентификации возникают с отношением с объектом, а не с самим объектом. Я также предполагаю, что в этих отношениях пациент идентифицируется как с “Я”, так и с объектом, имея возможность отыгрывать обе роли. Я считаю, что это представление проливает новый свет на сделанное Фрейдом (Freud, 1915а) наблюдение, что инстинкт может превращаться в свою противоположность и обретать в качестве своего объекта “Я” пациента. Фрейд также подчеркивал, что психическая жизнь обычно управляется дихотомиями — субъекта (Эго) и объекта (внешнего мира), удовольствия и неудовольствия, активного и пассивного. В свете теории объектных отношений выражение “активного” импульса — например агрессии, — который первоначально воспринимался пассивно, может пониматься либо как активация репрезентации “Я” при субъективно воспринимаемом нападении со стороны объекта, либо как активация идентификации с репрезентацией объекта в этом взаимодействии. “Идентификация с агрессором”, также иллюстрируемая моим примером и теперь понимаемая как последовательная идентификация и с “Я”, и с объектом, демонстрирует превращение пассивного импульса в активный.
Выражение импульса, направленного на “Я”, в противоположность выражению такого импульса, направленного на объект, может также пониматься как идентификация с нападающим объектом. Например, мазохистская пациентка, нападающая на меня, когда она чувствует себя эротически возбужденной в переносе, демонстрирует отыгрывание наказующего поведения своей матери (отражающего ее Супер-Эго — идентификацию с матерью), тогда как она проецирует на меня свою репрезентацию “Я”, мазохистски подчиненного матери. Структурный между Супер-Эго и Эго отыгрывается в переносе в объектном отношении “с обращенными функциями”. Пациентка отыгрывает защитное мазохистское объектное отношение, исходящее из интернализованного ею агрессивно-покорного взаимодействия с матерью. Она соответственно интернализует нападающую мать как часть Супер-Эго (что дает начало мазохистскому поведению) и как вторичное характерологическое искажение своего Эго (в характерологической идентификации пациента с враждебным поведением матери). В другое время она отыгрывала в других Эго-идентификациях свои идентификации с мазохистски покорной дочерью.
По практическим соображениям, таким образом, вместо интерпретации особенностей “чистой” конфигурации импульс-защита мы интерпретируем перенос в терминах активации интернализованных объектных отношений, что приводит к чередующейся активации того же самого конфликта в поведении и переживаниях, которые могут выглядеть противоречащими друг другу. Такой подход обогащает интерпретацию, проясняя нюансы и детали. Так, я смог указать своей мазохистской пациентке, что, относясь ко мне агрессивно (так, как к ней относилась ее мать), она идентифицируется с матерью, одновременно неявно подчиняясь интернализованному образу матери и становясь как мать, что выражает бессознательную вину за пугающие ее сексуализированные отношения со мной как с отцом. Я полагаю, давнее клиническое наблюдение, что один аффект может использоваться в качестве защиты против другого вытесненного или диссоциированного аффекта, следует переформулировать как защитное использование одного интернализованного объектного отношения и соответствующего ему аффекта против другого интернализованного объектного отношения и соответствующего ему аффекта.
Анализ интернализованных объектных отношений в переносе становится более сложным (хотя и возникает возможность прояснения этой сложности) благодаря развитию у пациентов с тяжелой патологией характера защитной примитивной диссоциации или расщепления интернализованных объектных отношений. Это расщепление происходит у пациентов, функционирующих на пограничном уровне, у нарциссических личностей и даже при доступных анализу психозах. У таких пациентов переносимость амбивалентности, характерная для невротических высокоуровневых объектных отношений, заменяется защитной дезинтеграцией репрезентаций “Я” и объектов на либидинально и агрессивно заряженные частичные объектные отношения. Более реалистичные или легче понимаемые прошлые объектные отношения невротических личностей заменяются на крайне нереалистичные, ярко идеализированные или остро агрессивные или персекуторные репрезентации “Я” и объектов, которые невозможно немедленно вывести из реальных или фантазийных отношений в прошлом.
То, что здесь активируется, это либо крайне идеализированные частичные объектные отношения, находящиеся под воздействием интенсивного, диффузного, переполняющего аффективного состояния экстатической природы, либо настолько же интенсивные, но болезненные и пугающие примитивные аффективные состояния, сигнализирующие об активации агрессивных или персекуторных отношений между “Я” и объектом. Мы осознаем неинтегрированный характер интернализованных объектных отношений по предрасположенности пациента к быстрому чередованию в отыгрываемых им ролях. Одновременно пациент может проецировать дополнительные репрезентации “Я” и объекта на аналитика; это, наряду с интенсивностью аффективной активации, приводит к явно хаотическому развитию переноса. Такие быстрые колебания, так же, как и резкая диссоциация между любящими и ненавидящими аспектами отношений к одному и тому же объекту, могут впоследствии осложняться защитными сгустками нескольких объектных отношений под воздействием одного и того же примитивного аффекта, так что комбинированный образ отца-матери будет представлять собой спутанный сгусток агрессивно воспринимаемых аспектов отца и матери. Идеализированные или обесцененные аспекты “Я” также являются сгустками различных слов прошлого опыта.
Подход с точки зрения объектных отношений позволяет аналитику понять и организовать то, что выглядит полным хаосом, так что он способен прояснить различные сгустки частичных объектных отношений в переносе, привнося интеграцию репрезентаций “Я” и объекта, ведущую к более продвинутому невротическому типу переноса.
Общие принципы интерпретации переноса при лечении пограничной организации личности включают в себя следующие задачи (см. Kernberg, 1984): 1) диагностику преобладающих объектных отношений в общей хаотической ситуации переноса; 2) прояснение того, что является репрезентацией “Я”, что — репрезентацией объекта в этих интернализованных объектных отношениях, а что — доминирующим аффектом, связывающим их; 3) интерпретативное связывание этих примитивных преобладающих объектных отношений с их отщепленной противоположностью.