Статья. (ПП)Фэйрберн Р. Д. “Пересмотр психопатологии психозов и неврозов.”
Перевод Ягнюка. К. В
Введение
(1) – Первоначально эта работа
была опубликована в «Международном журнале психоанализа», (том 12),
данная версия содержит лишь незначительные поправки.
В последние годы
меня особенно интересовали проблемы пациентов, которые в той или иной
степени демонстрировали шизоидные тенденции и я уделял этим проблемам
особое внимание. (2) В результате появилась точка зрения, которая, в том
случае если она действительно хорошо обоснованна, обязательно должна
привести к далеко идущим выводам, как в психиатрии в целом, так и в
психоанализе, – в частности. Мои различные находки и вытекающие из них
выводы включают не только существенный пересмотр превалирующих в
настоящее время идей касательно природы и этиологии шизоидных состояний,
но и значительный пересмотр идей относительно распространения шизоидных
процессов и соответствующего изменения в современных концепциях
различных психоневрозов и психозов. Мои находки и заключения также
включают исправление и переориентацию теории либидо, а также модификацию
ряда классических психоаналитических концепций.
(2) – Предыдущая статья этого тома «Шизоидные факторы в личности» посвящена этой теме.
В
силу различных причин настоящий обзор будет существенно ограничен
рассмотрением самых общих аспектов моей позиции; к которой меня привели
исследования шизоидных тенденций, однако, с самого начала можно заявить,
что последующие аргументы существенно зависят от вывода, к которому я
пришел в моей аналитической работе, что шизоидная группа гораздо более
обширна, чем до сих пор было принято считать и, что существенный процент
тревожных состояний и параноидных, фобических, истерических и
обсессивных симптомов имеют шизоидную основу. Всеобъемлющее значение
понятия «шизоид» может быть продемонстрировано тем, что согласно моим
находкам шизоидная группа соответствует группе, к которой Юнг применил
понятие «интроверт». Фундаментальной особенностью явно шизоидного
состояния является расщепление Эго. Однако глубинный анализ обнаруживает
существование расщепления не только у индивидов, страдающих от явно
психопатологических состояний, но и у индивидов, трудности которых не
могут обозначены психопатологическими «ярлыками». Значение расщепления
может быть оценено в полной мере лишь при его рассмотрении с перспективы
развития.
Ограничения, присущие теории либидо
На
современные психоаналитические концепции развития Эго существенное
влияние оказала формулировка Фрейдом теории либидо, а именно того, что
первоначально либидо распространяется на ряд телесных зон, некоторые из
которых приобретают особенное значение и становятся эрогенными. Согласно
этой концепции успех либидонозного развития зависит от интеграции
различных либидонозных размещений (distribution) под господством
генитального импульса. Теория либидо содержит недостаток, который может
быть лучше оценен при её рассмотрении в той форме, которую она приобрела
после ревизии Абрахамом. Конечно же, каждой из наиболее важных
либидонозных зон Абрахам выделил особое место в психогенетическом
развитии и постулировал ряд фаз развития, каждая из которых
характеризуется доминированием специфической зоны; и согласно этой схеме
каждый тип классических психозов или неврозов может быть объяснен
фиксацией на одной из фаз. Не может быть никаких сомнений в правильности
суждения о связи шизоидных состоянии и фиксации на ранней оральной
стадии, которая характеризуется преобладанием сосания. Также нет никаких
сомнений в корректности приписывания маниакально-депрессивных состояний
фиксации на поздней оральной фазе, которая характеризуется появлением
кусания. Также им выделяются две анальные фазы и ранняя генитальная или
фаллическая фаза. Абрахам верно отметил, что параноик использует
примитивную анальную технику отвержения своих объектов, обсессивный
индивид применяет более зрелую анальную технику для достижения контроля
над его объектами, а истерик пытается улучшить свои взаимоотношения с
объектами посредством техники отречения от генитальных органов. Тем не
менее, мои собственные находки не вызывают у меня сомнения в том, что
параноидные, обсессивные и истерические состояния – к которым можно
прибавить фобическое состояние – не являются следствием фиксаций на
специфических либидонозных фазах, а представляют собой лишь ряд техник,
используемых для защиты Эго от воздействий конфликтов орального
происхождения. Данное мнение подтверждается двумя фактами:
(а) тем,
что анализ параноидных, обсессивных, истерических и фобических симптомов
неизбежно обнаруживает присутствие лежащего в их основании орального
конфликта и
(б) тем, что параноидные, обсессивные, истерические и
фобические симптомы – это лишь дополнения и предвестники появления
шизоидных и депрессивных состояний.
В противоположность этому
совершенно невозможно рассматривать депрессивное или шизоидное состояние
как защиту – для каждого из этих состояний обнаружена оральная основа. И
наоборот шизоидные и депрессивные состояния имеют все признаки
состояний, от которых Эго необходимо защищаться. (3)
(3) – Конечно
же, следует учесть, что могут существовать определенные, более или менее
специфические защиты, связанные с шизоидным или депрессивным
состоянием, вызванные самим состоянием, а не лежащим в их основании
конфликтом. В качестве примера здесь может выступить маниакальная защита
от депрессивного состояния. По-видимому, такие специфические техники,
вступают в силу лишь тогда, когда неспецифические техники (параноидные,
обсессивные, истерические и фобические техники) терпят провал в защите
Эго от натиска шизоидных или депрессивных состояний. Несмотря на это,
эти специфические защиты должны быть отделены от основных шизоидных и
депрессивных состояний, которые их активируют.
Тщательное
рассмотрение модификации Абрахамом теории либидо поднимает вопрос, не
являются ли «анальные фазы» в некотором смысле артефактом; тот же самый
вопрос возникает в случае «фаллической фазы». Посредством фаз Абрахам
конечно же намеревался представить не только стадии в либидонозной
организации, но также стадии в развитии объектной любви. Однако,
терминология, используемая для описания различных фаз, основана на
природе либидонозной цели, а не природе объекта. Таким образом, вместо
того чтобы говорить «фазы груди» он говорит оральная фаза, а вместо «фаз
фекалий» – анальная фаза. Именно при замене «фаз фекалий» на «анальную
фазу» проявляется ограничение схемы либидонозного развития Абрахама,
поскольку грудь и генитальные органы – это естественные и биологические
объекты либидо, а фекалии таковыми не являются. С другой стороны,
фекалии – это лишь символический объект. Они, так сказать, лишь глина,
из которой создается модель объекта (4).
(4) – Здесь следует
заметить, что предложенная Абрахамом терминология описания различных фаз
либидонозного развития отличается от ранее использовавшейся
терминологии, предшествовавшей его ревизии теории либидо. Ранняя схема
включала три стадии развития: (1) «аутоэротическую», (2)
«нарциссическую» и (3) «аллоэротическую» (alloerotic). Эта-терминология
сама по себе подразумевает, что ранняя схема, по сути, основана на
отсылке к объекту (а не отсылке к либидонозной цели). Оставив вопросы
терминологии в стороне можно заметить, что описание Абрахамом
либидонозного развития, по сути, является модификацией ранней схемы,
которая характеризуется вставкой двух «анальных фаз» между
нарциссической (поздней оральной) и аллоэротической (генитальной)
фазами. Специальной целью этой интерполяции было введение стадии
«частичной любви» (partial love) в схему либидонозного развития, но
каким бы важным не было такое намерение, следует отметить, что в новой
схеме была утеряна отсылка к объекту.
Историческое значение теории
либидо и степени ее вклада в продвижение психоаналитического знания не
требует доказательств; эвристическая ценность является лучшим
подтверждением значения теории либидо. Несмотря на это, как мне кажется,
в интересах прогресса классическую теорию либидо следовало бы
трансформировать в теорию развития, основанную на объектных отношениях.
Существенное ограничение теории либидо как объяснительной системы
заключено в том факте, что она предоставляет статус либидонозных
отношений (attitudes) различным манифестациям, являющимся лишь техниками
регуляции объектных отношений Эго. Теория либидо, конечно же, основана
на концепции эрогенных зон. Однако следует признать, что эрогенные зоны
являются лишь каналами, через которые течет либидо и, что зона
становится эрогенной посредством протекания через нее либидо. Первичная
цель либидо – это объект, а в своем поиске объектное либидо
детерминировано сходными законами с теми, которые определяют поток
электрической энергии, то есть ищет путь наименьшего сопротивления.
Следовательно, эрогенную зону следует рассматривать лишь как путь
наименьшего сопротивления, а его актуальную эрогенность можно сравнить с
магнитным полем, устанавливаемым потоком электрического тока. В
младенчестве, благодаря конституции человеческого организма, путь
наименьшего сопротивления к объекту почти исключительно происходит через
рот; следовательно рот становится преобладающим либидонозным органом. У
зрелого же индивида (опять же благодаря конституции человеческого
организма) генитальные органы становятся путем наименьшего сопротивления
к объекту – однако, в данном случае наряду с другими путями.
Относительно зрелого индивида скорее можно сказать, что его генитальное
отношение (attitudes) по большей части либидонозно, а не обратное, что
его либидонозное отношение по большей части генитально. Таким образом,
существует различие между инфантильным и зрелым либидонозным отношением;
в то время как в случае младенца либидонозное отношение осязательно
будет преобладающе оральным, то в случае эмоционально зрелой личности
либидо ищет объект по нескольким каналам, среди которых генитальный
канал имеет важнейшую, однако, ни в коем случае не исключительную роль.
Таким образом, будет верным описывать либидонозное отношение младенца
как типично оральное, и не верным описывать либидонозное отношение
взрослого как типично генитальное. Его правильно описывать как «зрелое».
И, конечно же, этот термин подразумевает, что генитальный канал
доступен для удовлетворяющих либидонозных отношений с объектом. В то же
самое время следует подчеркнуть, что объектные отношения переживаются
удовлетворительными не вследствие достижения генитального уровня.
Наоборот, именно благодаря установлению хороших объектных отношений
достигается подлинная генитальная сексуальность (5)
(5) – Следует
пояснить, что в мои намерения ни в коем случае не входило приуменьшение
значения «генитальной» стадии относительно оральной стадии. Мое
намерение состоит в том, чтобы указать на то, что реальное значение
«генитальной» стадии состоит в зрелости объектных отношений и, что
генитальное отношение – это лишь элемент такой зрелости. В той же
степени будет верным сказать, что реальное значение оральной стадии
состоит в незрелости объектных отношений и, что оральное отношение – это
лишь элемент такой незрелости; помимо этого вследствие физической
зависимости младенца значение физического на оральной стадии существенно
выше психического.
Стоит признать, что «оральные фазы» Абрахама
вполне подтверждаются фактами. Однако, дело обстоит иначе касательно его
«ранней генитальной или фаллической фазы». Его «заключительная
генитальная» фаза оправдана лишь тем, что генитальные органы составляют
естественный канал для зрелого либидо; однако, как и в случае с
«анальными фазами» его «фаллическая фаза» является артефактом. Это
неверное представление было предложено под влиянием концепции эрогенных
зон, которая скорее вводит в заблуждение, чем проясняет факты. Глубинный
анализ фаллического отношения неизбежно обнаруживает присутствие
скрытой фиксации, связанной с фантазиями фелляции (fellatio order).
Таким образом, фаллическое отношение зависит от отождествления
генитальных органов объекта с грудью как частичным объектом орального
отношения – отождествление, которое обычно сопровождается
отождествлением генитальных органов субъекта со ртом как либидонозным
органом. Следовательно фаллическое отношение следует рассматривать не
как характеристику либидонозной фазы, а как технику; то же самое
остается верным и для анальных отношений.
Концепция фундаментальных
эрогенных зон представляется мне неудовлетворительной в качестве основы
для теории либидонозного развития, так как она основана на недостаточном
признании значения объекта в сравнении с функцией либидонозного
удовольствия. Концепция либидонозных зон помещает телегу впереди лошади.
Такое изменение реальной позиции следует приписать тому факту, что на
ранних стадиях психоаналитического размышления еще не была в достаточной
мере признана первостепенная важность объектных отношений. Здесь мы
вновь сталкивается с примером заблуждений, которые возникают, когда
техника ошибочно принимается за первичную либидонозную манифестацию. В
каждом случае существует критическая точка. В этом случае сосание
большого пальца может выступить таковой. Почему младенец сосет свой
палец? От ответа на этот простой вопрос зависит валидность концепции
эрогенных зон и тип теории либидо, которая основана на ней. Если мы
ответим, что ребенок сосет собственный палец, потому что его рот
является эрогенной зоной, а также потому, что сосание приносит ему
эротическое удовольствие, это может звучать достаточно убедительным, но
так ли это? Мы должны задать себе еще один вопрос – «Почему собственный
палец?» И ответим на это: «Потому что нет возможности сосать грудь».
Даже младенец должен иметь либидонозный объект и, если он лишен своего
естественного объекта (груди), он вынужден обеспечить себе объект
самостоятельно. Таким образом, сосание пальца – есть техника для
обращения с неудовлетворительными объектными отношениями; тоже самое
может быть сказано и о мастурбации. И то и другое следует описывать не
просто как «эротические» виды деятельности, а как «аутоэротические»
проявления. Следует отметить, что концепция эрогенных зон также основана
на феномене аутоэротизма, а своему появлению она в существенной степени
обязана ошибочной интерпретации действительного значения этого явления.
По сути аутоэротизм – это техника, посредством которой индивид
стремится не только обеспечить себя тем, что он не может получить от
объекта, но и обеспечить себя объектом, который он не может получить.
«Анальные фазы» и «фаллическая» фаза во многом представляют собой
отношения, основанные на этой технике. Эта техника возникает в оральном
контексте и всегда сохраняет след своего происхождения. Она тесно
связана с инкорпорацией объекта – которая прежде всего есть лишь еще
один аспект процесса, посредством которого индивид пытается справляться в
фрустрацией в оральных отношениях. В свете данной связи становится
очевидно, что с самого начала сосание пальца (аутоэротическая и
эротическая активность) приобретает значение отношения с
интернализованным объектом. Не будет преувеличением сказать, что курс
либидонозного развития зависит от степени инкорпорированности объектов и
природы тех техник, которые используются для обращения с
инкорпорированными объектами. Эти техники еще требуют своего обсуждения.
Между тем достаточно указать на то, что значение анальных и
фаллического отношений связаны с тем фактом, что они представляют собой
либидонозные аспекты тех техник, которые используются для обращения с
инкорпорированными объектами. Однако, всегда следует помнить, что не
либидонозное отношение (attitude – установка) детерминирует объектные
отношения, а объектные отношения – либидонозное отношение.
Теория развития объектных отношений, основанная
на качестве зависимости от объекта
Одним
из основных выводов, к которым я пришел вследствие изучения случаев с
шизоидными свойствами, является заключение, что развитие объектных
отношений, по сути, есть процесс замены инфантильной зависимости от
объекта на зрелую зависимость от объекта. Этот процесс развития
характеризуется:
(а) последовательным отказом от изначальных объектных отношений, основанных на первичной идентификации и
(б) постепенным принятием объектных отношений, основанных на дифференциации объекта.
С
изменением характера объектных отношений происходит постепенное
изменение в либидонозной цели, посредством чего изначально оральное,
сосущее, инкорпорирующее, преобладающее «вбирающее» стремление
заменяется зрелым, неинкопорирующим и преобладающе «дающим» стремлением,
сопоставимым с генитальной сексуальностью. Стадия инфантильной
зависимости включает две фазы – раннюю и позднюю оральные фазы, а стадия
зрелой зависимости соответствует «конечной генитальной фазе» Абрахама.
Между этими двумя стадиями существует промежуточная стадия, которая
характеризуется возрастающей тенденцией отказаться от отношения
инфантильной зависимости и принять отношение зрелой зависимости. Эта
переходная стадия соответствует трем стадиям Абрахама – двум анальным
фазам и ранней генитальной (фаллической) фазе.
(6) – Я использую
здесь термин «первичная идентификация» чтобы выразить катексис объекта,
который еще не дифференцирован от катектирующего субъекта. Термин
«идентификация» иногда используется в этом смысле, но чаще все же он
используется, чтобы подчеркнуть установление отношений, основанных на
тождестве с объектом, который уже был дифференцирован, по крайней мере, в
некоторой степени. Последний процесс представляет возобновление
характерного для первичной идентификации типа отношений и поэтому,
строго говоря, его следует описывать как «вторичную идентификацию».
Данное разделение имеет теоретическое значение. Однако, если этого не
забывать можно для удобства использовать термин «идентификация» без
специфической отсылки к первичному или вторичному характеру процесса;
именно так он будет использоваться в последующем. Данное понятие также
используется в другом смысле для описания установления эмоциональной
эквивалентности между объектами, которые, по сути, различны (пенис и
грудь).
Переходная фаза появляется лишь с началом амбивалентности
поздней оральной стадии, давая возможность отношению, основанному на
дихотомии объекта. Дихотомию объекта можно определить как процесс замены
первичного объекта, на который направлена и любовь и ненависть, на два
объекта – приятный (accepted) объект, на который направлена любовь; и
отвергнутый объект, на который направлена ненависть. Следует добавить,
что в соответствии с достижениями развития, которые произошли в период
оральных фаз, существует тенденция обращения и с приятным и с
отвергнутым объектами как с интернализованными объектами. Поскольку
переходная стадия связана с отказом от инфантильной сексуальности,
кажется неизбежным важнейшая роль отвержения объекта. Следовательно,
действие отвергающих техник эта характерная особенность этой стадии, и,
как кажется, именно с этой особенностью Абрахам связал концепцию
анальных фаз. В своей биологической основе дефекация конечно же процесс
отвержения, вследствие чего его легко можно использовать психологически в
качестве символа эмоционального отвержения объекта и формирующей основы
отвергающих ментальных техник. Помимо того дефекация с легкостью может
быть наделена психологическим значением проявления власти над объектом.
То, что применимо к дефекации также применимо к уринации; кроме того
есть основание считать, что значение уринации как функции символического
отвержения не было в достаточной степени оценено вследствие
анатомических причин – в силу того, что функция уринации обеспечивает
связь между экскреторной и генитальной функциями.
Согласно
представленной в данной работе точке зрения паранойю и обсессивный
невроз не следует рассматривать как проявления фиксации соответственно
на ранней и поздней анальных фазах. Эти состояния, наоборот, следует
рассматривать как результат применения особых защитных техник, паттерн
которых проистекает из отвергающих экскреторных процессов. Давайте
коротко рассмотрим основное различие между ними. Параноидная техника
представляет собой высокую степень отвержения: параноидный индивид
обращается с интернализованным отвергнутым внутренним объектом как- с
действительно плохим объектом – как с преследователем. А для
обсессивного индивида зкскреторный акт представляют собой не только
отвержение объекта, но и расставание с содержимым. (7) Следовательно, в
обсессивной технике мы сталкиваемся с компромиссным образованием между
преобладающе берущей позицией инфантильной зависимости и преобладающе
дающей позицией зрелой зависимости. Такая компромиссная установка для
параноидного абсолютно исключена – для него экскреторные действия
представляют только отвержение.
(7) – Это согласуется с тем фактом,
что хотя экскреторные функции являются отвергающими по природе, они
также в некотором смысле продуктивны, и поэтому приобретают для ребенка
дополнительное психологическое значение творческих и «дающих» актов.
Истерия
– другой пример использования специальных отвергающих техник. Согласно
схеме Абрахама истерическое состояние объясняется отвержением
генитальных органов в период фаллической стадии вследствие чрезмерной
вины за Эдипову ситуацию. Данная позиция не согласуется с моими
недавними находками, согласно которым существует расхождение между
психологическим и социологическим взглядом на Эдипову ситуацию.
Психологически говоря, огромное значение этой ситуации, по-видимому,
состоит в самом факте того, что Эдипова ситуация репрезентирует
дифференциацию единственного объекта амбивалентной (поздней оральной)
фазы на два объекта: приятный объект, отождествленный с одним из
родителей; и отвергнутый объект, отождествленный с другим родителем.
Следовательно, связанная с Эдиповым комплексом вина проистекает не
столько из факта триадной ситуации, сколько из (1) инцестуозного
желания, представленного в требовании родительской любви, которая, как
кажется, отдана не сполна; и (2) ощущения ребенка, что его собственная
любовь отвергается, потому что она плоха. Это наглядно проявилось у
одной моей пациентки, жизненные обстоятельства которой выражено
стимулировали её инцестуозные фантазии. Вследствие супружеских
разногласий родители занимали отдельные спальни, между которыми
находилась проходная комната, предназначенная для одевания. Чтобы
защитить себя от мужа мать пациентки предпочитала спать в этой комнате.
Пациентке явно недоставало проявления любви со стороны обоих родителей. В
раннем возрасте она обнаружила у себя телесный недостаток, который
сделал ее гораздо более зависимой по сравнению с обычным ребенком. Мать
относилась к ее недостатку как к семейной тайне. Ее основной принцип
воспитания состоял в том, чтобы сделать дочь как можно быстрее
независимой. Её отец был необщительной и недоступной личностью и.
поэтому с ним пациентка испытывала большие затруднения в установлении
эмоционального контакта, чем с матерью. После смерти матери, когда ей
было десять лет, она предприняла отчаянную, но безрезультатную попытку
установить эмоциональный контакт с своим отцом. Однажды к ней внезапно
пришла мысль: «Я наверняка заинтересовала бы его, если бы предложила ему
лечь со мной в постель!» Её инцестуозное желание представляет отчаянную
попытку установить эмоциональный контакт с объектом – добиваясь, таким
образом, и его любви, и подтверждения приемлемости своей собственной
любви. Такое желание не связано с тем или иным специфическим Эдиповым
контекстом. В случае моей пациентки инцестуозное желание, конечно же,
было отклонено и, как и следовало ожидать, возникло интенсивное чувство
вины. Эта вина не отличается от той вины, которая возникла в связи с ее
обращенными к матери требованиями проявлений любви, отсутствие которых
она воспринимала как свидетельство плохости ее собственной любви.
Неудовлетворительные эмоциональные отношения с матерью уже привели к
регрессии на оральную фазу, по причине чего грудь была восстановлена в
качестве объекта, благодаря чему одним из её основных симптомов стала
неспособность есть в присутствии других без чувства тошноты. За
отвержением отцовского пениса скрывалось отвержение материнской груди,
что свидетельствовало об идентификации пениса и груди.
Этот пример
иллюстрирует тот факт, что, несмотря на отсутствие оснований для
отвержения истериком генитальных органов, такое отвержение
детерминировано не столько специфической природой Эдиповой ситуации,
сколько тем фактом, что истерик идентифицирует генитальные органы как
частичный объекты с первичным частичным объектом стадии инфантильной
зависимости, то есть грудью. Таким образом, отвержение генитальных
органов истерика сводится к безуспешной попытке прервать отношение
инфантильной зависимости. То же самое зерно и для отвержения объекта,
что воплощается в параноидных и обсессивных техниках. В истерическую
технику, однако, не входит экстернализация отвергнутого объекта. И
наоборот, отвергнутый объект остается инкорпорированным. Отсюда
характерная для истерика диссоциация, значение которой в конечном итоге
лежит в том факте, что она представляет собой отвержение
инкорпорированного объекта. В то же самое время истерическая техника,
как и обсессивная техника, воплощает в себе частичное принятие дающей
позиции зрелой зависимости. Характерной особенностью истерика является
его желание уступить всё своим объектам любви, за исключением
собственных генитальных органов и того, что они репрезентируют –
позиция, которая сопровождается идеализацией объекта любви, а порой и
желанием установить зависимость на более обнадеживающей основе.
Значение
паранойи, обсессивного невроза, истерии, а также фобии состоит в том
факте, что все они представляют собой состояние, возникшее в результате
использования специфической техники. Каждую их этих техник можно
проинтерпретировать как специфический метод обращения с характерным и
остающимся неразрешенным конфликтом переходной стадии. Это конфликт
между (а) эволюционным стремлением к достижению позиции зрелой
зависимости от объекта и (б) регрессивное нежелание отказаться от
позиции инфантильной зависимости от объекта.
На основе этого можно предложить следующую схему развития объектных отношений:
1) Стадия инфантильной зависимости, характеризующаяся позицией взятия (attetude of taking).
а) Ранняя оральная – инкорпорирующая – сосущая и отвергающая (преамбивалентная)
б) Поздняя оральная – инкорпорирующая – сосущая и кусающая (амбивальная).
2)
Переходная стадия между инфантильной зависимостью и зрелой зависимостью
или стадия квази-независимости – дихотомии и экстериоризации
инкорпорированного объекта.
3) Стадия зрелой зависимости, характеризующаяся позицией давания – приятных и отвергнутых объектов экстериоризации.
Отличительная
особенность этой схемы состоит в том, что она основана на характере
объектных отношений, а либидонозному отношению уделяется лишь вторичная
роль. В важности объектных отношений меня убедил анализ пациентов с
шизоидными характеристиками, так как у этих индивидов наиболее отчетливо
представлены трудности во взаимоотношениях. Такие пациенты
демонстрируют в процессе анализа конфликт между выраженным нежеланием
отказаться от инфантильной зависимости и отчаянным стремлением
отказаться от нее; одновременно захватывающе и трогательно наблюдать
пациента, который подобно пугливой мыши поочередно то вылезает из своей
норы, разглядывая внешний мир объектов, то поспешно скрывается в своем
укрытии. Также интересно наблюдать за неустанными попытками выбраться из
состояния инфантильной зависимости, когда он прибегает к какой-либо
одной или сразу всем четырём описанным переходным техникам –
параноидной, обсессивной, истерической и фобической. Из анализа этих
пациентов стала очевидной насущная потребность ребенка в окончательном
заверении, (а) что родители искренне любят его как личность и, (б) что
родители действительно принимают его любовь. Именно это заверение
позволяет ему в последующей жизни без риска зависеть от реальных
объектов и постепенно без опасений отказаться от инфантильной
зависимости. При отсутствии такого заверения его отношения с объектами
подвержены слишком сильной сепарационной тревоге, чтобы он мог
отказаться от позиции инфантильной зависимости, поскольку такое
отречение приравнивалось бы в его глазах лишению какой-либо надежды на
удовлетворение неудовлетворенных эмоциональных потребностей. Фрустрация
его желания быть любимым как личность и принятия его любви является
самой серьёзной травмой, которую ребенок может пережить и именно эта
травма приводит к фиксациям в различных формах инфантильной
сексуальности, к которым ребенок вынужден прибегать в попытке
компенсировать неудачу эмоциональных отношений замещающими
(substitutive) удовлетворениями. По сути эти замещающие удовлетворения
(например мастурбация и анальный эротизм) представляют собой отношения с
интернализованными объектами, к которым индивид вынужден обращаться в
виду отсутствия удовлетворительных отношений с объектами во внешнем
мире. Когда отношения с внешними объектами неудовлетворительны, мы также
встречаемся с такими явлениями как эксгибиционизм, гомосексуализм,
садизм и мазохизм. И эти явления следует рассматривать как попытку
спасения неудовлетворительных эмоциональных отношений. Понимание этих
явление не мене важно, чем знание факторов, которые ставят под угрозу
спонтанные отношения. Пожалуй одним из наиболее важных факторов является
ситуация в детстве, в результате которой индивид чувствует, что его
объекты не любят его как личность и не принимают его любви. Если такая
ситуация происходит врожденное либидонозное влечение к объекту приводит к
установлению аномальных отношений и к различным либидонозным
отношениям, которые сопутствуют им.
Вышеприведенная схема развития
основана на качестве зависимости от объекта, поскольку есть основания
считать этот фактор наиболее важным для ранних отношений. Однако следует
стремиться к большей ясности относительно природы объекта, присущего
каждой стадии развития. Важно провести различие между естественным
(биологическим) объектом и инкорпорированным объектом, который весьма
часто выступает его заменой в психологических случаях. Объекты, конечно
же, могут быть частичными или целостными, а при рассмотрении
биологической истории раннего детства становится очевидным что
существует лишь один естественный частичный объект – материнская грудь
и, что наиболее значимым целостным объектом является мать, а отец играет
лишь вторичную роль. Как уже было показано фекалии – это не
естественный объект, а символический объект. То же самое можно сказать о
генитальных органах как фаллических объектах, то есть частичных
объектах Таким образом несмотря на то, что наиболее важным фактором
мужской гомосексуальности без сомнения является поиск отцовского пениса,
этот поиск включает в себя замену частичного объект и является
регрессивным явлением, представляющим собой восстановление первичной
(оральной) связи с первичным частичным объектом (грудью). Следовательно,
гомосексуальный поиск пениса отца, так сказать превращается в поиске
груди отца. Постоянство груди как частичного объекта выражено в случаях
истериков, для которых генитальный орган всегда сохраняет свое оральное
значение. Это хорошо иллюстрируется случаем истерички, которая, описывая
свою тазовую «боль» заметила: «Это ощущается как, если бы что-то внутри
хотело пищи». Как показало время войны, частота с которой
истерики-солдаты жалуются на гастрические симптомы весьма существенна.
В свете вышесказанного, можно выделить следующие естественные объекты, соответствующие различным стадиям развития:
1 Инфантильная зависимость.
(а) Ранняя оральная – Материнская грудь – Частичный объект
(б) Поздняя оральная – Мать с грудью – Целостный объект, к которому характерным образом относятся, как Частичному объекту.
2. Квази-зависимость. (Переходная)
Целостный объект, к которому типично относятся как к содержаниям (contents).
3. Зрелая зависимость.
Целостный объект с генитальными органами. (8)
(8) – Эта схема отражает нормальное либидонозное развитие, но следует помнить о различии между такой нормой и действительным процессом развития, обнаруживаемым в психопатологическом случае. Необходимо понимать, что в период ранней оральной фазы естественный объект остается действительной грудью матери безотносительно к процессу, посредством которого грудь ментально инкорпорируется и устанавливается в качестве внутреннего объекта, причём в течение этой фазы индивид физически и эмоционально зависим от груди как внешнего объекта, не считая эмоциональной зависимости от интернализованной груди. Необходимо понимать, что в течение поздних либидонозных стадий грудь может сохраняться в качестве внутреннего объекта, хотя она и не является естественным объектом для этих стадий.
Стадия перехода между инфантильной и взрослой зависимостью,
её техники и психопатология.
В
предшествующих схемах переходная стадия описывалась как стадия
«Квази-независимости», причём причина для принятие этого описания
достаточна важна, чтобы требовать специального внимания. Из исследований
индивидов с шизоидными тенденциями стало очевидным, что наиболее
характерной особенностью состояния инфантильной зависимости является
первичная идентификация с объектом. И действительно, психологически
говоря, идентификация с объектом и инфантильная зависимость – это два
аспекта одного явления. С другой стороны зрелая зависимость включает в
себя взаимоотношения между двумя независимыми индивидами, которые
полностью дифференцированы друг от друга. (9) Это различие между двумя
видами зависимости идентично разделению Фрейда на нарциссический и
анаклитический выбор объектов. Такие взаимоотношения, конечно же,
возможны лишь теоретически. Тем не менее, чем более зрелыми являются
взаимоотношения, тем в меньшей степени они характеризуются первичной
идентификацией, поскольку такая идентификация, прежде всего,
репрезентирует неспособность к дифференциации объекта. Когда
идентификация сохраняется ценой дифференциации, то отношение к объектам
приобретает выраженный компульсивный элемент. Это хорошо видно в
безрассудной страсти шизоидных индивидов. Это также можно наблюдать в
часто встречаемом во время войны, почти неконтролируемом импульсе
шизоидных и депрессивных солдат вернуться к их жёнам или домам. Отказ от
инфантильной зависимости включает в себя отказ от основанных на
первичной идентификации взаимоотношений в угоду отношениям с
дифференцированными объектами. В сновидениях процесс дифференциации
часто проявляется в теме попытки пересечь пропасть хотя пересечение
может свидетельствовать и о регрессивной реакции. Этот процесс обычно
сопровождается сильной тревогой, которая проявляется в сновидениях
падения, а также в таких симптомах как агорафобия (боязнь пространства) и
акрофобия (боязнь высоты). И наоборот, тревога, связанная с провалом
процесса дифференциации, проявляется в ночных кошмарах помещения в
тюрьму, заточения в подземелье, погружения в воду, а также в симптоме
клаустрофобии.
(9) – Важный аспект различия между инфантильной
зависимостью и зрелой зависимостью состоит в том, в то время как первое –
это то, что ещё не было оставлено, а второе – это то, что уже
достигнуто.
Процесс дифференциации объекта приобретает особое
значение в связи с тем, что инфантильная зависимость характеризуется не
только идентификацией, но и оральной установкой инкорпорации. Благодаря
этому факту, объект, с которым индивид идентифицируется, становится .
эквивалентным инкорпорированному объекту. Эта странная психологическая
аномалия может стать ключом ко многим метафизическим проблемам. В
сновидениях достаточно часто можно обнаружить равенство между
нахождением внутри объекта и наличием объекта внутри себя. Так например,
у меня был пациент, которому приснился сон о нахождении внутри башни, а
ассоциации не оставили сомнений в том. что эта тема представляет для
него не только идентификацию со своей матерью, но и инкорпорацию ее
груди (пениса отца). Таким образом, задача дифференциации объекта
превращается в проблему исключения инкорпорированного объекта, то есть
становится проблемой исключения содержаний. Именно здесь лежит
логическая основа анальных фаз Абрахама и именно в этом направлении нам
нужно искать значения анальных техник, которые играют такую важную роль в
течении переходной стадии. Здесь важно убедиться, что телега не
помещена впереди лошади и понять, что дело не в том, что на этой стадии
индивид занят удалением содержаний, потому что он анальный, а в том, что
он анальный, потому что на этой стадии он занят удалением содержаний.
Теперь
может быть сформулирован конфликт переходной стадии – как конфликт
между прогрессивным побуждением отказаться от инфантильной установки
идентификации с объектом и регрессивным стремлением сохранить эту
установку. Соответственно в течение этого периода поведение индивида
характеризуется отчаянными усилиями отделиться от объекта и не менее
отчаянными стремлениями воссоединиться с объектом – отчаянные попытки
«убежать из тюрьмы» и «вернуться домой». Каждая из этих установок может
преобладать над другой, однако между ними существует постоянное
колебание вследствие присущей каждой из них тревоге. Сепарационная
тревога проявляется как страх изоляции, а присущая идентификации тревога
проявляется как страх заключения в замкнутом пространстве, заточения,
поглощения. Эти тревоги, по сути, являются фобическими тревогами.
Следовательно, мы можем заключить, что в конфликте между сепарацией и
идентификацией с объектом может быть найдено объяснение фобического
состояния.
Вследствие тесной связи между первичной идентификацией и
оральной инкорпорацией, а, следовательно, и между сепарацией и
экскреторным исключением, конфликт переходного периода также
представляет собой конфликт между побуждениями изгнать и сохранить
содержания. Здесь, также как и между сепарацией и воссоединением,
наличествует тенденция к постоянному колебанию между изгнанием и
удержанием, однако любая из этих установок может стать доминирующей.
Обоим установкам сопутствует тревога – установке изгнания сопутствует
страх опустошения и истощения, а установке удержания страх взрыва (часто
сопровождается или заменяется страхом какого-либо внутреннего
заболевания типа рака). По сути, такие тревоги – это обсессивные тревоги
и именно конфликт между побуждениями изгнать и удержать объект лежит в
основании обсессивного состояния.
Таким образом, по-видимому,
фобические и обсессивные техники представляют два способа обращения с
тем же самым базисным конфликтом, причем эти два способа соответствуют
двум позициям к объекту. С фобической точки зрения конфликт
представляется конфликтом между бегством от объекта и возвращение к
нему. И, наоборот, с обсессивной точки зрения конфликт представляется
конфликтом между изгнанием и держание объекта. Таким образом, становится
очевидным, что фобическая техника в основном соответствует пассивной
установке, в то время как обсессивная техника в основном соответствует
активной установке. В обсессивной технике также выражается большая
степень прямой агрессии к объектам. И в том случае, когда объект
удерживается, и в том случае, когда изгоняется, он подвергается
насильственному контролю. Для фобического же индивида выбор состоит
между избеганием власти объекта и подчинением ей. Иначе говоря, в то
время как обсессивная техника по своей природе скорее садистична,
фобическая техника скорее мазохистична.
В истерическом состоянии мы
обнаруживаем действие другой техники – другой попытки обращения с
базисным конфликтом переходного периода. Здесь похоже конфликт можно
сформулировать просто как конфликт между принятием и отвержением
объекта. Принятие объекта так явно манифестируется в интенсивных
любовных отношениях, весьма типичных для истерика, однако, при
увеличении этих эмоциональных отношений вызывает подозрение, не являются
ли они сверхкомпенсацией отвержения. Это сомнение подкрепляется
предрасположенностью истерика к диссоциативным явлениям. То, что эти
диссоциативные явления репрезентируют отвержение гениталий не вызывает
сомнения и, как указывалось ранее, анализ всегда может вскрыть
идентификацию отвергнутых гениталий с грудью как первичным либидонозным
объектом периода инфантильной зависимости. Примечательно, что для
истерика характерна диссоциация органа или самой функции. Это может
иметь только один смысл – что отвергнутый объект является
интернализованным объектом, с которым существует значительная степень
идентификации. С другой стороны, переоценка истериком реальных объектов
своего окружения практически не оставляет сомнений, что приятный
(accepted) объект – это экстернализованный объект. Таким образом,
истерическое состояние характеризуется принятием экстернализованного
объекта и отвержением интернализованного объекта или же экстернализацией
приятного объекта и интернализацией отвергнутого объекта.
Если мы
попытаемся теперь сравнить параноидное и истерическое состояния, мы
столкнемся с серьезным отличием. В то время как истерик переоценивает
объекты внешнего мира, параноик воспринимает их как преследователей, и
тогда как истерическая диссоциация является формой самоуничижения,
позиция параноидного индивида являет собой экстравагантную
грандиозность. Следовательно, параноидное состояние следует
рассматривать как проявление отвержения экстернализованного объекта и
принятие интернализованного объекта или же, альтернативно,
экстернализацию отвергнутого объекта и интернализацию приятного объекта.
Теперь,
когда мы подвергли истерические и параноидные техники интерпретации в
терминах принятия и отвержения объекта, мы можем получить интересные
результаты, если применим сходную интерпретацию к фобическим и
обсессивным техникам. Лежащий в основании фобического состояния конфликт
можно сформулировать как конфликт между бегством к объекту и бегством
от него. В первом случае, объект конечно же приятный, а в последнем
конечно отвергнутый. Однако и в том и в другом случае с объектом
обращаются как с внешним. И, наоборот, в обсессивном состоянии конфликт
проявляется как конфликт между изгнанием и удержанием содержимого.
Следовательно, в этом случае и с приятным и отвергнутым объектом
обращаются как с внутренним. Если в случае фобического состояния и с
приятным, и с отвергнутым объектами обращаются как с внешними, а в
обсессивном состоянии с обоими – как с внутренними, то ситуация
относительно истерического и параноидного состояний характеризуется тем,
что с одним объектом обращаются как с интернализованным объектом, а с
другим как с экстернализованным. В истерическом состоянии
экстернализован приятный объект, а в параноидном состоянии отвергнутый
объект. Характер объективных отношений этих четырех техник может быть
суммирован в следующей таблице:
Техника Приятный объект Отвергнутый объект
Обсессивная Интернализованный Интернализованный
Параноидная Интернализованный Экстернализованный
Истерический Экстернализованный Интернализованный
Фобическая Экстернализованный Экстернализованный
Теперь
мы можем коротко суммировать основные особенности стадии перехода между
инфантильной и зрелой зависимостью. Переходный период характеризуется
процессом развития, благодаря которому основанные на идентификации
объектные отношения постепенно заменяются на отношения с
дифференцированным объектом. Поэтому удовлетворительные отношения в
течение этого периода зависят от успешности процесса дифференциации
объекта, а это, в свою очередь, зависит от конфликта, связанного с
сепарацией от объекта – одновременно и желаемая и страшащая ситуация.
Этот конфликт может вызвать одну или все четыре техники – обсессивную,
фобическую, параноидную и истерическую. В случае неудовлетворительных
объектных отношений эти техники составляют основу последующих нарушений в
поздней жизни. Эти техники не могут быть классифицированы в каком-либо
порядке, соответственно предполагаемым уровням либидонозного развития.
Однако, они могут быть рассмотрены как альтернативные техники,
относящиеся к одной и той же стадии развития объектных отношений.
По-видимому, то какая техника используется или, скорее, то какая техника
используется в большей степени, в существенной степени зависит от
природы объектных отношений, установленных в период предшествующей
стадии инфантильной зависимости. В частности, это зависит от того, до
какой степени объекты были инкорпорированы и от формы отношений,
установленных между развивающимся Эго и его интернализованными
объектами.
Стадия инфантильной зависимости и её психопатология
Теперь,
когда мы довольно подробно рассмотрели природу переходного периода и
характеризующих его защит, пришло время обратить наше внимание на период
инфантильной зависимости и порожденные им психопатологические
состояния.
Отличительной особенностью инфантильной зависимости
является её безусловный характер. В своем существовании, физическом
благополучии и удовлетворении психологических потребностей младенец
полностью зависит от своего объекта. Это верно, конечно же, что зрелые
индивиды, тоже зависят от другого в удовлетворении своих психологических
и физических потребностей. Тем не менее, зависимость зрелой личности не
безусловна. И, наоборот, чрезвычайная зависимость ребенка делает его
зависимость безусловной. Помимо этого объектные отношения взрослого
сравнительно обширны, в то время как у младенца они сфокусированы на
единственном объекте. Поэтому потеря объекта гораздо более разрушительна
в случае младенца. Если зрелый индивид теряет объект, он, тем не менее,
сохраняет связь с другими объектами. Он не теряет сразу все. У него
есть выбор объектов и он может предпочесть одного другому. Младенец же
такого выбора не имеет. У него нет альтернативы принятия или отвержения
своего объекта – альтернатива, которая представляется ему выбором между
жизнью и смертью. Его психологическая зависимость обостряется самим
характером объектных отношений, по сути основанных на идентификации. В
наиболее выраженной форме зависимость проявляется во внутриутробном
состоянии, которое характеризуется абсолютной степенью идентификации и
отсутствия дифференциации. Следовательно, идентификацию можно
рассмотреть как продолжение во внешнеутробной жизни существующих до
рождения отношений. В той же степени, в которой идентификация
сохраняется после рождения, объект индивида являет собой не только его
мир, но и его самого. В связи с этим фактом многим шизоидным и
депрессивным индивидам мы должны приписать компульсивную установку по
отношению к их объектам.
Нормальное развитие характеризуется
прогрессирующей дифференциацией объекта и прогрессирующим снижением
идентификации. Однако, пока инфантильная зависимость сохраняется
идентификация остается наиболее характерной особенностью эмоциональных
отношений индивида с объектом. Инфантильная зависимость является
эквивалентом оральной зависимости. Этот факт следует интерпретировать не
в том смысле, что младенец в своей основе орален, а в том, что
материнская грудь является его первичным объектом. Следовательно, в
течение оральных фаз идентификация остается наиболее характерной
особенностью эмоциональных отношений индивида с объектом. Эта тенденция к
идентификации, которая так характерна для эмоциональных отношений в
течение этих фаз, также распространяется на когнитивную сферу, в
результате чего некоторым орально фиксированным индивидам достаточно
лишь услышать от кого-то о его болезни, чтобы начать считать, что они
сами страдают от неё. Идентификация имеет свой аналог в оральной
инкорпорации, и именно смешивание эмоциональной идентификации с оральной
инкорпорацией наделяет стадию инфантильной зависимости наиболее
отличительными свойствами. Эти свойства основаны на фундаментальном
равенстве для младенца нахождения на руках матери и инкорпорации
содержимого её груди.
Феномен нарциссизма, являющийся одной из
наиболее известных характеристик инфантильной зависимости, – это
отношение (attitude), возникающее из идентификации с объектом. В
действительности первичный нарциссизм можно определить как состояние
идентификации с объектом, а вторичный нарциссизм как состояние
идентификации с интернализованным объектом. В то время как нарциссизм
характерен и для ранней, и для поздней оральных фаз, последняя фаза
вследствие изменения природы объекта отличается от первой. На ранней
оральной фазе естественным объектом является материнская грудь, а на
последующей естественным объектом становится мать с грудью. Таким
образом, переход от одной фазы к другой отмечен заменой частичного
объекта целостным объектом (или личностью), а также появлением тенденции
кусаться. На ранней оральной фазе доминирует либидонозная установка
(attitude) сосания, а на поздней также возникает установка кусаная.
Кусание следует рассматривать как деструктивное стремление – прототип
всей дифференцированной агрессии. Следовательно, поздняя оральная стадия
характеризуется высокой степенью эмоциональной амбивалентности. Ранняя
оральная фаза была верно описана Абрахамом как предамбивалентная, но это
не препятствует простому отвержению или отказу от объекта без
какого-либо агрессивного кусания, характерного для поздней оральной
фазы. Такое отвержение не подразумевает амбивалентности и поэтому я
считаю, что раннее оральное стремление инкорпорировать в существенной
степени является либидонозным стремлением без какого-либо вклада
дифференцированной и прямой агрессии. Признание этого факта имеет
огромное значение для понимания важнейшей проблемы, лежащей в основании
шизоидных состояний. Это верно, что стремление к инкорпорации в сущности
деструктивно, в том смысле, что съеденное исчезает. Тем не менее, цель
этого стремления не деструктивна. Когда ребенок говорит, что он «любит»
пирожное, то подразумевается, что оно исчезнет и ipso facto будет
разрушено. В то же самое время разрушение пирожного – это не цель
«любви» ребенка. Совсем наоборот, с точки зрения ребенка, исчезновение
пирожного является наиболее печальным последствием его «любви». То, что
он действительно желает – это съесть пирожное и иметь его. Однако, если
пирожное «плохое» ребенок или откажется есть или его стошнит. Иначе
говоря, он отвергнет пирожное, но он не будет кусать его за то, что оно
плохое. Этот тип поведение является характерной особенностью ранней
оральной фазы. Характерным является то, что когда объект представляется
хорошим, его содержимое инкорпорируется, когда же объект представляется
плохим – он отвергается, но не разрушается. В то же самое время, в
условиях депривации возникает тревога за объект, как бы сам объект не
был инкорпорирован вместе с его содержимым, то есть разрушен. В поздней
оральной фазе ситуация отлична, поскольку теперь объект, если он
представляется плохим, может быть укушен. Это означает, что
дифференцированная агрессия, также как и либидо, могут быть направлены
на объект. Отсюда амбивалентность, появляющаяся в поздней оральной
стадии.
Исходя из сказанного, становится очевидным, что эмоциональный
конфликт, возникающий в объектных отношениях в период ранней оральной
фазы, имеет форму альтернативы «сосать или не сосать» или «любить или не
любить». Это конфликт, лежащий в основании депрессивного состояния.
Следовательно, важнейшая проблема шизоидного индивида состоит в том, как
любить, не разрушая своей любовью, в то время как важнейшей проблемой
депрессивного индивида состоит в том, как любить, не разрушая своей
ненавистью. Две эти проблемы весьма различны. Конфликт шизоида, конечно
же, гораздо более разрушителен и поскольку шизоидная реакция имеет свои
корни в более ранней стадии развития, чем депрессивная реакция, шизоид
менее способен в обращении с конфликтом. Эти факты объясняют более
серьезные нарушения личности при шизофрении, чем при депрессии.
Разрушительный характер конфликта связан с тем, что разрушение объекта
своей ненавистью представляется индивиду чем-то ужасным, но ещё более
ужасной вещью является разрушение объекта своей любовью. Огромная
трагедия шизоидного индивида связана с тем, что его любовь деструктивна.
Именно поэтому шизоидный индивид имеет такие трудности в обращении
своего либидо на объекты внешней реальности. Он начинает бояться любить и
поэтому сооружает барьеры между собой и своими объектами. Он стремится
удержать объекты на некотором расстоянии от себя. Он отвергает свои
объекты и изымает из них либидо. Изъятие либидо может не останавливаться
ни перед чем. Это может зайти до полного отказа от эмоциональных и
физических контактов с другими людьми, до отречения от либидонозных
связей с внешней реальностью, потери интереса к миру – всё становится,
бессмысленным. В той степени, в которой либидо изымается из внешних
объектов, в той же степени оно направляется на интернализованные
объекты, индивид становится интровертированным. Кстати, исходя из
наблюдения, что процесс интроверсии настолько характерен для появления
шизоидных состояний, можно заключить, что «интроверт», по сути, является
шизоидом. Именно во внутренней реальности шизоид находит ценности. Мир
инернализованных объектов шизоида посягает на мир внешних объектов; в
той степени, в которой это происходит, реальные объекты становятся для
него потерянными.
Если бы потеря реального объекта была единственной
травмой шизоидного состояния, положений шизоида не было бы столь
опасным. Однако, необходимо также помнить о злоключениях Эго, которые
сопровождают потерю объекта. Я уже упоминал о нарциссизме, который
является результатом чрезмерной либидонизации инернализованных объектов,
так характерной для шизоидных индивидов. Это обычно сопровождается
позицией превосходства, которое может в той или иной степени
манифестироваться в сознании как действительное ощущение превосходства.
Следует заметить, что позиция превосходства основана на ориентации на
интернализованные объекты. А по отношению к объектам в мире внешней
реальности основная позиция шизоида, в сущности, является позицией
неполноценности. Верно, что внешне ориентированная неполноценность может
скрываться фасадом превосходства, основанным на идентификации внешних
объектов с интернализованными объектами. Это присутствует неизбежно, что
свидетельствует о слабости Эго. В случае шизоида Эго прежде всего
заключает в себе неразрешимую дилемму относительно направления либидо на
объекты. Провал в направлении либидо на объект равнозначен его потери,
но поскольку шизоид имеет представление о деструктивности собственного
либидо и тогда, когда либидо направляется на объект он также становится
потерянным. В случае, когда эта дилемма становится явно выраженной,
результатом является полный тупик, истощающий Эго до состояния
абсолютной беспомощности (бессилия). Эго становится совершенно не
способным выразить себя, вследствие чего само его существование
подвергается угрозе. Это процесс выражен в следующих ремарках одного
моего пациента: «Я ничего не могу сказать. Мне нечего сказать. Я
опустошён. Во мне ничего нет…. Я чувствую, что я ни на что не
способен. Я ничего не сделал…. Я ничего, не чувствую…. Я не могу
себя выразить. Я ощущая пустоту». Эти описания демонстрируют не только
состояние беспомощности Эго, но и то, насколько само его существование
подвергается риску. Последняя ремарка этого пациента имеет особое
значение, так как отражает характерный для шизоидного состояния аффект –
чувство пустоты (futility \бесполезности\).
К шизоидным явлениям
можно также отнести чувство опустошения (being wasted \ослабленности\),
ощущение нереальности, интенсивной застенчивости (self-conciosness
\самосознание\) и ощущения наблюдения за собой. Все эти явления вместе
свидетельствуют о расщеплении Эго. Расщепление Эго следует рассматривать
как более фундаментальную особенность, чем ранее упоминаемые
беспомощность и …………………..(improverishment). При этом
похоже, что изъятие либидо из внешних объектов оказывает влияние на
степень процесса расщепления. Этот факт имеет особое значение в качестве
подтверждения зависимости целостности Эго от объектных отношений, а не
либидонозных установок.
В серьезных шизоидных состояниях изъятие
либидо из объектных отношений может достигнуть такой степени, что это
приведет к его отводу из сферы сознания (наиболее близкой к объектам
части психики) в область бессознательного. Когда такое происходит,
возникает впечатление, что само Эго отведено в бессознательное и
по-видимому действительное положение дел таково, что когда либидо
изымается из сферы сознательной части Эго, лишь бессознательная часть
Эго действует в качестве функционирующего Эго. В особых случаях либидо
изымается настолько сильно, даже из области бессознательной части Эго,
что перед нами предстает картина, сходная с описаниями Крапелином
последней стадии dementia praecox. Можно ли такое массивное изъятие
либидо отнести на счёт вытеснения является спорным вопросом, хотя когда
этот процесс ограничивается лишь изъятием из объектных отношений,
возникает именно такое впечатление. Я убежден, что каким бы
интеллектуальным не был индивид, при обширном отводе либидо результат
переживается иначе, чем при простом вытеснении. Изъятие, либидо из
сознательной части Эго приводит к ослаблению эмоционального напряжения и
смягчению угрозы внезапных насильственных вспышек; следует заметить,
что в выше упомянутом случае отвод либидо произошел после насильственной
вспышки. Не вызывает сомнений, что большая часть тревоги шизоидного
индивида в действительности представляет собой страх внезапных вспышек
агрессии. Этот страх обычно манифестируется, как страх сойти с ума и
страх надвигающегося бедствия. Поэтому весьма возможно, что массивное
изъятие либидо представляет собой попытку со стороны подвергающейся
угрозе части Эго избежать любых эмоциональных отношений с внешними
объектами посредством вытеснения базисных либидонозных тенденций,
побуждающих эмоциональные контакты. В случае шизоида эти тенденции,
конечно же, преимущественно оральны. Когда это стремление близко к
достижению цели, индивид начинает рассказывать нам, что он чувствует
себя так, как будто внутри него ничего нет, как будто он потерял свою
идентичность, как будто он мертв и перестал существовать. Фактически,
отказываясь от либидо, Эго отказывается от той энергии, которая делает
Эго единым и, следовательно, Эго оказывается утраченным. Потеря Эго –
это конечная психопатологическая катастрофа, которую шизоид пытается
предотвратить, использую для этого все возможные техники (включая
переходные техники) для контроля либидо. Следовательно, в сущности
шизоидное состояние – это не защита, хотя в нём и можно обнаружить
присутствие защиты. Потеря Эго представляет собой главное бедствие,
которое может выпасть на долю индивида, не переросшего раннюю оральную
фазу зависимости.
Если в ранней оральной фазе основная проблема
индивида состоит в том, как любить объект, не разрушая его своей
любовью, то в поздней оральной фазе проблема состоит в том, как любить
объект, не разрушая его своей ненавистью. Следовательно, поскольку
депрессивная реакция имеет свои корни в поздней оральной фазе именно
управление (disposal) ненавистью, а не любовью, представляет огромную
трудность для депрессивного индивида. Какой бы труднопреодолимой ни была
эта проблема депрессивный индивид в той или иной степени избавляется от
переживания опустошительного чувства, что его любовь плоха. Так как его
любовь в той или иной степени переживается хорошей, он способен на
такие либидонозные взаимоотношения с внешними объектами, которые
недоступны шизоиду. Его трудность в сохранении; таких отношений связана с
переживаемой им амбивалентностью. Амбивалентность же, в свою очередь,
вытекает из большей успешности (по сравнению с шизоидом) в замещении
прямой агрессии (кусание) простым отвержением объекта. Несмотря на то,
что его агрессия была дифференцирована, он, тем не менее, не смог в
полной мере достигнуть следующего шага, представленного дихотомией
объекта. Этот шаг, будь он полностью достигнут, позволил бы управлять
своей ненавистью, направляя ее, по крайней мере, в основном, на
отвергнутый объект. И тогда на приятный объект он бы мог направить свою
любовь, свободную от аккомпанирующей ей ненависти. В той мере, в которой
этот шаг не был достигнут, депрессивный индивид сохраняет состояние,
которое характеризуется его установкой к объектам в период поздней
оральной фазы, а именно состояние амбивалентности к инкорпорированному
объекту. Такая внутренняя ситуации депрессивного индивида существенно
отличается от внутренней ситуации шизоида, так как не создаёт
непреодолимого барьера для течения либидо вовне. Следовательно,
депрессивный индивид способен устанавливать либидонозные контакты с
другими и, если эти контакты приносят ему удовлетворение, то весьма
вероятен его плавный прогресс. Тем не менее внутренняя ситуация всегда
присутствует и может быть реактивированна при нарушениях либидонозных
взаимоотношений. Любое такое нарушение активирует в его амбивалентности
элемент ненависти, и, когда эта ненависть направляется на
интернализованный объект, возникает депрессивная реакция. Любая
фрустрация в объектных отношениях функционально эквивалентна потери
объекта (частичного или целостного) и поскольку действительная потеря
объекта (вследствие смерти любимого объекта и т.п.) обычно приводит к
серьёзной депрессий, потеря объекта может быть рассмотрена в качестве
основной травмы, вызывающей депрессивное состояние.
В связи с
вышесказанным может показаться необъяснимым тот факт, что физическая
рана или болезнь так часто приводит к депрессивной реакции. Физическая
рана и болезнь переживаются как потеря. Однако, то что действительно
теряется – не объект, а часть самого индивида. Сказать, что такая
потеря, например потеря глаза или конечности, представляет символическую
кастрацию – всё равно, что ничего не сказать, так как всё ещё требует
объяснения то, почему потеря части тела приводит к той же самой реакции,
которая характерна для потери объекта. Верное объяснение, по-видимому,
заключается в том факте, что депрессивный индивид в определенной степени
всё ещё сохраняет инфантильную идентификацию со своим объектом. Поэтому
для него телесная потеря эквивалентна потери объекта и это равенство
подкрепляется наличием интернализованного объекта, который, так сказать
наполняет тело индивида и наделяет его нарциссической ценностью.
Однако
всё ещё требует объяснения феномен инволюционной меланхолии. Многие
психиатры склонны рассматривать этиологию этого состояния как совершенно
отличную от «реактивной депрессии». Тем не менее, оба эти состояния с
клинической точки зрения имеют много общего, чтобы оправдать наше
привлечение принципа entia non sunt multiplicanda praeter necessitatem. В
действительности не так уж трудно объяснить оба состояния, полагаясь на
сходные принципы. Инволюционная меланхолия по определению близко
связана с климактерическим периодом, характеризующийся убыванием
либидонозных стремлений. Однако вряд ли можно сказать, что существует
какой-либо эквивалент снижению агрессии. Следовательно, нарушается
баланс между либидонозными и агрессивными побуждениями, причем нарушение
происходит в том же самом направлении, как и в ситуации, когда потеря
объекта приводит к активации ненависти амбивалентного индивида.
Следовательно, климактерический период депрессивного индивида создаёт
ситуацию, сходную с ситуацией действительной потери объекта; в
результате чего возникает депрессивная реакция. Не так уж трудно
объяснить почему в случае инволюционной меланхолии надежд на
выздоровление меньше, чем а случае реактивной депрессии. В то время как в
последнем случае либидо всё ещё доступно для восстановления баланса, в
первом это не возможно. Таким образом, инволюционная депрессия
соответствует общей конфигурации депрессивного состояния. Как и в случае
шизоидного состояния, данное состояние не является защитой. Наоборот,
это состояние, против которого индивид пытается защититься посредством
тех техник (включая переходные техники), которые пригодны для контроля
собственной агрессии. Это состояние представляет собой то основное
бедствие, которое может выпасть на долю индивида, который не смог
успешно пройти позднюю оральную стадию инфантильной зависимости.
Согласно
ранее сказанному, мы обнаруживаем два базисных психопатологических
состояния, каждый из которых проистекает из провала со стороны индивида в
установлении удовлетворительных объектных отношений в течение периода
инфантильной зависимости. Первое состояние, а именно шизоидное
состояние, связано с неудовлетворительными объектными отношениями в
течение ранней оральной фазы, в то время как второе состояние, а именно
депрессивное состояние, связано с неудовлетворительными отношениями в
течение поздней оральной стадии. Однако из анализа обоих состояний
становится очевидным, что неудовлетворительные отношения в течение как
ранней, так и поздней оральных фаз приводят к характерным для них
последствиям лишь тогда, когда объектные отношения продолжают быть
неудовлетворительными в течение последующих лет раннего детства.
Следовательно, и шизоидное, и депрессивное состояние следует считать
существенно зависимыми от регрессивной реактивации в раннем детстве
ситуаций ранней и поздней оральных фаз. Травматическая ситуация одна и
та же: ребенок чувствует, что в действительности его не любят как
личность и, что его собственная любовь не принимается. Если на ранней
оральной фазе инфантильные объектные отношения были
неудовлетворительными, то такая травма вызывает у ребенка идею, что его
не любят так его любовь плоха и деструктивна, создавая тем самым основу
последующей шизоидной тенденции. Если же то же самое имеет место в
период поздней оральной стадии, то у ребенка возникает идея, что его не
любят из-за его плохости и деструктивности, его ненависти, создавая тем
самым основу последующей депрессивной тенденции. То, насколько шизоидная
или депрессивная тенденция проводят к действительным шизоидным или
депрессивным состояниям отчасти, конечно же, зависит от обстоятельств, с
которыми встречается индивид в последующей жизни, но, пожалуй, более
важным детерминирующим фактором является степень инкорпорированности
объектов в течение оральных фаз. Различные защитные техники,
характеризующие переходный период (обсессивная, параноидная,
истерическая и фобическая техники), действующие вследствие стойкости
инкорпорированных объектов, представляют собой попытки обращения с
трудностями и конфликтами в объектных отношениях. Эти защитные техники
можно также представить в качестве различных методов контроля шизоидной и
депрессивной тенденций и, таким образом, предотвращающих возникновение
шизоидного или депрессивного состояний. При наличии шизоидной тенденции
защитные механизмы репрезентируют методы, направленные на предотвращение
конечной психопатологической катастрофы (потеря Эго); а при наличии
депрессивной позиции защитные механизмы представляют методы,
направленные на предотвращение иной психопатологической катастрофы
(потеря объекта).
Следует отметить, что вряд ли в этом мире
существует индивид, которому в течение всего чувствительного периода
инфантильной зависимости и последующего переходного периода выпало на
долю счастье иметь совершенные объектные отношения. Следовательно, никто
не освобождается полностью от состояния инфантильной зависимости и от
некоторой степени оральной фиксации. Нет и такого индивида, кто
полностью бы избежал необходимости инкорпорировать ранние объекты.
Следовательно, можно утверждать, что каждый имеет скрытую шизоидную или
депрессивную позицию и может быть отнесен к одному из этих двух
психологических типов. Нет необходимости рассматривать эти два типа как
имеющих больше, чем исключительно феноменологическое значение. Тем не
менее, не стоит игнорировать роль наследственного фактора – то есть силу
врожденных тенденций сосать и кусать.
Здесь нам вспоминается
дуалистическая теория психологических типов Юнга. Согласно Юнгу
существует два фундаментальных, не связанных с психопатологическими
факторами психологических типа: интроверт и экстраверт. Моя собственная
концепция базисных типов отличается от концепции Юнга рассмотрением
психопатологических факторов также двух, выделенных мною типов (шизоид и
депрессивный индивид). Существует ещё одна, в сущности, дуалистическая
концепция психологических типов, в большей степени согласующаяся с
предложенной мною. Согласно концепции Кречмера, представленной в двух
его книгах “Строение тела и характер” и “Психология гениального
человека” существует два основных психологических типа: шизотимик и
циклотимик. Он считал, что шизотимический индивид предрасположен к
шизофрении, а циклотимический индивид – к маниакально-депрессивному
психозу. Существует поразительное сходство между выводами Кречмера и
моими собственными находками, основанными на психоаналитическом подходе.
Единственное существенное отличие состоит в том, что Кречмер
рассматривал различия темперамента обоих типов как основанные на
конституциональных факторах и объяснял психопатологические проявления
данным различием темперамента, в то время как моя точка зрения состоит в
том, что психопатологические факторы возникают в период инфантильной
зависимости и могут оказывать влияние на темперамент. Я полагаю, что
данное сходство концепций поддерживает мое предположение о существовании
двух основных типов, по отношению к которым все остальные
психопатологические проявления вторичны.
Любая теория основных типов
неизбежно сталкивается с проблемой «смешанных типов». Кречмер признает
существование смешанных типов и объясняет их наличие достигнутым
балансом между двумя антагонистическими биологическими группами
факторов. Согласно представленной в данной статье позиции, существование
смешанных типов следует объяснять не столько в терминах баланса
антагонистических элементов, сколько в терминах относительной силы
фиксаций на соответствующих фазах развития. Серьёзные трудности в
объектных отношениях на ранней оральной стадии приводят к установлению
шизоидной позиции, а на поздней оральной стадии – к депрессивной
позиции. Однако, поскольку такие трудности могут быть поровну
распределены между двумя этими фазами, мы может столкнуться с фиксацией
на поздней оральной стадии, которая накладывается на фиксацию на ранней
оральной фазе. Нет сомнений в том, что такое может иметь место. И
действительно даже самый «нормальный» человек имеет глубоко скрытый
шизоидный потенциал. Так же вряд ли требует доказательств то, что
нормальный индивид в определенных обстоятельствах может стать
депрессивным. Сходным образом можно утверждать, что шизоиды не защищены
от депрессии, а депрессивные индивиды иногда могут проявить шизоидные
характеристики. Тем не менее, наиболее важным фактором всё-таки остаётся
степень регрессии. А степень регрессии, в свою очередь, зависит от
того, лежит ли основная проблема в управлении любовью или ненавистью. И в
заключении выразим предположение, что, по-видимому, есть индивиды, у
которых проблемы управление любовью и ненавистью выражены в равной
степени.