Статья. (Психоан. психотерапия) Адольф Гуггенбюль-Крейг ИСТОРИЯ РАЗВИТИЯ ТЕРМИНА «ПСИХОПАТИЯ»

Статья. (Психоан. психотерапия) Адольф Гуггенбюль-Крейг ИСТОРИЯ РАЗВИТИЯ ТЕРМИНА «ПСИХОПАТИЯ»

Разумеется, психопатия как явление столь же стара, как само человечество, и каждый считающий человеческие существа в основном нравственными вынужден иметь дело с неприятными, безнравственными аспектами, находящими свое выражение в каждом из нас. Возможно, одно из самых ранних описаний психопатии находится в Библии, в книге Второзакония {Deuteronomy) 21:18-21:
Если v кого будет сын буйный и непокорный, не повинующийся голосу отца своего и голосу матери своей, и они наказывали его, но он не послушает их: то отец его и мать его пусть возьмут его и приведут его к старейшинам города своего и к воротам своего местопребывания, и ска-жут старейшинам города своего: «сей сын наш буен и непокорен, не слушает слов наших, мот и пьяница»: тогда все .жители города его пусть побьют его камнями до смерти: и так истреби зло из среды себя, и все Израильтяне услышат, и убоятся. (Канонический текст, перепечатан с Синодального издания.)
Сын, описанный в этом отрывке, должно быть, представлял случай, в котором не было места надежде на изменение или улучшение, иначе родители не были бы вынуждены предать его смерти. Именно такая безнадежность вызывает в нас подозрение, что в этом отрывке из Библии речь идет о психопатии. Представление о безнадежности вызывает образ «вечного проклятия», концепции, возможно, относящейся к психопатической области человеческих созданий, существующей в двух вариантах. Первый заключается в том, что встречаются люди или определенные свойства людей, от которых невозможно уберечь или вылечить; второй состоит в том, что религия человечества или мифология всегда создавали определенных индивидов, которые, по необходимости, предавались проклятию. Так, кальвинистская доктрина предопределения представляет собой пример второго варианта безнадежности. Классическая концепция Ада могла бы вполне предназначаться для психопатов. Но она, кроме того, выражала психопатическое свойство верующих, которым не помешало бы принять решение относительно того факта, что в то время, как они поют вместе с небесными певчими, грешники, осужденные на вечные муки Ада, страдают от его огня и серных паров. Ведь только после Французской революции доктора, и не обязательно богословы, обратили свое внимание на психопатию. Предполагается, что прославленный психиатр Филипп Пинель (1745 – 1826), высвободивший душевнобольных из темниц, в которые их заключали, первым описал психопатию как некое психиатрическое явление. Пинель говорил о emportement maniaque sans dulire (маниакальных вспышках гнева без помешательства), диагнозе, предназначенном для описания людей, не выказывающих классических симптомов умственного расстройства, но поведение которых отмечено проявлениями жестокости, преступности, сексуальными извращениями, алкоголизмом, наркотической зависимостью, безответственностью и безнравственностью. Пинель обнаружил, что эти индивиды обычно обладали довольно высокими умственными способностями, они были «рассудительными», могли ясно мыслить, но что-то с ними было не совсем «в порядке». Сначала он полагал, что душевная болезнь не может не содержать заблуждений, иллюзий и видоизмененного сознания. Однако затем он обнаружил случаи, в которых не наблюдалось ни одно из обычных расстройств мышления и восприятия, но отмечались нарушения чувств и представлений о нравственности.
Жан Этьен Доминик Эскироль (1772 – 1840), один из учеников Пинеля, ввел понятие folie raisonante (сумасбродного поведения) или folie morale (нарушения нравственности), определявшегося как ties alturatons de la volontu et des sentiments, I’intidligence conservante son integritu (изменение смысла понятия и чувства при сохранении целостности умственных способностей). Первоначально синдром наблюдался у преступников. В 1835 году английский психиатр Джеймс Причард (1786 – 184 писал о «нравственном безумии» и о «нрав- ственном тупоумии». Причард полагал, что существуют индивиды, страдающие наследственным отсутствием чувства нравственности.
Когда сегодня мы слышим термин «психопатия», где-то в глубине нашего разума возникает понятие «нравственного безумия», даже если нас не знакомили с историей психиатрии. История возникновения и развития многих психиатрических терминов все еще имеет большое значение в нашем современном понимании психиатрии. Позади «шизофрении» притаилось dementia praecox (раннее слабоумие), которое, прежде чем это состояние переименовал Блейлер, означало некое расстройство, начинавшееся у людей смолоду и кончавшееся полной потерей разума в старости. Это явление ответственно за множество дополнительных негативных оттенков, сопровождающих термин «шизофрения» в наше время.
Когда Джеймс Причард говорил о «нравственном безумии», он имел в виду умственное расстройство, в котором так называемые «естественные» чувства, аффекты и настроения были извращены. Он наблюдал некую путаницу в моральных понятиях всей личности, притом, что она отсутствовала в умственных свойствах индивида. Он был поражен наличием средних или даже сверхсредних умственных способностей у этих личностей. Он был убежден в том, что существует столь же много видов «нравственного безумия», сколь много насчитывается разновидностей чувств и эмоций. Он верил в то, что каждое чувство может быть разрушено соответственным извращением, и, следовательно, существует основание говорить о «нравственном безумии». Хотя эти разнообразия чувств или нравственных извращений вызваны неправильным или неуместным мышлением, согласно Причарду, страдающие таким безумием индивиды, независимо оттого, насколько они возмутительны и омерзительны, оказываются умственно здоровыми.
Очевидно, Причард описывал явление, подобное тому, которое я обрисовал в третьем и четвертом случаях. Но те шесть случаев, которые привел Причард в доказательство своей теории, как мы теперь понимаем, не представляли нравственное безумие. Один из описанных им случаев оказался неуточненным видом психоза; другой — шизофренией. Третий представлял маниакальную депрессию, в то время как четвертый пациент был болен сифилисом. В двух оставшихся примерах у больных позже развились симптомы тяжелых маниакальных неврозов. То обстоятельство, что ни один из случаев «нравствен- ного безумия», представленных Причардом, не оказался таковым, нисколько не умаляет значения его выдающихся исследований.
Мы полагаем, что, как правило, ученые или врачи приходят к определенным выводам и устанавливают соответствующие теории на основании своих наблюдений. У меня создалось впечатление, что все происходит в обратном порядке. У кого-то появляется идея, — в психиатрии наиболее вероятно ее рождение на основе самонаблюдения, — после чего он пытается найти ей поддержку в том, что он наблюдает. Его может постигнуть неудача, если он поместит свою идею или теорию в область, не имеющую отношения к его выводам. Именно так произошло с Причардом, назвавшим индивидов «нравственно безумными», хотя, даже согласно его собственному определению, они страдали не от этого заболевания. Следовательно, не столь важно то обстоятельство, что Причард неправильно диагностировал описанные им случаи. Его концепция все равно может найти применение и является значимой для психологии.
В Соединенных Штатах Бенджамина Раша (1745 -1813) назвали первым американским психиатром, осознавшим явление психопатии. Он был великим реформатором американских заведений для душевнобольных, но даже у великих реформаторов бывают свои темные пятна. Он изобрел вращающийся стул, в который усаживали пациента, и этот стул вращали до тех пор, пока у него не возникало жуткое головокружение, — довольно жестокий метод терапии. Предполагалось, что некоторые пациенты вылечивались таким методом. Раш считал, что могла заболеть Воля, и что существуют индивиды, которые, вопреки нормальности их умственных и других способностей, могут страдать от заболевания Воли. Он описал случаи, в которых наблюдалось нарушение представления о нравственности, но умственные способности были весьма высокими. Он был потрясен наблюдениями над людьми, которые, подобно описанным выше убийце и бизнесмену, были разумны, могли участвовать в беседах на приятные темы, мгновенно постигали нравственные аспекты любой дискуссии и в то же время могли поступать самым безнравственным образом в ущерб другим людям.
Почему же людей, подобных Пинелю, Эскиролю, Причарду и Рашу, столь притягивало то состояние, которое они описывали как emportement maniaque sans dulire (маниакальные вспышки гнева без помешательства) или как «нравственное безумие»? Все они жили в конце Века Просвещения, в том времени, когда умственные способности, рациональность и способность к мышлению рассматривались как определяющие характеристики человечества. Умственная способность расценивалась как высшее и наиболее присущее человеку качество. Если умственные способности, если разум человека были в порядке, то эти просвещенные люди думали, что и остальная часть человеческого существа должна быть в порядке и функционировать нормально. Согласно их философии, невозможно, чтобы человек мог мыслить должным образом и поступать безнравственно, — такая мысль противоречила их представлению о человечестве. Предполагалось, что нравственные качества и способность жить и трудиться в гармонии с обществом происходят из правильно функционирующего разума. Нравственность считалась связанной с умственными способностями или их следствием. Перед наступлением эпохи Просвещения нравственность рассматривалась как некое откровение. Соответственно, существование индивидов с нормальным разумом и извращенной нравственностью поражало и озадачивало этих сыновей Просвещения.
Хотя это происходило сто пятьдесят лет тому назад, до сих пор идея связи нравственности с умственными способностями в равной степени преследует мышление врачей и юристов. Время от времени некий газетный репортер пишет, что «…особенно поразительно было узнать, что столь разумный человек мог совершить столь криминальный поступок». Или можно услышать выражение: «Как могло случиться, что он вел себя столь плохо, будучи столь умным?» Откровение о том, что разумные индивиды могли совершать безнравственные или асоциальные поступки, было столь поразительным парадоксом для эпохи Просвещения, что вызвало пересмотр всей проблемы зла и разрушения как бесспорно зависящей от концепции нравственного безумия. Результаты этой деятельности до сих пор остаются очевидными в нашем уголовном кодексе.
Основная концепция уголовного кодекса заключается в утверждении, что индивиды с психическими отклонениями не являются ответственными за свои деяния. Возникновение этой идеи прослеживается до Римского законодательства, которое, распространившись по всей Европе, постепенно утратило влияние на практику уголовного законодательства к концу Средневековья. Однако попытки внедрения в судебные ситуации концепции «нравственного безумия» и возможные осложнения при судопроизводстве становились почти бесчисленны- ми. Нарушитель закона наказывался по многочисленным причинам, одной из которых явилось устрашение. Другая причина, о которой мы часто забываем. — это отмщение. В случае если тяжкое преступление осталось бы ненаказанным, неотомщенным, средний законопослушный гражданин почувствовал бы разочарование и ярость. Преступления, подобно грехам, не могут оставаться неотомщенными, не составляя угрозы существованию человечества. Искупление вины также представляется важным элементом наказания. Совершено нечто нравственно неоправданное, и преступник должен раскаяться и искупить свою вину за этот поступок, прежде чем его восстановят в правах. Устрашение, покаяние и расплата (хотя и не отмщение) заранее допускают свободный выбор. Предполагается, что лица, совершившие преступления, способны осознать, что сделали что-то неблаговидное, а потому способны реагировать на это в соответствии с собственными представлениями. Если они не сознают свого прегрешения, то устрашение, расплата и покаяние — а также основание для наказания — оказываются совершенно бессмысленными.
Что же тогда происходит, если эта концепция нравственного безумия применяется к осуждению за криминальные поступки? Начинают сотрясаться основания всего уголовного кодекса. Если моральное состояние индивидов может быть признанным «нравственным безумием», они далее не могут нести ответственность за свои поступки и потому не могут быть наказаны. Даже если такие преступники способны мыслить нормально, действовать разумно и отличать реальность от нереальности, они не могут быть подвергнуты наказаниям, так как их осознание нравственности признано болезненным, нарушенным и неполноценным. Так как оказывается, что большое количество преступников страдают от нравственной неполноценности, при окончательном решении лишь ограниченное число их могло бы считаться наказанными справедливо. Конечный результат мог бы заключаться в том, что только нравственно одаренные личности могли бы или должны бы подлежать наказаниям.
Концепция нравственного безумия явилась причиной волнений в среде ученых. Многие потрясали предостерегающим перстом и указывали на то, что такое представление подрывает основы всей нашей социальной структуры и угрожает закону и нравственному порядку. Каждый неправомерный поступок, как они утверждали, мог бы в будущем истолковываться как выражение нравственного безу- мия и таким образом сводить на нет наказание любого вида. Они настаивали на том, что «нравственное безумие» могло бы послужить поводом для оправдания наиболее гнусных преступлений и защиты злодеев от возмездия. Впоследствии многие психиатры ограничили применение термина «нравственное безумие» только случаями, в которых наличествовало повреждение головного мозга. В случае если преступное деяние и так называемое нравственное безумие не являлись последствиями повреждения головного мозга, к примеру, произошли из-за опухоли или от высокой температуры, поступок не должен быть прощен на основании душевной болезни, а потому должен быть наказан соответствующим образом.
Духовенство и влиятельные богословские круги боролись с концепцией нравственного безумия, полагая, что величайшим испытанием человечества является нравственная жизнь, повиновение Десяти Заповедям. Если бы кто-то постановил, что соблюдающие Десять Заповедей здоровы, а все остальные — больны, то вся нравственно-религиозная система рухнула бы как карточный домик. Вам бы более не пришлось нести ответственность за свое существование; каждый мог бы просто сослаться на свою болезнь.
Я упомянул об уголовном законодательстве, для того чтобы показать, что представление о нравственном нездоровье, предшественнике психопатии, бросает вызов многим нашим психологическим, а также и личным представлениям. Оно подвергает опасности нашу нравственную систему, наше юридическое законодательство и образы нас самих как нравственных существ.
В начале девятнадцатого столетия душа считалась однородной целостностью. Однако представлению об однородности души пришел конец, когда в результате наблюдений обнаружилось, что в то время как личность обладала здоровым разумом, она могла страдать из-за некой нравственной недостаточности. Сегодня мы можем считать шок и удивление живших в те времена чем-то любопытным. Большинство современных психологов полагают, что душа состоит из многих различных частей. Однако для ученых, живших в те времена, концепция неоднородности души была подобна землетрясению. Следует помнить, что в эпоху Средневековья люди убеждались в том, насколько раздробленной на самом деле является душа. Существовали разговоры о душе, одержимой демонами, и об ангелах, защищающих ее. По крайней мере, феноменологически фрагментарность души описывалась подробно.
Следует признать, что понимать, что душа одержима демонами, и признавать, что этот демон есть часть души одержимого, — это разные вещи. Вера в демонов и ангелов была еще и признанием того, что человеческая душа должна пониматься как разносторонняя, неоднородная целостность. Затем наступила эпоха Просвещения, и от демонов и ангелов отрекались в пользу единства души, — веры, разделяемой многими и в наши дни. Для эпохи Просвещения вера в целостность души была достижением, вехой на пути человеческого прогресса и развития.
Исследователи, убежденные в существовании такого явления как «нравственное безумие», настаивали на уместности дискуссии о нравственных способностях. Чувство нравственности понималось как наличие дара, количество которого могло быть большим, средним или малым, но который также мог быть нарушенным или отсутствовать вообще. Противники концепции нравственного безумия утверждали, что чувство нравственности нельзя отделить от умственных способностей. Они пытались доказать, что в каждом случае нравственного безумия разум рассматриваемой личности был поврежден. Им никогда не удавалось добиться успеха в таких попытках, но они не сдавались.
Защитники теории нравственного безумия даже пытались применить френологию для поддержки своей аргументации. Френология — псевдонаука, в которой свойства души можно определить на основе очертаний лица и черепа. Если, например, затылочная часть черепа велика, это указывает на высокую степень нравственности личности. Если же эта часть черепа не отличается большим размером, френологи верили в то, что личность характеризуется лишь минимальной нравственной способностью. Френология до некоторой степени практикуется и в наше время. Люди с большими лобными частями черепа считаются умными, в то время как обладателей низких лбов признают невежественными. Даже мнение о том, что уплощенность затылка указывает на отсутствие нравственности, признается справедливым некоторыми нашими современниками. Использование френологии для поддержки концепции нравственного безумия — результат мышления, не выходящего за пределы логического круга. Если вы можете сказать на основании оценки формы черепа, имеет ли человек нравственные способности, вы должны сделать вывод о существовании такого явления как нравственные способности.
Сторонники нравственного безумия сделали следующий шаг: нравственные способности, провозгласили они, — это нечто, с чем человек рождается. Вы либо одарены нравственно, либо лишены этого дара от рождения. «Слова, слова, слова», — отвечают оппоненты. «Умственные способности и нравственность ничто иное как только слова и никоим образом не соответствуют физической или психической реальности. Мы описываем различные аспекты души словами, поскольку они — единственные инструменты, имеющиеся в нашем распоряжении. Однако в действительности душа однородна, даже если мы пользуемся словами для наклеивания ярлыков на различные ее “части”».
В течение девятнадцатого столетия физические указатели нравственного безумия становились все более значимыми. В ] 878 году французский врач Монц Жустер (Monz Gouster) предположил, что «случаям нравственного безумия» присущи асимметричность черепа и большие уши. До сих пор существуют люди, верящие в то, что слишком большие уши — признак негативных свойств характера. Дискуссия достигла пика перед концом девятнадцатого века, во время конференции Итальянского френологического общества в Риме. Темой конгресса являлось «Нравственное безумие». Многое из того, что мы знаем сегодня о психопатии, и все, что девятнадцатый век должен был сказать на заданную тему, было рассмотрено на этом конгрессе. Большинство его участников понимало «нравственное безумие» как определение личности, разум которой мог постичь идею нравственных или общественных обязательств, но которая не могла соотносить себя с этими ценностями или жить в соответствии с ними. Участники конгресса согласились с тем, что такое явление существует, но объяснение его — совершенно другой вопрос.
Некоторые рассматривали нравственно нездоровую личность как почти идентичную прирожденному преступнику, описанному итальянским криминологом Чезаре Ломброзо (1836- 1909). Нравственное безумие должно было рассматриваться как некий атавизм. Оно считалось не столько болезнью, сколько уродством, имеющим место быть в случаях недостаточного развития мозга или в результате болезни, или по какой-то другой причине. Как результат такого отсталого развития мозга, индивид был не способен к эффективному формированию нравственного восприятия и к осознанию его значимости. Несколько сомнительным способом Ломброзо отличал прирожденного преступника от нравственно безумной личности. Последнему, по его мнению, просто недоставало психических компонент, определяющих нравственность. Ломброзо ощущал, что прирожденный преступник должен определяться понятием дегенерата с разрушенными и выродившимися нравственными способностями. Далее Ломброзо утверждал, что прирожденный преступник характеризуется выдающейся челюстью, большими ушами и низким лбом. Эти признаки не относятся к нравственно больным. Прирожденный преступник обычно левша и проявляет высокую степень развития координации движений. Последнее наблюдение особенно интересно, так как в наше время мы часто наблюдаем у психопатов, «потомков» нравственных безумцев отличную координацию.
Карло Боньомо (Carlo Bonuomo), другой итальянский врач, был сторонником другой точки зрения. Он верил в то, что наши нравственные и общественные чувства являются просто продуктом нашего общества. Он придерживался мнения, что чувство нравственности зависит от культуры, в которой воспитывался индивид. Такое воззрение объясняет, почему различные классы общества придерживаются различных моральных ценностей. Идея Боньомо о том, что наши нравственные ценности являются просто результатом воздействия нашей среды — распространенное мнение и сегодня, оно находит много защитников. Боньомо был даже более точным, утверждая, что нравственное безумие возникает благодаря неправильному воспитанию. Это заявление должно показаться нам знакомым: «Во всем виноваты родители».
Все эти психиатры и врачи добросовестно относились к своим наблюдениям и твердо верили в то, что пришли к своим теориям на их основе. Глядя на публикации их трудов сегодня, мы сразу можем понять, сколь сильно превалировала в них фантазия. Очевидно, эти исследователи не извлекали свои идеи просто из наблюдений, но измеряли криминальность на основании костей челюсти; те, которые не отличались выступающими вперед челюстями, не могли, следовательно, быть преступниками. В ретроспективе мы можем понять, сколь часто ученые девятнадцатого столетия смешивали реальность с фантазией. Другие примеры исходят из Соединенных Штатов, где исследователи утверждали, что только белые, англо-саксонские протестанты, могли страдать от нравственного безумия. Теперь мы знаем, что это не совсем так. Однако белые, англо-саксонские протестанты, были единственными объектами, обследовавшимися этими учеными, следовательно…
В Англии Джозеф Виглесворт утверждал, что нравственное безумие можно обнаружить лишь в цивилизованных культурах, но не в так называемых примитивных, так как все примитивы нравственно нездоровы. Иной способ оценки этого утверждения заключается в выводе, что морально больные — это наши «примитивы». Виглесворт полагал, что все человеческие существа первоначально характеризовались отсутствием нравственности, качества, которого они достигли в процессе культурного и общественного развития. Исследователи, соглашавшиеся с этой и подобными ей теориями, обладали лишь ограниченными знаниями психологии так называемых примитивов. Сегодня мы осознаем, насколько абсурдно отношение к примитивным культурам как к морально больным или психопатическим.
Мне хотелось бы еще раз подчеркнуть, что я вовсе не рассматриваю смешивание фантазии с наблюдениями, введение фантазии в наблюдаемые реальности как нечто незаконнорожденное. Уже многое написано о необходимости присутствия субъективности в психологической и психиатрической работе. Девятнадцатое столетие и начало двадцатого оказались весьма плодотворными в областях психологии и психиатрии именно по той причине, что исследователей не слишком заботила точность их методологий или смешение фантазии, проекци и и так называемых «голых» фактов в их практике. Однако с порога нового века фантазии и необузданные теории начали все чаще замещаться более обоснованными, научными и эмпирическими методами. Шокирующий термин «нравственное безумие» под немецким влиянием превратился в менее резкую «психопатическую неполноценность», а затем, уже окончательно — в психопатию.
Развитие диагноза «психопатия» по-разному происходило в англоговорящих странах и в Германии. В то время как немцы ассоциировали это состояние в большей степени с криминальностью, англичане и американцы пользовались более широко обоснованным представлением об этом синдроме. Адольф Мейер (1866 – 1950), швейцарский психиатр, работавший в Америке, ввел термин «органическая неполноценность». В 1914 году Карл Бирбаум писал о «психопатических преступниках». Умственные способности таких индивидов могли быть очень высокими, и они могли как-то возмещать отсутствие нравственного восприятия и даже до какой-то степени позволяют развить в них социальную адаптацию. Эмиль Крепелин (1856-1926), часто называемый Канцлером Немецкой Психиатрии и из-за своего восхищения Бис- марком получивший прозвище Железного Канцлера, описывал психопатов как существ «неполноценных в эмоциональной жизни и в развитии своей воли». Он заявлял, что жизнь оказывалась трудной для них из-за свойственных им недостатков в сферах эмоций и проявления воли. По его мнению, психопаты проявляли отсутствие умеренности во всех сферах своей личности.
Мой взгляд на психиатрию в целом и на психопатию в особенности сформировался под влиянием Блейлеров, Юджина и Манфреда. В опубликованном в 1955 году учебнике по психиатрии Манфред, бывший тогда главой персонала Кантональной психиатрической больницы в Цюрихе, Бургхольцли (Burghoehli), дал описание психопатии, в наибольшей степени одобренное другими. Его отличает ясность и краткость формулировок. Он пишет, что психопатия — «врожденная разновидность характера, приводящая к затруднениям в отношениях с обществом и к личному страданию». Из этого определения видно, насколько шире стал этот термин. Он больше не отождествляется с нравственной несостоятельностью, которая ранее представлялась единственной возможностью возникновения синдрома. Манфред Блейлер рассматривал психопатов как людей, которые от рождения оказываются странными или непредсказуемыми, и эти их свойства вызывают осложнения как для самих таких личностей, так и для тех, кто находится в их окружении. И все же не природа характера такого человека делает из него психопата, но его характер вызывает как личное страдание, так и социальные проблемы. Блейлер подчеркивает, что, хотя может случиться так, что психопаты представляют собой ничто иное как продукт своего окружения, суть состоит не в этом. Как правило, продолжает он, психопаты с самого начала оказывают негативное влияние на свое окружение, хотя справедливым может оказаться и обратное утверждение. В детском возрасте психопаты могут устанавливать личные контакты со своими матерями только в ограниченных пределах и по этой причине могут оказаться отвергнутыми ими. Они отнюдь не становятся психопатами из-за того, что их отвергли их матери, — все происходит совсем наоборот. Их отвергают, потому что они психопаты, и что-то в их характерах вызывает отвращение у окружающих.
Далее Блейлер указывает на то, что мозговые травмы, вызванные болезнью или несчастным случаем, могут сказаться в возникновении синдромов, подобных психопатическим. Разумеется, обратное утверждение несправедливо: люди, страдающие в результате мозговой трав- мы, не всегда проявляют психопатические свойства. Я указываю на это обстоятельство вовсе не из-за его теоретического значения. Минимальное повреждение мозга может часто диагностироваться у детей с поведенческими проблемами, но это совсем не означает, что они — психопаты.
Как я уже упоминал, Блейлер подчеркивает врожденное происхождение психопатического характера, явление, представляющее интерес не только в связи с психопатией, но и для всей психологии в целом. Рождаемся ли мы подобными tabula rasa (чистой доске), которую Джон Локк, английский философ семнадцатого века, описывал как комочек теплого сургуча, на котором время и переживания оставляют свои отпечатки? Или характеристики, свойства и особенности каждой личности уже присутствуют в ней ко времени ее рождения? Который из факторов имеет большую значимость для человеческого развития: наследственность или влияние окружения? Суть этого вопроса сконцентрирована в английском выражении Nature against Nurture (природа вопреки воспитанию). Постановка этого вопроса в форме «или/ или» мне кажется непсихологической. Если бы было возможно объяснить нашу личную уникальность наследственностью и влиянием окружающего мира, кажется, не оставалось бы места для независимости души. Должен существовать другой фактор, третий элемент, который не наследуется и не объясняется на основе внешнего влияния.
В своем учебнике по психиатрии Блейлер представляет список различных типов психопатов. Я должен напомнить читателю, что английский психиатр Причард полагал, что существует столь много форм «нравственного безумия», сколь много существует различных свойств характера. Немецкие психиатры также устанавливают длинные перечни различных видов психопатов. Мне бы хотелось кратко описать те типы, которые записал Блейлер, для того чтобы представить идею того, что называется психопатическим поведением.
Существуют так называемые неустойчивые психопаты, те, которые подчиняются малейшему влиянию, изменяющие свои мнения в течение одной минуты, и на которых нельзя полагаться. Они подобны сухим листьям на ветру, дующем с переменных направлений. Блейлер также описывает типов, добивающихся внимания к себе, всегда старающихся казаться лучшими, чем они есть на самом деле. Часто это мошенники, злоупотребляющие доверием, или самозванцы, они ни- когда не страдают от угрызений совести. Существуют также так называемые чувствительные психопаты, до некоторой степени похожие на «чувствительную» форму характера, описанную Кречмером. Это люди, которых легко обидеть; они раздражительны, они всегда чувствуют себя оскорбленными, они недоверчивы, подозревают врага в каждом встречном. Любое незначительное замечание воспринимается ими так, как если бы оно было направлено против них как выражение неприязни. Как правило, они — чужаки и плохо переносят жестокости жизни. Они — самовлюбленные и эгоистичные, и в то время как легко обижаются, никогда не замечают, как сами оскорбляют других.
Другой тип психопата — в терминах Блейлера бесстрастный, в нем мы узнаем качества «нравственного безумия». Эти личности редко проявляют хоть какое-нибудь чувство. Проводя время с такими людьми, испытываешь чувство неловкости или начинаешь ощущать какую-то внутреннюю пустоту, так как такие люди сами не вносят ничего во взаимоотношения с другими. Следующий тип психопата Блей-лер назвал эксцентрическим. В то время как в действительности они не больны, не страдают шизофренией, их мыслительные процессы отличаются странностью, и человек испытывает затруднения при попытках познать их на эмоциональном уровне. Кажется, они живут некоторым образом в каком-то заблуждении, обладая хорошим ощущением реальности, но никогда не оказываясь полностью в состоянии гармонии с внешним миром и с теми, кто находится в их окружении. Многие из них — члены религиозных сект или экстремистских политических партий. Над ними часто смеются, их отвергают или даже презирают за эту эксцентричность.
В списке Блейлера можно найти строки под заголовком pseu-dologia fantastica (ложь фантастическая), о людях, постоянно лгущих без всякой реальной причины для этого. Их взаимоотношения с истиной настолько нарушены, что ложь становится непреодолимой потребностью даже в ситуациях, когда правда принесла бы этим людям большую пользу. Они лгут независимо от того, послужит ли ложь для их выгоды или нет. Определение fantastica вовсе не подразумевает того, что их рассказы обязательно выходят за пределы обычного. Например, спросите их «Куда вы ходили сегодня?» и получите ответ «Ох, я ходила за покупками. Первые два магазина оказались закрытыми, и мне пришлось идти в третий, чтобы купить то, что нужно». На самом деле, как позже вы обнаруживаете, ни один из магазинов не был закрыт. Или один из таких людей может сказать, что он был в Берлине, и мы спросим его, какая там была погода, на что получим ответ «Там все время лил дождь». На самом деле там была ясная, солнечная погода. Кажется, ложь становится совершенно бессмысленной и непреодолимой.
Pseudologia fantastica звучит довольно экзотично, и это состояние встречается относительно редко. С другой стороны, мы часто сталкиваемся с pseudologia, ложью без компоненты навязчивости. Многие из нас не уделяют слишком большого внимания тому, что истина, а что нет, и не потому что мы обязательно безнравственны, а так как правда не является чем-то таким, что высоко ценится. «Он незнаком с правдой», как говорят англичане. Часто проходит какое-то время, прежде чем распознается ложь, сказанная другим. В том или ином виде истина считается важной, даже если мы лжем время от времени; так же, как некоторые люди не различают цветов, другие слепы по отношению к истине.
Несколько старомодный диагноз neurastenia (неврастения) также считается формой психопатии. Неврастеники быстро утомляются и столь же быстро раздражаются. Их описывают как нервных и каким-то образом лишенных возможности чувствовать. Еще одна форма психопатии — это spendthrift (расточительство), свойственное тем, которые, кажется, не могут владеть чем-либо длительное время. Материальная собственность для них ничего не значит; они живут одним днем. Как только у них появляется какая-то собственность, они безрассудно растрачивают ее и, как следствие, всегда пребывают в затрудненном материальном положении. Блейлер описывает также wanderer type (тип странника), скитальца, который не может находиться долго на одном месте, как не способен и на длительное взаимоотношение. Бродяги (hoboes) часто относятся к этой категории. Затем следует причислить к этому списку и chronically quarrelsome (хронически вздорных), людей, постоянно пребывающих в ссорах со всеми и повсюду. Этих индивидов можно часто видеть в судах, бросающихся от одного судебного процесса в следующий, с непрерывными пререканиями прокладывающих себе жизненный путь.
Блейлер также классифицирует психопатов с перспективы психозов. Например, существует schizoid psychopath (шизоидный психопат), термин, не означающий шизофрению или душевное заболевание, скорее, он характеризует свойства, неким образом аналогичные шизофрении. Личности этого типа хладнокровны, замкнуты и отделены от своей чувственной жизни. Блейлер говорит о cyclical psychopaths (циклических психопатах), демонстрирующих свойства циклического психоза; о маниакально-депрессивном синдроме с низкими уровнями депрессии и высокими уровнями мании. В то время как они подвержены резким изменениям настроения, эти колебания не столь серьезны, как в случаях маниакально-депрессивных психозов, и не столь значительно влияют на контактность личности с реальностью.
Другое выражение, epileptoidpsychopath (эпилептоидный психопат), используется довольно редко. Эпилепсия вызвала глубокий интерес психиатров девятнадцатого столетия, которые в течение длительного времени теоретически допускали существование такого явления как «эпилептическая личность». Они полагали, что, кроме характерных приступов, эпилептики проявляют особые свойства, как, например, зависимость и сверхразвитое чувство справедливости, а также склонность к необузданным вспышкам эмоций. Эпилептоидный психопат, следовательно, должен быть личностью, обладающей свойствами, подобными тем, которыми характеризуются эпилептики.
Блейлер также упоминает хронические этические отклонения среди разновидностей психопатии (органические этические отклонения, асоциальные или антисоциальные личности, нравственное безволие, нравственный идиотизм, тупоумие и «нравственное безумие»). Хотя Блейлер применял эти категории главным образом к преступникам, при этом он подчеркивал, что диагноз — это вместилище самых разнообразных явлений, и что многочисленные факторы вносят свой вклад в криминальность личности. Феноменологически в типах преступников существует широчайшее разнообразие: случайные преступники, преступники-рецидивисты, профессиональные преступники и предумышленные преступники.
Сексуальные извращения внесены в список как ассоциированное явление только в текст Блейлера, изданный в 1955 году. Я снова должен напомнить читателю, что психопатия — наследственная или врожденная разновидность характера, ведущая к социальным затруднениям и к личному страданию. Еще тридцать-сорок лет тому назад многие психиатры считали, что сексуальное извращение должно рассматриваться как форма психопатии. Такие извращения, как гомосексуальность, педофилия, трансвестизм, фетишизм, нимфомания, сатириазис, при-апизм, содомия, садомазохизм и т. п., считались наследственными. Существовало убеждение, что эти разновидности извращения неизменны, но с возрастом проявляются слабее и становятся менее серьезной проблемой для индивида и его окружения. Влияние теорий Фрейда о сексуальности настолько изменило эти представления, что сексуальные извращения стали рассматриваться психопатическими лишь в ограниченной степени. В наше время более существенными в этой проблеме считаются факторы, связанные с развитием личности. Как можно представить на основании сказанного, диагноз «психопатия» оказался несоразмерно распространенным. Малейшие причуды или заскоки в человеческой личности, которые нельзя было объяснить как следствия особых причин, как например, повреждение мозга или травмировавшее детство, считались психопатическими. Всемирная организация здравоохранения нашла компромиссное определение для психопатии, утвержденное в International Classification of Diseases (Международный классификатор болезней) (ICD). Под номером 301 (диагнозы подробно определяются под номерами) мы находим «Расстройства личности», описанные следующим образом:
Глубоко укоренившиеся неадекватные паттерны поведения, обычно обнаруживаемые ко времени отрочества или ранее и существующие в течение большей части взрослой жизни, хотя часто становящиеся менее очевидными к середине жизни или в старости. Личность аномальна или в отношении баланса ее компонент, их качеств и выражений, или в их общем аспекте. Вследствие их отклонений или психопатии, страдает сам пациент или другие люди из его окружения, а кроме того, проявляется их неблагоприятное воздействие на некоторых индивидов или общество. Это отклонение определяет то, что иногда называют психопатической личностью, но, если оно вызвано, главным образом, повреждением мозга, то не должно классифицироваться как расстройство личности… (ICD, пересмотренный в 1975 году).
То, что ранее считалось «наследственным», сегодня рассматривается как «укоренившееся». Категория #301 содержит следующие подразделы: #301.0 «Параноидальное расстройство личности», #301.1 «Эмоциональное расстройство личности», # 301.2 «Шизоидное рас- стройство личности», # 301.3 «Взрывное расстройство личности», # 301.4 «Маниакальное расстройство личности», #301.5 «Истерическое расстройство личности», #301.6 «Астеническое расстройство личности», #301.7 «Расстройства личности с преобладающими социопа-тическими или асоциальными проявлениями», #301.8 «Другие расстройства личности» и #301.9 «Точно не установленные». Диагноз «психопатическая личность» входит как часть в подраздел #301.9. Сексуальные отклонения и расстройства отделены от расстройств личности, но следуют из них непосредственно под #301.2.
Все эти различные списки психопатий завораживают, предлагая нечто вроде галереи негодяев человеческого происхождения. Однако пропущенной оказалась система, некий динамический принцип, который мог бы собрать воедино все различные части. Эти списки весьма похожи на «сборную солянку» из любопытных вещей, на скопление развлекательных аттракционов. Они напоминают исторические книги о Средневековье, описывавшие одно событие за другим ради самого повествования, но без какой-либо обстоятельной связи между ними. И все же именно бессистемное свойство этих списков характерологических возможностей выявляет его превосходство в сравнении с четко различающимися типологиями. Проблема с типологиями, включая типологию Юнга, заключается в том, что они формируют замкнутые системы, разрешающие существование только тому, что дается самой системой. В этом заключается одна из их опасностей, другая состоит в том, что типология является более вероломной и деструктивной. Давайте предположим, что мы определили некоего человека как интровертного чувствующего типа. Тогда мы знаем точно, что именно представляет собой эта личность, и прекращаем наблюдение за ним. Любое явление, не соответствующее поставленному диагнозу, просто отвергается; непосредственность наблюдения и взаимоотношений разрушена. С другой стороны, списки психопатий не заявляют о своей завершенности. Яркость психопатического характера не ограничивается именно потому, что нашей фантазии предоставлена возможность описывать новые формы психопатии.
В самом деле, кажется, что психологическая значимость психопатии заключается в той степени, до которой она стимулирует воображение, притязания, поддерживаемые бесконечными списками психопатий. Например, для понимания психопатов с 1925 года применяются психодинамические принципы с подчеркиванием важности психоге- нетических аспектов. Психоаналитические школы убеждены в том, что психопаты — это индивиды, остановившиеся в развитии на инфантильной стадии первой фаллической фазы. Разумеется, социологи рассматривают психопатов как социологическую проблему. Некоторые даже представляли возможным изобрести или открыть синдром под своим собственным именем. Бен Картманн (1935) ограничил обозначение «первостепенной» психопатии, назвав ее анеттопатией (Апе-ttopathv). Анеттопаты -— чрезвычайно эгоистичные индивиды с весьма ограниченной чувствительностью в отношении других, самовлюбленные, безнравственные, большей частью преступники или, как правило, асоциальные личности.
Меня не интересует определение, правильна ли психодинамическая — или любая другая — интерпретация или нет. Существуют и должны существовать бесчисленные модели для понимания человеческой души (psyche). Что по-настоящему интересует меня, так это перспектива тех психиатров, которые применяют термин «психопатия» так же, как его применял Блейлер. Я интересуюсь особенным образом человечества, лежащим в основе классического определения и описания Блейлера и его предшественников. Мне представляется, что как понимание психопатии, так и размышление о человеческой природе широко распространены среди врачей и юристов со значительной правомерностью.