Статья. Смулянский. Ответы на вопросы к семинару “Противоречие акта и содержания высказывания”
Евгений Туровский: Здравствуйте, Александр. Я слушаю семинары Лакан-Ликбез, записи которых
удается найти в интернете.Но никак не могу понять концепцию
противоречия акта и содержания высказывания. Хочу попросить у Вас
обяснить по возможности, тогда мое понимание семинаров, думаю,
улучшится).
Вот например. Я говорю: “Я люблю
мороженное”. Я так понимаю содержанием будет являтся именно суть
высказанного тоесть именно то, что я люблю мороженное. Я это высказал.
При этом, насколько я понимаю, актом будет совокупность обстоятельств,
которая побудила меня сказать именно это. Например, я могу это сказать,
стараясь подыграть девушке, которая говорит мне, что любит мороженое.
Либо я могу это сказать, например что бы прекратить и поставить точку в
разговоре о мороженном, который мне надоел. В этих случах получается
дейстительно содержание высказывания немного как бы противоречит акту.
Просто
для меня непонятно почему противопоставляются содержание и акт. Это все
равно, что сравнивать температуру и расстояние, совершенно разные
величины.Можно попытаться придумать ситуацию, в которой акт и содержание
были бы максимально близки. Но тот я наткнулся на трудность, что же
придумть. Допустим я летом в жару зашел в магазин, где десятки сортов
мороженного и я просто изнемагаю от ожидания, когда же мои губы
соприкоснуться с холодным этим холодным чудом. И тут я произношу
фразу(вслух или про себя) – Я люблю мороженное. В данном случаи
содержание будет тоже совершенно далеко от акта. Так как зачем я это
говорю, можно же и молча купить и съесть мороженное. Но я это сказал,
может что – бы подыграть продавщице, или в уме подражаю герою какого
нибудь мультика или фильма, который произносит фразы непосредственно
перед началом каких-то своих действий.
Получается,
противопоставление акта и содержания можно еще трактовать как – “то что
мы говорим, всегда вызвано какими-то причинами, которые никогда мы не
выражаются в содержании”, или “смысл не сдесть”?Если можно, дайте пару
комментариев на правильном ли я пути понимания противопоставления акта и
содержания высказывания в том смысле, в которм, вы об этом
рассказываете на семинарах. И если можно приведите примеры на конкретном
высказывании.Спасибо
Александр Смулянский: акт и содержание действительно являются разными вещами – хотя бы потому, что прекрасно могут существовать в отдалении друг от друга и даже в ряде случаев друг без друга. При этом уход от лингвистики в этом вопросе (который совершенно необходим и который постепенно готовился Лаканом) будет состоять в том, что мы не станем путать акт с целью сообщения. Верно, что можно высказаться о своей большой любви к мороженому только для того, чтобы заставить заболтаться с вами хорошенькую девушку, но актом это не будет. Еще до того, как сама лингвистика соблазнилась лакановскими текстами и немного потеряла от них голову, она твердо отличала акт высказывания от внеязыковых обстоятельств – например, флиртовая цель высказывания будет его прагматическим последствием (а если флирт наладится, то и т.н. перлокутивным исходом), но не актом. Если у подобной тривиальной речи и есть акт, то находится он там же, где находится акт высказывания, имитирующего для ребенка речь животных. В более широком смысле слова речь идет о ключе от места, где хранятся все тривиальности типа «небо голубое», «люблю лето», «каникулы! каникулы!», «смотрю в окно» – высказывания, скрывающие гораздо более глубокую тайну зарождения субъекта современного типа, чем обычно думают, ошибочно считая эту речь пустой. На самом деле, этого субъекта без нее просто не существует, в чем нетрудно убедиться, почитав учебники и буквари, буквально ей набитые.
Что касается второго вашего примера –
никчемное и лишнее заявление о том, что вы любите мороженое, когда вы
стоите в магазине перед прилавком и слышит вас разве что продавщица – то
с ним все обстоит гораздо проще: оно представляет собой пример
психотической речи, и о ней вы можете довольно подробно почитать у
самого Лакана. В некотором смысле оно выполняет ту же функцию, что и в
случае заявления лакановской пациентки «Я иду от мясника». Как правило,
невзирая на ситуативную псевдомотивированность, у подобных лишних
заявлений чаще всего есть какая-то причина бредового свойства. В их
случае нужно анализировать не акт, а какое-то другое заявление, на
которое таким образом дается защитный ответ.
Алексей Сухно: А
можно ли сказать, по аналогии с критической речью из лекции про
синхронию (где критич.речь представляет собой место акта высказывания
той идеологич.речи, которую она критикует), что акт высказывания
находится в той самой речи, которая как-раз пытается свести акт
высказывания к намерению? то есть в данном примере с девушкой и
мороженным не содержится ли, парадоксальным образом, акт высказывания в
самом посте, написанном Евгением?
Александр Смулянский: да
– именно это в некотором смысле и происходит, поскольку вся
прямолинейная риторика намерений и целей – та самая, на которую,
например, обращает внимание Деррида, требуя для нее деконструкции –
имеет прямое отношение к устройству акта, в тесной связи с которым и
возникает современный субъект.
Алексей Сухно: То
есть в лекции про “речевой акт”, который лингвистика и понимает как
намерение высказывания, речь не шла о “разоблачении ложной доктрины”,
лингвистики (чтО, видимо, имело бы отношение ко все той же критической
речи), а напротив, была попытка показать, что акт высказывания находится
на уровне самой лингвистики, пытающейся совершить эту операцию
(сведения акта высказывания к намерению)?
Александр Смулянский: одно
не противоречит другому. Эти два обстоятельства, на которые Вы
указываете – специфически узкий и слишком непосредственный взгляд на
речь, присущий лингвистической философии языка, и в тоже время
воспроизводство в ее доктрине основных черт акта высказывания, на
котором базируется желание субъекта – в большой степени оказывают друг
другу поддержку.
Алексей Сухно: Спасибо!
Еще один момент, если Вы не против. В связи с устройством высказывания,
не получается ли так, что в речи субъекта всегда имеет место некая
ПАУЗА, ЗАМИНКА – момент, когда он обречен на молчание? Например,
“добросовестный исследователь” (назовем его так) до поры до времени
вынужден молчать – пока лингвистика не выскажет свою концепцию речевого
акта. То есть до определенного момента у нас в каком-то смысле
отсутствует уровень акта высказывания, и только после того, как
лингвистика представит свой узкий и ограниченный взгляд на речь, только
тогда “исследователь” и может только начать говорить – указать, что эта
“узость и ограниченность” и представляет собой уровень акта
высказывания? получается, “исследователь” вынужден ждать того, кто
подобный взгляд выскажет…. Или я сейчас просто остаюсь в рамках
диахронической перспективы?
Александр Смулянский: здесь
действительно обнаруживается заминка, своего рода пропуск хода, но эта
заминка лишь на первый взгляд обязана диахроническому измерению. На
самом деле, ее подлинное место на уровне синхронии, где перспектива
того, что сказано, уже всегда имеет место. Т.е. если в Воображаемом
возникает представление, что что-то происходит раньше, а что-то позже, и
кому-то приходится ждать, а кто-то вырвался вперед, в собственно
синхроническом измерении существенно то, что субъект всегда застает
происходящее в своем роде сложившимся (это не значит, что оно завершено
или хоть в каком-то смысле “полно”, но это означает, что оно
необратимо). Субъект ничего и никого не ждет – более того, такая
возможность для него в принципе исключена, поскольку следствия акта
высказывания логически всегда ему предшествуют. Главным же является то,
что эта зависимость не знает метаязыковых исключений – то есть, для нее
безразлично, выказывает ли субъект свою сопряженность с актом в
каких-либо сторонних обсуждаемых им материях или же в попытке дать
определение самой речи. В некотором смысле здесь имеет место ситуация,
аналогичная хайдеггеровскому подходу, в котором исследованию на предмет
погруженности в логику Сущего подвергались философские работы
метафизической направленности, как раз и учившие о Сущем как о
философской категории. Невзирая на возникающее здесь своего рода
“совпадение”, соположение между двумя этими обстоятельствами
поддерживается исключительно их синхроническим соотношением – то есть
для фиксации этого совпадения и развертывания его следствий в качестве
“судьбоносных” для западного мира нужен был текст Хайдеггера.
Алексей Сухно: Признаюсь, в течение всего этого срока пытался разобраться в Вашем ответе)) Вопрос такой: а где тогда заминка, пропуск хода, о котором
Вы сказали в самом начале? в чем она заключается? Нет ли здесь чего-то
подобного той ситуации, которая периодически складывается на
Лакан-ликбезе? Что я имею ввиду… Когда Вы заканчиваете свое
выступление и предлагаете задавать вопросы, то даже при прослушивании
аудиозаписи чувствуется некоторая неловкость, замешательство, которое
охватывает аудиторию. Приходит в голову мысль, что это происходит не
только и не столько из-за того, что аудитория не в состоянии выдержать
заданный Вами “интеллектуальный темп”, а потому что все, о чем она могла
бы спросить, уже было сказано (так как Вы представляете в своем
выступлении перспективу синхронии и аудитория в нее как бы
“погружается”) и любой заданный вопрос прозвучал бы наивно. Как правило,
ситуацию спасает Анатолий, который берет на себя эту тяжкую функцию –
задать “наивные” вопросы, упорно оставаться на уровне диахронии, – после
чего аудитория и начинает подключаться. Да, признаюсь, и я бы сам не
написал Вам, если бы Евгений не открыл тему: он как будто сказал то, чтО
должен был сказать я, если бы заговорил первым. Не этот ли пропуск хода
имеется ввиду?
Примечание: Анатолий – один из постоянных и самых активных слушателей семинара
Александр Смулянский: пропуск
хода, скорее, заключается как раз в том, что невзирая на наличие
синхронии, для того, что в Воображаемом подтверждает ее существование,
нужны некие дополнительные действия. Другими словами, возникает заминка
между логической одновременностью уровней, которые Лакан называет
“кольцами внутренней восьмерки” (из 11 семинара), и указанием на эту
одновременность, которое в то же время является не указанием
“объективного наблюдателя”, а всегда производится внутри топологии этой
же самой восьмерки. Речь, другими словами, идет об отношениях между
презентацией и репрезентацией.
В том же примере касательно
критической хайдеггеровской онтологии метафизики дохайдеггеровской эпохи
учили о “сущем в целом”, не видя, что их подходу уже присущи вполне
конкретные исторические особенности обращения к сущему, связанные с
господством этого сущего посредством воли к власти. Но тем не менее,
лишь хайдеггеровское указание на этот факт стало репрезентацией этого
парадоксальному положению (репрезентацию не следует путать с
“объективным освещением проблемы снаружи”, она ничего общего с ним не
имеет). Именно между презентацией и репрезентацией и происходит
запаздывание.
Алексей Сухно: Я правильно понимаю, что запаздывание в случае Хайдеггера происходит потому, что сам Хайдеггер, который делает это указание, как бы находится “внутри восьмерки”, то есть подвержен в той или иной мере “конкретным историческим особенностям обращения к сущему”? а не будучи подвержен этому воздействию, он бы не смог сделать это указание, не смог бы репрезентировать это “затрудение”, парадокс, лежащий в основе метафизики?
Александр Смулянский: да, Вы правы – для этого нужно находиться на её поверхности.
Опубликовано:01.05.2019Вячеслав Гриздак