Статья и кино. Екатерина Синцова о фильме Ясудзо Масумура “Слепое чудовище”
Всё прекрасно, как сон. Сон придёт и уйдёт. Наша жизнь − сон во сне…Обата Акира
В 1969 году японский режиссер Ясудзо Масумура снял фильм по мотивам рассказа Эдогава Рампо «Слепое чудо-вище» («The Blind beast»). Повествование фильма начинается с рассказа главной героини о себе — молодой, красивой, успешной девушки, подрабатывающей фотомо-делью. По сути, фильм начинается с любования героини собой — на выставке фотографий, выполненных вполне в стиле садо-мазо а ля Нобуёси Араки. Как-то на выставке девушка видит, как слепой мужчина с трепетом и нервным дрожанием рук ощупывает скульптуру, для которой также она позировала. Вслед за реакцией смущения появилось чувство возбуждения, наслаждения и страха, как будто этот мужчина исследует и трогает ее собственное тело. В замешательстве она покидает зал. Далее следует сцена с похищением, что вполне соответствует жанру классического триллера. Уставшая от очередных съемок, героиня вызывает на дом массажиста, которым оказывается тот самый слепой мужчина. Вместе со своей хрестоматийно-образцовой матерью, которая как истинная японка всегда поддержит сына пусть даже не в самых «чистых» начинаниях, они похищают девушку. Слепым мужчиной оказывается скульптор, одержимый идеей создания нового вида искусства — скульптуры, которую зрители будут оценивать не визуально, а тактильно. Он предлагает своей пленнице с ее безупречным телом стать моделью для его работы. Фильм, весь построенный на игре трех(!) актеров, вызывает у думающего зрителя массу размышлений. Стоит ска-зать, что Масумура режиссер (а одновременно филолог и философ по образованию) появился благодаря римскому Центру экспериментального кинематографа, в котором его учителями были Микеланджело Антониони, Лукино Висконти и Федерико Феллини. В своих фильмах (всего их около 60) он соединил западный подход к кинематографу с японской жизнью. Как всегда получился уникальный продукт — фильмы Масумуры блестяще отражают процессы, происходившие в японском обществе в 60-е годы. Собственно Масумура стал основоположником японской Новой волны режиссеров 60-х (названной так по аналогии с французской), сделавших японское кино популярным во всем мире. С ним сотрудничали такие выдающиеся личности, как Юкио Мисима (который написал несколько сценариев и даже сам сыграл в «Страхе смерти»), Оэ Кэндзабуро, Танидзаки Дзюнитиро, Эдогава Рампо, Тикамацу Мондзаэмон (для тех, кто не в курсе — это ставшие классикой писатели Японии). Итак, действие практически всего фильма происходит в мастерской художника, наполненной гигантскими скульптурами: носами, глазами, губами, руками, ногами и т.д. Основная сцена — невероятных размеров фигура женщины. Несмотря на то, что фильм снят по мотивам детективного рассказа, присущей для этого жанра динамики здесь нет. Скорее речь идет о глубоких аналитических размышлениях, о том, что происходит в душах героев, об обнажении чувств и эмоций. Постепенно между героями выстраиваются отношения (для фильмов Масумуры традиционно одной из центральных линий сюжета являются отношения между М. и Ж.), и они, помогая друг другу, открывают для себя мир чувственного восприятия (таким образом, Масумура плавно переводит фильм из жанра триллера в мелодраму). Герой (Митио) инфантилен, как и многие творческие люди подобен ребенку — открытостью, эмоциональностью, даже какой-то беззащитностью («Твои скульптуры потому такие огромные, что они сделаны ребенком»). Героиня (Аки) то пытается обмануть про-стачка Митио и сбежать, то провоцирует ревность матери, целуя любимого сына на ее глазах и вынуждая признаться в любви.Ключевым моментом фильма является превращение героя в мужчину, отделение его от матери. В тот момент, когда Митио выбирает Аки и они становятся любовниками, он символически отделяется от матери, перерезает связывавшую их пуповину и Аки становится главной женщиной для него. Мать убита, она больше не нужна, поэтому следующая за этим сцена с ее смертью вполне логична. Она происходит как несчастный случай — мать пытается заду-шить свою соперницу, Аки, а Митио ее спасает, резко отталкивая мать в сторону. Падая, она ударяется шеей о край стола… Всё, более ничего не держит героев в «реальном» мире, никаких социальных связей и обязательств. В полной изоляции от внешнего мира они превращаются в безумцев, полностью отдаваясь во власть каких-то животных наслаждений и ощущений. Масумура-философ, разделяющий взгляды Джона Локка и Дэвида Юма, предлагает нам поразмышлять о том, что в разуме нет ничего, чего не было бы в чувствах, и все свое содержание разум получает из ощущений. Ощущения и восприятия — вот основная и главная форма достоверного познания. Совершающееся при этом абстрагирование мышления, не сообразующееся с природой объектов, приводит, в конечном счёте, к отрыву от действительности, к «субъективной слепоте».При кажущейся простоте сюжета Масумура хирурги-чески точно вскрывает скрытые человеческие эмоции. В фильме нет ничего лишнего, кажется, что все выверено и доведено до совершенства. Третья часть фильма вполне выдержана в жанре декаданса. По мере приближения к окончанию работы над скульптурой девушка тоже слепнет, она познает себя в новом мире, а их страсти и любовные игры накаляются до невозможного предела– и в ход уже идут зубы, ножи, веревки и т.д. И почти становится очевидным, что хеппи-энд вроде «стали жить-поживать, да добра наживать» — невозможен (и вообще это для японцев не романтично). То ли дело смерть…. Итак, героиня поддалась искушению быть увековеченной в скульптуре, перепутала свою жизнь с искусством, а себя с героем своего произведения. Но материальная красота, увы, тленна, а вот живущая в воображении — нет. И тут надо превратить свою жизнь в шедевр, точнее свою смерть. Смерть — во имя безупречности создаваемого произведения. Понимаю, что затрагивая тему самоубийства, европейский ум, особенно взращенный в рамках христианской традиции, взрывается бурей непонимания. Но японцы спокойнее относятся к смерти. У них в принципе отсу-ствует негативное отношение к суициду. Это ведь единственная нация, эстетизировавшая ритуальное самоубийство… Красивая смерть предпочтительнее счастливой жизни, смерть вообще самое красивое, что есть в человеческой жизни. Если отвлечься от физических ощущений, то сцена с расчленением главной героини выглядит как художественный акт в сложной садо-мазохистской эстетике нарциссической героини.Масумура совершенно не случайно показал такие гиперболизированные человеческие страсти. В японском обществе, крайне регламентированном во всем, свобода и индивид не существуют (сейчас конечно уже все немножко по-другому, но фильм-то 40 лет назад снимался). В повседневной жизни ты волей-неволей обязан следовать этим правилам, а в кино можно прожить другую жизнь — свободную, эмоциональную, индивидуальную. Масумура и снимал такое кино. Прожив в Европе несколько лет, он захотел изобразить молодых, сильных, полных жизни людей, пусть в те годы японское общество еще не было готово принять такую модель и это осталось только идеей. А как проще донести эту идею до общества, если не сделать героев фанатиками, причем без малейшего намека на сентиментальность! Еще фильмы Масумуры глубоко эротичны. Но опять-таки в обществе с такими социальными ограничениями секс — это чуть ли не единственное «поле», где можно проявить свою индивидуальность и свободу.И еще один вопрос: кто оказался чудовищем? Художник, который стремился открыть новый вид искусства или девушка, упивающаяся собственной красотой и насилием? Им оказывается зритель, которому не дано испытать такую запредельную чувственность и эмоциональность.Приятного вам просмотра!
Опубликовано:21.08.2019Вячеслав Гриздак