Статья. Алейников Сергей От небытия к бестселлеру. “Фрейд. Судьба писем Флиссу.”
Все должно было быть по-другому. Совсем по-другому. Мир должен был узнать о выкристаллизовавшихся и прошедших через преисподнюю идеях, но никак не об условиях их появления. Черновики должны были остаться черновиками. Неподтвержденные догадки – догадками. Повседневная жизнь – тающим год от года прошлым. Но этого не случилось. Не прошло и столетия после смерти Фрейда, как его личная жизнь стала очередным блюдом на скромном столе рядового читателя….
Невероятные 20000, – от открыток, до многостраничных посланий. И это только примерное число общедоступного письменного наследия Фрейда хранящегося в Библиотеке Конгресса США. Реальные же объемы – неизвестны. Очень многое уничтожено самим автором, еще больше – утеряно и скрыто от посторонних глаз….
Переписка с Вильгельмом Флиссом, попади она в руки Фрейда, до нас бы также не дошла. Лишь благодаря удивительной череде событий, мы не только можем говорить о них, но и свободно обсуждать содержание. Пролежав четверть века в кабинете Флисса, письма, после смерти последнего в октябре 1928 года, перешли в полноправное владение его вдовы – Иды Флисс (Бонди). Женщины, отнюдь не симпатизирующей Фрейду, а наоборот, считавшей этого “венского шарлатана” главным виновником в безвестной судьбе своего мужа.
Впрочем, неприязнь была взаимной. Причем настолько, что отдельные исследователи связывают неудачу Фрейда в лечении Доры (Иды Бауэр) с контрпереносом вызванным натянутыми отношениями с женой Флисса (тут вам и схожесть характеров и имен). Более того, до нас дошла нелестная рекомендация, которую Фрейд, в письме близкому другу и коллеге Карлу Абрахаму от 13 февраля 1911 года, дал Иде Флисс: «…Особенно остерегайтесь его жены, глупой, злобной, явно истеричной; другими словами: это извращенность, а
не невроз». Произошло это спустя семь лет после разрыва с Вильгельмом.
Как бы то ни было, в конце 1928 года вдова Флисс написала Фрейду достаточно вежливое письмо с просьбой передать ей корреспонденцию своего мужа. Писем Фрейд не нашел, но серьезно обеспокоился судьбой своих собственных посланий. Как выяснится чуть позже не без основательно. Ида Флисс в итоге решит продать письма Фрейда, причем, намеренно не извещая об этом автора. Нанятый для этих целей известный берлинский букинист Рейнхольд Шталь получил указание найти покупателя вне семьи Фрейдов. И если бы не
бы не некоторая сентиментальность господина Шталя, письма наверняка были бы опубликованы еще при жизни самого Фрейда.
лагодаря сохранившемся документам того периода, мы имеем возможность проследить практически все стадии развертывания этой истории и услышать “голоса” всех ее участников. Все началось с письма вдовы. Первое письмо Иды Флисс – Фрейду, от 6 декабря 1928 года (примерно два месяца после смерти мужа):
“Уважаемый профессор. Не знаю, предоставите ли вы мне то, на что я надеюсь, но тем не менее я направляю вам свою просьбу. Вы, возможно, все еще имеете в своем распоряжении письма от Вильгельма, адресованные вам до прекращения ваших отношений. Они наверняка не были уничтожены, хоть и потеряли для вас всяческий смысл. Если это так, были бы вы так добры и милостивы, уважаемый профессор, чтобы передать их в мои руки? Ибо я как никакой другой человек имеет к ним глубочайший интерес.
Уверяю вас, что я прошу их для самых личных целей. Если это невозможно, то могли бы вы хотя бы одолжить их мне на короткое время? Этот мой запрос открывает для вас дорогу, которая очень давно закрыта для меня. Надеюсь, что еще раз смогу обратится к вам, чтобы выразить свою сердечную благодарность. С уважением, Ида Флисс”
Ответ Фрейда от 17 декабря 1928 год.
«Уважаемая госпожа, я спешу ответить на ваше письмо, хоть сейчас и не могу сообщить, что-нибудь определённое относительно вашего запроса. Моя память говорит мне, что я уничтожил большую часть нашей переписки где-то после 1904 года. Но остается вероятность, что некоторые письма сохранились и могут быть найдены после тщательного осмотра всех комнат квартиры в которой я проживаю последние тридцать семь лет.
Прошу вас дать мне время до Рождества. Все, что я найду, безоговорочно будет в вашем распоряжении. Если же я ничего не найду, нам придётся остановиться на предположении, что ничто не ускользнуло от разрушения. Естественно, я был бы рад узнать, что мои письма к вашему мужу, на протяжении стольких лет являющимся моим близким другом, нашли судьбу, которая гарантирует их защиту от любого возможного использования в будущем.
Искренне ваш, Фрейд»
«Дорогая мадам, я до сих пор ничего не нашел и я все больше склоняюсь к тому, что переписка была уничтожена. Но так как я также не нашел много другого, что я точно собирался сохранить, например писем Шарко, я не считаю этот вопрос закрытым. Естественно, мое обещание о то, что все найденное – ваше, по-прежнему, в силе. С уважением, Фрейд.
3 января 1929 года Ида Флисс выразила благодарность Фрейду за беспокойство и за то, что он оставил ее “с проблесками надежды, что когда-нибудь одно или несколько писем все же будут найдены”. Но если Фрейд по наивности и посчитал вопрос закрытым, то фрау Флисс лишь отложила его в долгий ящик. Ровно через 7 лет она решит сделать всю имеющуюся у нее корреспонденцию Фрейда достоянием общественности. Об этом мы узнаем из письме Мари Бонапарт Фрейду от 30 декабря 1936:
<…> Сегодня из Берлина ко мне приехал некий мистер Шталь. Он получил от вдовы Флисс ваши письма и рукописи, найденные в поместье Вильгельма Флисса. Сначала вдова намеревалась передать все в Национальную библиотеку Пруссии, но узнав, что в Германии ваши работы были сожжены, она отказалась от этой идеи и решила продать рукописи ему. Мистер Шталь писатель и арт-диллер, он производит очень хорошее личное впечатление. Видимо до этого ему поступили предложения из Америки по покупке этой коллекции документов, но прежде чем соглашаться с отправкой этих документов в Новый Свет, он приехал ко мне, а я решила купить у него все. Для того чтобы вся коллекция осталась в Европе и перешла в мои руки, он даже снизил цену до 12000 франков – за 250 писем от вас (несколько от Брейера) и очень объемные теоретические проекты вашей руки. Я рада, что смогла сделать это. Я не простила бы себе, если все эти документы были бы отправлены в большой мир. Не может быть никаких сомнений в том, что они ваши. В конце концов, я очень хорошо знаю ваш почерк. <…>
Фрейд написал 3 января 1937 года:
Моя дорогая Мари, вопрос переписки с Флиссом очень важен для меня. После его смерти, вдова попросила вернуть его письма. Я тут же согласился, но не смог найти их. Я до сих пор не знаю, уничтожил ли я их или искусно спрятал. Наша корреспонденция была самой интимной, какую вы только можете себе представить. Было бы крайне неприятно, если бы она попала в руки незнакомцев.
Мари Бонапарт ответила через пару дней:…
У меня есть другое предложение: оставить полученные письма, а чтобы их никто не смог опубликовать держать все документы в течение какого-то времени, скажем, в национальной библиотеке Женевы, т.е. там, где меньше всего причин бояться революций или войны.
Конечно же это очень хорошо, что вы не читали этих писем, но вы также и не должны думать, что они сплошь состоят из неосмотрительной грубости. Беря во внимания очень близкий характер наших отношений, эти письма естественно касаются всего и вся, как фактуальных, так и личных вопросов.
В письме от 10 февраля:…
Из дневника Мари Бонапарт:…
«Фрейд был тронут, когда я написала ему из Парижа, что Ида Флисс продала письма и что я приобрела их у Рейнхольда Шталя. Этот поступок вдовы Флисс он посчитал крайне враждебным. Он был рад узнать, что письма попали в руки мне, а не отправились в Америку, где были бы тотчас же опубликованы… Ида Флисс была уверена, что письма не доберутся до Фрейда… В своем письме, я спрашивала у Фрейда разрешения на чтение писем.
Сначала он написал, что не хотел бы этого. Чуть позже, в конце февраля или начале марта 1937 года, когда я навестила его в Вене, он сказал мне, что хотел бы сжечь письма. Я отказалась. Я попросила прочитать их чтобы иметь возможность судить о их содержании и Фрейд согласился. Однажды он сказал мне: «я надеюсь убедить вас все уничтожить». Мартин и Анна [дети Фрейда], как и я, убеждены в том, что письма должны быть сохранены, а потом опубликованы.
«К счастью, у нее [Мари Бонапарт] хватило мужества не согласиться с подобным суждением своего аналитика и учителя, и она зимой 1937/38 года поместила эти документы в банк Ротшильда в Вене, надеясь забрать их в следующий свой приезд в Вену летом этого года.
Когда в феврале 1941 года мадам Бонапарт пришлось покинуть оккупированный Париж и отправиться в Грецию, она не решилась брать с собой в дорогу эти драгоценные документы и сдала их на хранение в датскую дипломатическую миссию в Париже.
