Биография Джонс Эрнест “Фрейд. Женитьба (1886)”
Фрейд не только придерживался моногамного взгляда на семью, но временами казалось, что он слишком сильно любит свою избранницу. Однако со временем он осознал, что его любовь «переходит из своей лирической фазы в эпическую», поэтому он был достаточным реалистом, чтобы понять, что счастливый брак будет менее бурным, чем предшествующий ему высокоэмоциональный период. «По моему мнению, общество и закон не могут придать нашей любви большей серьезности и торжественности, чем та, которой она уже обладает… А когда ты станешь моей дорогой женой перед всем миром и будешь носить мое имя, мы пройдем нашу жизнь в спокойном счастье для себя и в честной работе для человечества, пока не закроем свои глаза в вечном сне и не оставим для всех близких нам людей дорогую память». Данное желание было полностью выполнено, хотя довольно необычно выражать такие мысли в первые недели помолвки.
Фрейд уже уведомил Марту, что ей скоро придется войти в его семью, которая должна стать ее единственной семьей. Так что приведенное им год спустя утверждение Мейнерта о том, что «первым условием в каждом браке должно быть право избавляться от своей родни», по-видимому, распространялось лишь на родню со стороны жены.
Однако большей частью картина их будущего рисовалась ему в более светлых тонах.
Все, что нам нужно, — это две или три небольшие комнаты, где мы сможем жить и принимать гостей. В нашем доме должен быть камин, служащий семейным очагом. У нас должны быть: столы и стулья, кровати, зеркало, часы, чтобы они напоминали счастливым о быстротечности времени, кресло для приятных размышлений, ковры, так что моя хозяйка дома легко сможет содержать пол в чистоте, белье, перевязанное красивыми ленточками и хранимое на отведенных для него полках, одежда по последнему образцу моды и шляпы с искусственными цветами, картины на стенах, простые стеклянные бокалы для воды на каждый день и фужеры для вина, предназначенные для торжественных случаев, тарелки и блюда, кладовая, в которую можно заглянуть, когда мы внезапно проголодаемся или неожиданно придет гость, большая связка ключей, которые должны шумно звякать. А мы можем наслаждаться столь многим: книжным шкафом, и корзинкой для шитья, и дружеской лампой. И все должно содержаться в образцовом порядке, иначе моя хозяйка дома… будет сердиться. А такой порядок вещей будет свидетельствовать о большой работе, которая совместно поддерживает дом и свидетельствует о любви к прекрасному, о дорогих друзьях, воспоминание о которых желанно, об увиденных городах, о часах, которые приятно вспомнить. Все это составляет маленький мир счастья и символизирует уважаемую гуманность.
На этой нарисованной Фрейдом картине не видно детей; огромная любовь Фрейда к детям еще не проявилась. Пару лет спустя появились другие мысли.
Сейчас счастливое время для нашей любви. Я всегда полагал, что, когда люди женятся, они более — в большинстве случаев — не живут друг для друга, как они это делали ранее. Скорее они живут друг с другом для кого-то третьего, и для мужа вскоре появляются опасные соперники: домашнее хозяйство и детская. Тогда, несмотря на всю любовь и единение, та помощь, которую один находил в другом, ослабевает. Муж снова ищет себе друзей, становится завсегдатаем гостиниц, находит обычные посторонние интересы. Но так не следует поступать.
В течение некоторого времени вопрос о свадебном церемониале был животрепещущим. Сама мысль об этом была анафемой для Фрейда; он питал отвращение ко всяческим церемониям, особенно к религиозным. Фрейд надеялся, что его собственная свадьба будет как можно более тихой и незаметной. Однажды он присутствовал на еврейской свадьбе: его друг Панес женился на Софии Шваб. Он смотрел на эту церемонию завороженный ужасом, а затем написал письмо на 16 страницах, в духе злобной насмешки описывающее все отвратительные детали этого зрелища.
Все время, начиная со дня помолвки и до самой свадьбы, Фрейда не покидала мысль о том, как бы упростить свадебную церемонию. Все его мысли были сконцентрированы на этом вопросе. Ему в голову приходили одна идея за другой. Он искал быстрый способ достижения известности, что позволило бы ему зарабатывать на жизнь посредством частной практики и, следовательно, ускорило бы его женитьбу. Но ничто не сулило успеха, кроме его гистологических исследований. Он осознавал это и поэтому следовал этим путем с рвением. Тем не менее сосредоточиться полностью на работе не давала ему мысль о его долгах. Ничто не свидетельствовало о том, что он когда-нибудь сможет жить, не беря денег взаймы. Но он продолжал сражаться, веря в то, что сможет преодолеть это затруднение. Прошло очень много времени, прежде чем это случилось. И после его женитьбы ему приходилось сталкиваться с трудностями подобного рода.
Когда-то Фрейд подсчитал, что жениться, не имея в кармане 2500 гульденов (200 фунтов), весьма рискованно. Но день свадьбы приближался, а его накопления составляли всего 1000 гульденов (это была часть тех денег, которые ему подарил пару лет назад Панес). Пришла на помощь зажиточная тетя Марты Ли Лёбиа, значительно увеличив приданое невесты.
Теперь нужно было определиться с днем свадьбы. И Фрейд предложил 17 июня 1887 года. Марта ответила согласием, что доставило Фрейду почти столько же удовольствия, как и ее первоначальное «да». Однако два месяца спустя, узнав о возможности получить субсидию для парижской стажировки у Шарко, он перенес эту дату на декабрь 1886 года. Но вскоре он вновь решает отложить день свадьбы, о чем сообщает Марте в своем письме. Это было вызвано тем, что, возвращаясь из Парижа, он решил поработать у Багинского в Берлине. Он уверял Марту, что свадьба состоится не позднее первоначально назначенной даты, то есть в июне 1887 года. Но, вернувшись в Вену в апреле 1886 года, он узнает, что его место в Институте Кассовица сохранено за ним; это известие вновь вселяет в него уверенность и надежду на скорую карьеру. Он просит Марту подождать со свадьбой до ноября. Долгожданная цель — женитьба — была почти в пределах видимости. Но сначала Фрейду надо было выяснить, сможет ли он обосноваться с семьей в Вене. По прибытии в Вену он поселился в отеле, но номер был слишком мал, и он попросил свою мать подыскать ему комнату по соседству с домом, где проживала его семья, и провел в ней неделю в то время, как подыскивал постоянное место для жилья, где он мог бы начать практику.
После столь длительного отсутствия надо было нанести много визитов и следовало «прозондировать» общую ситуацию. Брейер тепло обнял и поцеловал его, но через пару недель в разговоре пессимистически отозвался о профессиональных шансах Фрейда. По его мнению, занимаясь частной практикой, Фрейду лучше всего будет в течение первых двух лет брать небольшую плату, лечить многих людей даром и рассчитывать на 5 гульденов в день. После этого разговора Фрейд пришел к заключению, что ему лучше попытать счастья за пределами Австрии, но Брейер полагал, что это столь же безнадежно. Однако через день-другой Фрейд изменил свою точку зрения, согласившись с мнением Брейера. Другой его друг, Гейтлер, пригласил его к сотрудничеству в редактируемом им «Centralblatt for Therapie». Прежняя договоренность с Кассовицем осталась в силе, и Фрейд немедленно приступает к работе. Это не требовало с его стороны слишком больших усилий, так как он должен был появляться в институте всего три раза в неделю (по вторникам, четвергам и субботам) лишь на один час (с 15.00 до 16.00). К тому же Мейнерт пригласил его в свою лабораторию. Нотнагель был более холоден и не обещал многого, но сделал гораздо больше, чем обещал.
Фрейд заметил, что для всех этих людей был характерен определенный «образ действий», это заставило его подумать о своей линии поведения. Он решил использовать свою природную склонность к справедливости и честности: именно эту свою черту он решил взять за основу для своего «образца поведения». Если это не принесет успеха, то, по крайней мере, не унизит его.
15 апреля Фрейд переехал в дом № 7 по Ратхаусштрассе. Это был один из лучших венских кварталов, начинавшийся сразу же за великолепной городской ратушей. Он снял квартиру за 80 гульденов (6 фунтов) в месяц, включая обслуживание. Квартира была довольно большой, состоящей из холла, двух больших комнат и одной маленькой, которую Фрейд тут же облюбовал для офтальмоскопической работы. К уже имевшейся элегантной обстановке Фрейд добавил только книжные шкафы и медицинскую кушетку. Он заказал красивую вывеску на фасад дома и фарфоровую табличку со своим именем на дверь своей квартиры. Итак, все было готово для открытия частной практики.
Однако свою первую консультацию Фрейд провел в доме у Полицера. Полученный гонорар сразу же был выслан Марте в Вандсбек, чтобы она могла купить себе какую-нибудь безделицу и немного вина для веселья. Неделю спустя Фрейд провел еще одну консультацию в доме Полицера, которая принесла ему 15 гульденов. Услышав от Флейшля, что Фрейд, не имея собственных средств, собирается жениться на девушке практически без приданого, Полицер смотрел на Фрейда с недоумением.
Фрейд известил о начале своей частной практики следующим объявлением в газетах: «Д-р Зигмунд Фрейд, доцент невропатологии Венского университета, возвратился из Парижа, где находился в течение шести месяцев, и ныне проживает по адресу: Ратхаусштрассе, 7». Объявление в газете «Neue Freie Presse» стоило ему 20 гульденов. Он также разослал 200 визиток известным венским врачам. Днем начала его рискованного предприятия было Пасхальное воскресенье, 25 апреля 1886 года. Странно, почему Фрейд выбрал именно этот день, когда все учреждения и предприятия были закрепы.
С этого дня прошло уже несколько недель, и Фрейд имел возможность сделать кое-какие выводы. Он заметил, что наиболее щедрыми являлись пациенты, присланные к нему Брейером. А однажды среди его больных оказался даже португальский посол, которого прислал к нему Нотнагель. Хотя, естественно, один день практики не походил на другой и бывали дни без дохода, но в целом его дела обстояли лучше, чем он ожидал. Например, как-то его приемная была переполнена с 12.00 до 15.00. За один только июнь он заработал 387 гульденов (31 фунт) — очень приличная сумма для начинающего (это было на 10 гульденов больше, чем ему требовалось для жизни).
Фрейд, однако, все еще сомневался в своих медицинских способностях и неоднократно говорил друзьям о том, что его не покидает ощущение несоответствия его квалификации той работе, которой он занимается. Кроме всего прочего, частная практика предполагала личную ответственность врача за больного, а не совместную, как было в больнице. Неудачи становились для него настоящей трагедией. Однажды, например, он неудачно прооперировал хорошо известного актера, Хуго Тимиха. Пациент написал ему вежливое письмо с благодарностью, но больше на прием не пришел. Фрейд возвратил плату, которую тот ему послал. Он написал его невесте, что ее будущий супруг, должно быть, обладает большим чувством юмора, если решил пощадить его и не заставлять публично испытывать «чувство стыда за свое невежество, замешательство и беспомощность». На это лето у Фрейда были большие планы. Помимо частной практики, он каждое утро работал в лаборатории Мейнерта, занимаясь своими анатомическими исследованиями, которым и посвятил опубликованную в августе статью. Вечера он проводил за переводом лекций Шарко и составляя отчет о своей поездке. Он подготовил сообщение для Медицинского общества и прочитал две лекции по гипнотизму. Кроме этого, он работал в Институте Кассовица.
Однако вскоре проблем, связанных с предстоящей свадьбой, накопилось так много, что они отодвинули назад буквально все, в том числе и любимую работу. Фрейд все еще не был уверен в том, что, работая в Вене, сможет обеспечить свою семью. В начале мая он писал, что питает на этот счет небольшие надежды. К концу апреля его накопления составляли лишь 400 гульденов. Этого ему было достаточно для полуторамесячного существования. Но уверенности в том, что он прочно встал на ноги, не было.
Все мысли Фрейда в этот период были сосредоточены на финансовом вопросе. Даже в его письмах находят место сложные подсчеты. Объяснение простое — из-за своей бедности Фрейд боится потерять любовь. Помимо остатков денег Панеса, хранящихся у Фрейда, у Марты имелось 1800 гульденов (145 фунтов), сбереженных ею от ее наследства и подарка тети. Из этой суммы она нуждалась в 1200 гульденах для своего приданого, которое, по обычаю, невеста должна приносить с собою в дом. Она отдала 800 гульденов (64 фунта) на хранение своему брату, и, как мы подробно изложили в предыдущей главе, ее деликатность в требовании возврата этих денег привела к очень крупной ссоре. В конце концов, после энергичного вмешательства Фрейда к концу июня Эли выслал ей эти деньги.
Фрейд поставил перед собой цель зарабатывать 500 гульденов в месяц, которых, как он считал, должно хватить на содержание семьи. Он подсчитал, что свадьба, медовый месяц и дорожные расходы будут стоить столько же. Фрейд намеревался застраховать свою жизнь на 1000 гульденов в год, выплачивая страховку раз в квартал; а еще оставалось подсчитать расходы на обстановку, ренту, определить, сколько требуется на текущие нужды. После всех подсчетов было совершенно очевидно, что отложить что-нибудь на черный день практически не удастся. Первым делом, считал Фрейд, следовало застраховаться, причем он обещал не оставить Марту вдовой, по крайней мере в этом году. Если рента будет не слишком высокой, возможно, им удастся протянуть этот год, но без покупки мебели. Он хотел купить мебель в рассрочку, но экономная Марта испытывала недовольство от дополнительной платы, которая возникнет с течением времени, и ей, без сомнения, не нравилась идея начинать их совместную жизнь «в кредит». Насчет мебели велось столь много разговоров, что Фрейд однажды заметил: «У меня сложилось впечатление, что любая, самая прекрасная, женщина ужасна в том, что касается этого пункта, и рассматривает своего мужа как дополнение — правда, необходимое — к чудесному дому».
Фрейд тщетно пытался занять деньги у своих друзей. Отчаявшись, он написал своей будущей теще, прося ее обратиться к ее состоятельной сестре. Вначале он полагал, что 1000 гульденов будет вполне достаточно, но вскоре ему пришлось удвоить эту сумму. Однако данная просьба была неловкой и могла произвести плохое впечатление на единственную богатую родственницу, на которую все еще рассчитывала Марта. Поэтому пришлось отказаться от этой идеи.
В середине июня Фрейда захватывает новая навязчивая идея — со здоровьем Марты что-то не в порядке. Без какой-либо причины он считает, что она после свадьбы может тяжело заболеть. Поэтому он послал ей некоторую сумму денег со строгими предписаниями, чтобы Марта тратила их исключительно на свой отдых. «Если я обнаружу, что ты потратила эти деньги на какой-либо наряд, я разорву его, когда приеду, а если не буду знать, на какой именно, я разорву их все». Это, на первый взгляд, шутливое замечание на самом деле было первым признаком его гнева, который вскоре разразился по поводу ее отношения к своему брату.
На следующий день пришло письмо, в котором Фрейд говорит о том, как они будут жить после свадьбы:
Тогда я с облегчением вздохну, моя дорогая, и снова с готовностью позволю себе быть беспокойным и экономным. А если нам иногда придется пораскинуть мозгами по поводу того, где достать то или другое, какое это будет иметь значение? В конце концов, мы будем жить вместе, в условиях, далеких от откровенной нищеты, что не мешает столь многим людям любить друг друга, вместо того чтобы утешать друг друга мыслью о будущем, которое может оказаться не стоящим столь многих принесенных ему в угоду жертв. Как долго человек остается молодым, здоровым, как долго он остается достаточно уступчивым, чтобы приспосабливаться к изменяющемуся настроению другого? Ты осталась бы старой девой, если бы я позволил тебе ждать, пока смогу за все заплатить, и ты разучилась бы смеяться. Мне так не хватает тебя, потому что мы далеко друг от друга, так что мою жизнь вряд ли назовешь нормальной. Мне недостает тебя во всех отношениях, так как ты связана со мной всеми нитями: как любимая, как жена, как товарищ, как работающий компаньон, а мне приходится жить в чрезвычайно болезненном лишении. Я не могу распоряжаться своим временем, меня ничто не радует, неделями на моем лице не мелькает улыбка, и, короче говоря, я очень несчастен.
В этот момент на подвергаемую столь многим испытаниям пару обрушился новый удар. Фрейда призвали на месяц в армию, чего он не ждал, по крайней мере, до следующего года. Это означало не только определенные расходы на обмундирование и т. д., но также потерю целого месячного заработка, на который молодые очень рассчитывали. Более всего сложившимся положением вещей была озабочена фрау Бернайс, которую пугала мысль о продолжении подготовки к свадьбе в таких обстоятельствах. Она написала Фрейду письмо, которое заканчивалось так:
Не думай, что я не могу себе представить, насколько неуютна твоя теперешняя жизнь, но начинать семейную жизнь, не имея к этому средств, — значит только причинять страдания. Мне самой пришлось в течение долгих лет испытать все это на себе, так что я могу об этом судить. Я прошу и умоляю тебя не делать этого. Не пропускай мои слова мимо ушей и спокойно обожди до тех пор, пока ты не сможешь решить вопрос о средствах к существованию.
Сначала восстанови у себя хоть некоторое спокойствие и миролюбивое настроение, что в настоящее время у тебя полностью отсутствует. У тебя нет абсолютно никакой причины для дурного ^настроения и упадка духа, которые граничат с патологией. Брось все эти вычисления и прежде всего снова стань разумным мужчиной. В данный момент ты похож на испорченного ребенка, который не может действовать по-своему и поэтому способен расплакаться в надежде на то, что таким образом сможет всего добиться.
Не сердись на последнее предложение, но оно справедливо на самом деле. Прими к сердцу справедливые и сказанные с доброй целью слова и не думай плохо о любящей тебя матери.
Неизвестно, ответил ли Фрейд на письмо фрау Бернайс, но ясно одно — что это письмо не повлияло на его решение о женитьбе.
Оставалось лишь найти подходящий дом и обставить его, но и то и другое было довольно трудно сделать. Не имея кабинета, в котором можно было бы вести прием больных, Фрейд не мог рассчитывать на успех частной практики. Сама идея поселиться в меблированных комнатах наводила на него ужас. В начале июля от Марты пришла телеграмма, которая решила все проблемы: «УРА, 1250 ГУЛЬДЕНОВ ЛЁБИА!» Это был свадебный подарок от тети Ли из Брюнна. Вдобавок был еще один подарок в 800 марок от дяди Марты, Луи Бернайса, живущего в Лондоне. Несмотря на меньшую сумму, последний подарок был ей дороже первого, так как означал большие жертвы со стороны дяди. Теперь вопрос о покупке мебели был практически решен, и они смогли продолжить свои приготовления.
День свадьбы опять был перенесен, но теперь он не отдалялся, а, наоборот, переносился с ноября на сентябрь. И дело было не только в улучшении финансового положения молодых, но и в том, что в Вене разрешалось поселяться в сдаваемых квартирах либо с 1 августа, либо с 1 ноября. Несмотря на все свои усилия и объявления, Фрейд обнаружил, что подходящие квартиры встречаются чрезвычайно редко. Он мог искать жилье лишь вечерами. Эта проблема его беспокоила, так как приближался день свадьбы и нужно было куда-то привести свою новобрачную, тем более что очень скоро он должен был отправиться на военные маневры. Самое подходящее жилище, которое он нашел, освобождалось лишь в ноябре, что для него означало бы потерю практики в самом лучшем для работы месяце в году, октябре, о чем он не мог позволить себе даже помыслить. Можно было на какое-то время остаться жить в квартире, которую он снимал в данное время, сняв еще две комнаты у хозяев, но это стоило бы ему дополнительной суммы в 1400 гульденов, о чем не могло быть и речи. Наконец Фрейд нашел огромную четырехкомнатную квартиру на Мария-Терезиенштрассе, 5.
Но перед свадьбой Фрейду суждено было испытать еще один удар судьбы. Он все время успокаивал себя мыслью о том, что в Германии, где они поженятся, требовалась только гражданская церемония, так что он будет избавлен от болезненной дилеммы либо изменить свое «исповедание», что он всерьез никогда не намеревался делать, либо пройти через сложные церемонии еврейской свадьбы, к чему он питал отвращение. Теперь, в начале июля, Марте пришлось сообщить ему, что, хотя гражданский брак имеет силу в Германии, Австрия его не признает, так что по прибытии в Вену они будут считаться неженатыми. Поэтому не оставалось ничего другого, как пройти через церемонию еврейской свадьбы. Но Марта обещала сделать все возможное, чтобы облегчить для него эту процедуру. Поэтому свадьба была назначена на будний день недели, когда могли присутствовать лишь очень немногие друзья, так что это событие можно было отпраздновать в доме матери. Домашняя свадьба не требовала больших расходов на дорогие общепринятые вечерние платья. Так и было сделано.
На сборах Фрейд находился с 9 августа по 10 сентября. Возвратившись в Вену, Фрейд решает на следующий же день отправиться в Вандсбек. Но у него не было даже денег на билет до Вандсбека. Нужда заставила его занять деньги на билет у своей будущей свояченицы. Однако ему удалось купить свадебный подарок для своей новобрачной — прекрасные золотые часы. Следовало также купить коралловое ожерелье для Минны, но так как португальский посол еще не заплатил за лечение, пришлось от этого отказаться. 13 сентября в городской ратуше Вандсбека брак Фрейда и Марты был зарегистрирован (65 лет спустя Марта еще живо вспоминала, как на церемонии бракосочетания ей было сделано замечание одним официальным лицом по поводу того, что она без малейшего колебания вписала свое новое имя в метрическую книгу). За два дня до свадьбы Фрейд поселился в доме своего дядюшки Элиаса Филиппа, который должен был научить Фрейда тем еврейским молитвам, которые ему следовало в должном порядке читать по памяти во время свадебной церемонии. Наконец этот день настал. Фрейд очень волновался, когда ступал под хуппу[53], но все прошло хорошо. Кроме членов семьи присутствовали лишь восемь родственников, а затем молодые выехали в Любек.
Из Любека они прислали фрау Бернайс письмо, которое заканчивалось следующими словами: «Написано в первый день нашего пребывания в Любеке, и, как нам кажется, этот день положит начало 30-летней войне между Зигмундом и Мартой». Правда, война так и не началась, и вместо предполагаемых 30 лет совместной жизни они прожили в браке на 23 года больше. За всю их долгую совместную жизнь разногласия возникали только по поводу приготовления грибов, так что Фрейд вскоре забыл данное когда-то обещание ссориться раз в неделю.
Через пару дней молодые отправились в курортный городок Травемюнде, расположенный на Балтийском побережье в провинции Гольштейн, где и провели большую часть медового месяца. На обратном пути они на некоторое время останавливались в Берлине, Дрездене и Брюнне, где нанесли визит вежливости тете Ли, благодаря которой их брак стал возможным. Затем они отправились в Вену, куда прибыли 1 октября. Здесь друзья Фрейда тепло приветствовали новобрачную.
Марте было в то время 25 лет, Фрейду — 30. Эта пара, несомненно, считалась красивой. (Надо отметить, что Фрейд был привлекательным мужчиной с правильными чертами лица, с темными горящими глазами и хорошей фигурой. Его рост был 5 футов и 7 дюймов, а вес — около 9 стонов[54].)
Перед Фрейдом стояла нелегкая задача подготовить свою жену к трудным временам и надеяться на лучшее в будущем, на наступление которого он всецело надеялся сам. Во время первого месяца их совместной жизни, октября, на который Фрейд так рассчитывал, практика шла чрезвычайно плохо. Месяц выдался на редкость теплым, и все врачи жаловались на то, что люди предпочитают наслаждаться хорошей погодой, а не проводить время на приемах у врачей. В это время Фрейд написал Минне, что либо его летние успехи были случайными, либо таковой случайностью является данный месяц. Сам он предпочел верить последнему. За весь месяц он заработал только 112 гульденов, что было в три раза меньше требуемой суммы на текущие расходы. Так что их дела шли далеко не лучшим образом, но надежда их не покидала. Фрейд уже заложил свои золотые часы, которые подарил ему Эммануил, а теперь за ними должен был бы последовать и свадебный подарок Марты, ее золотые часы, если бы им не помогла Минна. Но в следующем месяце положение начало улучшаться.
Фрейд блаженствовал. Марта оказалась чудесной женой и хозяйкой. Она была превосходным управляющим — ей удавалось удерживать прислугу сколь угодно долгое время, но она никогда не была такой Hausfrau[55], которая живет напоказ перед людьми. Дела мужа всегда были у нее на первом месте. В первые годы их брака Фрейд имел обыкновение по вечерам обсуждать с ней свои дела, но позднее он отказался от того, чтобы слишком сильно перегружать ее голову своими идеями.
С появлением детей их брак стал по-настоящему счастливым. В одном из писем два года спустя после свадьбы Фрейд писал: «Мы живем очень счастливо в постоянно увеличивающейся непритязательности. Когда мы слышим смех ребенка, нам кажется, что это самое лучшее, что могло с нами произойти. Я не честолюбив и работаю не очень упорно». Трое детей, дочка и два сына, родились в том доме, в который молодые вернулись после свадебного путешествия. Сыновей назвали Жан Мартин, в честь Шарко (а не Лютера, как утверждалось), и Оливер, в честь Кромвеля, бывшего когда-то кумиром Фрейда. Для растущей семьи требовался дом побольше, поэтому в августе 1891 года Фрейды переехали на Берггассе, 19 (у этой квартиры было еще одно преимущество: она стоила дешевле). Год спустя Фрейд снял еще одну квартиру из трех комнат в цокольном этаже этого же дома, которую использовал для работы. В этом доме родились еще трое детей, сын и две дочери. Сына назвали Эрнстом в честь Брюкке.
Фрейд был любящим и заботливым отцом. Когда его старшей дочери было пять или шесть лет, она чуть не умерла от дифтерии. Во время кризиса крайне обеспокоенный отец спросил ее, что бы ей хотелось больше всего на свете, и получил в ответ — «клубнику». В это время года клубнику достать было крайне трудно, но он все же достал. Первая попытка малышки проглотить клубничину вызвала у нее приступ кашля, который полностью отодвинул в сторону затрудняющий дыхание пленчатый налет, и на следующий день ребенку стало значительно лучше. Ее жизнь спасли клубничина — и любящий отец.
Когда в семье появился шестой ребенок, свояченица Фрейда Минна Бернайс переехала жить к Фрейдам. Это произошло в конце 1896 года. До этого (после смерти Шёнберга, с которым она была помолвлена) Минна жила в доме одной богатой дамы в качестве компаньонки, однако никогда не считала такое занятие подходящим для себя. Девушкой она выполняла домашнюю работу с тряпкой в одной руке и с книгой в другой, поэтому неудивительно, что ее интеллект был весьма высок. Тетя Минна была остроумной, интересной и занимательной женщиной, обладавшей острым языком и необыкновенными способностями в написании эпиграмм. Она и Фрейд отлично ладили друг с другом. С обеих сторон не было сексуального влечения. Он находил ее занимательной собеседницей и по выходным, когда его жена была занята, даже приглашал ее на прогулки. Все это дало повод для злобной и абсолютно необоснованной легенды о них. Фрейд всегда испытывал интеллектуальное тяготение к женщинам с несколько мужским складом характера и поддерживал знакомство с несколькими из них. Возможно, вызывает удивление то, что «тетя Минна» никогда не помогала Фрейду в его литературной работе, например, в качестве стенографистки[56] или машинистки. Дело в том, что Фрейд никогда не расставался со своей ручкой, которой он пользовался как при личной переписке, так и при научной работе: ему явно лучше всего думалось, когда она была у него в руке.
Минна так и не покинула семью Фрейдов до самой своей смерти 13 февраля 1941 года.