Я никогда и не было мной, оно всегда было отчуждено, отчуждено в Другом, том, кого я видел там – плоском отражении и тот Другой, был целостней чем тот, кто здесь – там где я мыслю, где только часть моего тела, доступное мне. Как часто я не узнаю себя там, в отражении и как часто узнаю в Другом. Лишь благодаря третье стороне – Большому Другому, тому, кто существует незримо, но всегда, тому кто стоит между мной и отражением меня, мое Я обретает устойчивую символическую конструкцию, сплетенную из структуры, закона и языка этого третьего. Это двойное отчуждение в зеркале и потом в этом Большом Другом – двойное отчуждение от Реального, недоступного и не познаваемого, но ощущаемого в каждой вещи благодаря весу и сопротивлению воображаемому. Внезапно застыв перед зеркалом, увидев там совершенно незнакомое лицо, ощутив как постепенно схлопываются образы и формируется отрицаемое осознания того там, мы и можем понять, что есть совершенно разные Я. Я здесь, Я Там, в отражении, Я тот, кто между мной и тем отражением, уже узнаваемый, как Я – символическое Я, присвоенное не мной, а скорее символом. Это символическое Я дает увидеть там, за ним – то Я, которое было не узнано как мое Я – зеркальное отражение, которое когда то так пленяло свое цельностью и было утрачено. Для кого я чужой – для того кто в отражении или для того, кто здесь и видит взгляд. Встреча глаза и взгляда вызывает коллапс, который разрешается в символическом, обретается в дискурсе Другого. Я мыслим им как Я, как то что имеет основу Реального. И в этом отношении я, как человек, как существо, как животное – дезориентирован, спутан и вынужден быть субъектом Другого, чтобы обрести выход из зеркального лабиринта нарциссических подобий. Он решает за меня вопросы войны и мира, а в сущности ненависти к подобию, дипломат разводящий стороны и примиряющий их в своей символической системе координат, в заданной топике и отведенной каждому месте. Через топику три образа обретают цельность и выстраиваются в цельную цепь представлений через связь реального, воображаемого и символического.

Что есть психическое как не слово,текст, мысль, которая мыслит человека, как мыслящее, а потому бунтующее существо, борьбы культуры и влечений, существо задающее и вопрошающее,субъекта мысли и мыслями захваченного – словом, которое и лежит в основе человеческого. Первое слово человека – «нет», которое задает ему координаты себя, его символическую ось в череде множества означающих. «субъект когда то появился и субъект когда нибудь умрет» Фуко, как субъект, который «имеет смелость мыслить» или быть хозяином своей мысли или вопрошать. Именно психоаналитический субъект – субъект вопроса, он захвачен вопросом отсылающим не к ответу, а к иным вопросам, как речь в которой каждое слово не конечно, но отсылает к другим словам. Конечная форма, конечный ответ – это наслаждение которое в своей избыточности пусто и приносит лишь боль разочарования, это эксплуатация влечений, в то время как удовольствие вопроса предвещает, намекает на тот вдохновляющий и фрустрирующий потенциал,что заложен в бесконечном не выговоренном, бессознательном,остатке. И надо иметь мужество встречи с вопросом, с собственным желанием, ведь именно в этом и есть смысл «не предавай своего желания»(Лакан) – не предавай вопрошания, того что и делает человека человеком идущим над площадью, над беснующейся толпой. И в этом отношении время враг канатоходца. Именно оно подгоняет его или заставляет не спешить, именно оно отвечает само на себя «ты здесь и сейчас» и «ты там тогда в начале пути» и «ты и тогда в шаге от конца» – каждый миг сравнивания себя ,сопоставляя и уподобляя. Именно время делает сам процесс вопрошания пустым, дает иллюзорную точку опоры бытия Я в беге по циферблату за собственными зеркальными отражениями. В основе символизации лежит деконструкция времени, обращения вопроса к самому времени «какой в тебе смысл?» и «зачем ты так жаждешь меня?». Лакан играл с временем, он подчинил время бессознательному, а не был слугой времени. И когда я сам становлюсь подлежащим своей мысли, обращенной к себе – я встречаюсь с бессознательным, той непереносимой истиной в себе, которое и делает меня сингулярным. Субъект мыслимый был рожден, а его смерть назначено временем как Судьбой-Роком. И если мы верим в этот час, верим в час как явление, мы до конца будем оттягивать встречу со своим желанием. Современное ухо ”уникально” в своем уплощении, в том, что если оно мало – то только для того, чтобы меньше слышать, но если велико, то только для того, чтобы слышать больше глупости,той толпы, которая жаждет зрелища на площади. Для аналитического уха, которым так знаменит Фрейд, важен внутренний слух – то, что обращено внутрь, гулкий стук сердца, который разносится эхом по венам, фантазматический, но именно в этом, такой явственный.

Страсть и влюбленность. Психоаналитический дискурс.

Приступая к теме влюбленности, нельзя не вспомнить слова мифического Тиресия(Овидий «Метаморфозы»), прорицателя из Фив, предрекшего сыну речного бога, Нарциссу «Коль сам он себя не увидит» – отсутствие способности увидеть другого – это способность преодолеть травму инаковости – «бездны глубины другого, ее совершенной непроницаемости»(Славой Жижек) и в своей основе влюбленность – это воплощения своего Идеала Я в зеркале Другого, способность не разрушить его за вторжение в личное неприкасаемое пространство и способ преодолеть пропасть «радикальной инаковости» “Чем бы он ни был, страшусь я дары приносящих данайцев” Лакоон. Нарцисс заворожен своим отражением как и ребенок, впервые увидевший свое Я, захвачен отражением, как нечто таким, что вне его – другим, не осознавая ,что отражение это он сам.

«что увидал -не поймет,но к тому,что увидел пылает
Юношу снова обман возбуждает и вводит в ошибку» Овидий

«…влюбленность есть не что иное,как психическая захваченность объектом..» Фрейд

Любой дар влюбленных – дар избыточный, как и сама влюбленность тот дар,что дарили данайцы грекам – слишком тяжелые щиты, громоздкие кувшины, которые лишь в своей избыточности и были символом дара и в этой избыточности и содержится символическая основа будущей зрелой любви, обещание ее. Смешение двух тел как и смешения двух Я – их границ, возможно лишь в эмоциональном взрыве сметающим эти границы, в зарождении фантазии об отношениях как Я-Идеале. Для женщины основа ее желания, вспоминая Славоя Жижека, превратить лягушку в принца(Я-Идеал), а основа мужского желания в том, чтобы женщина была причиной его желаний – лакановским объектом «а» и в этой принципиально различной плоскости желаний и рождается утверждение Лакана «сексуальных отношений нет» так как они фантазматически. Страсть – тот троянский конь, что помогает преодолеть вторжение в границы Я, не замечая инаковости этих желаний. «лягушка с банкой пива» в примере рекламы предложенной Жижеком, становится принцессой с принцем в фантазматическом общем поле отношений. В таком слиянии воплощаются глубинные бессознательные мечты о слиянии с материнским, преодолевается запрет Большого Другого – его Закона – стыда перед общественной моралью, перед обнажением себя и другого. Агрессия, без которой не возможна и страсть, растворяется в зеркальной путаницы – «Я и Ты» и в то же время это защита от агрессии как формы инфантильного желания проникновения внутрь тела матери(идеализация поверхности тела Мельтцер) . При всем противостоянии общественной морали, стыду и вине, именно эти плотины влечений(Фрейд), запреты, актуализируют само желание. Плотины, которые не дают агрессии захлестнуть разрушив пару и те плотины, которые не дают абсолютно слиться. В этой стадии, стадии Зеркала, стадии воображаемого(Лакан) и начинает возникать форма отношений, возможность перехода к более сложной форме отношения, когда каждый из партнеров можем сказать «НЕТ». Психическая уникальность влюбленность и любви в ее абсолютном фантазматическом основании, вера в наличии этого чувства, рождает само это чувство, как отдельно существующее, явление само по себе, Бога вне человека, меняя реальность социума через свою мифическую основу и меняя личность через контекста самого мифа, вписывая ее в определенную неподвластную ей роль.

«О легковерный зачем хватаешь ты призрак бегучий?
Жаждешь того, чего нет. Отвернешся и любимое сгинет
Тень,которую зришь – отраженный образ и только»
Овидий

Не в этом ли так частое осознание собственной обманутости и даже стыда, как будто очарование было не внутреннее, а очарование пришло откуда то извне, в тот момент, когда личность выпадает из этого контекста.

«Вечный позор перед племенем ясноглаголивых смертных,
Слово исполнить тебе не радеют, которое дали,
Ратью сюда за тобою летя из цветущей Эллады, —
Слово, лишь Трою разрушив великую, вспять возвратиться.» Гомер

(картина Сальводор Дали Мемарфозы Нарцисса)

Зрелая Любовь или о «Храбрости любить» – «Sapere amor». Аналитический дискурс.

«…только психоанализ признал узел воображаемого рабства, который любовь призвана вновь и вновь развязывать и разрубать» [4, с. 71 Лакан]

Пытаясь подойти к теме зрелой любви невозможно исключить тему зрелой личности и зрелости как общекультурного явления, и конечно, кантианского понимания зрелости. Зрелая любовь невозможна без нравственной зрелости, без естественного принятия(бессознательной интеграции) общеэтических законов, на фундаменте которых будет основываться чувственный опыт личности. Свобода личности, ее уникальная основа в добровольном принятии закона, который очерчивает и ограничивает одну личность от другой, тем самым создавая возможность безопасного и доверительного отношение. «Поступай согласно только такой максиме (правилу поведения), руководствуясь которой, ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала общим законом» Кант Общий закон любви и закон, как ключевое, то , что являет нравственно-любовный императив, который не является клеткой, но определяет свободу и является личностным. Зрелость определяется не просто цельностью личности, внутренней свободой и законом обеспечивающим границы личности, но и способность хранить это которую можно выразить в понятии Винникота «способность к одиночеству», как та способность, что позволяет, но не вынуждает быть отделенным от других и которая формируется только в присутствии другого «в основе способности к одиночеству содержится парадокс: она представляет собой опыт пребывания в одиночестве при одновременном присутствии кого-то другого» и именно в способности к одиночеству лежит граница между зависимостью и зрелой любовью.
Зрелая любовь – это акт высшей храбрости, так как сам акт осуществим только как добровольный и тем самым ответственный акт одиночества. Это акт признание Другого отдельно от себя, признание его инаковости и тем самым акт встречи в его инаковости с своей собственной, отрицаемой и вытесненной стороной. В этом отношении зрелость – способность отгоревать утрату детства, утрату быть с кем то, невозможность контролировать другого. Отчужденное удовольствие, удовольствие быть собой и ради себя – это акт зрелой любви, в том отношении, что субъект отношений признает ,что он в данный отношениях ради себя, принимая ответственность за любые поступки, которые не делаются «во имя другого» , но во имя себя(Отца) и только мной и только обусловленные моим желанием. И в этом месте снимается покров иллюзий собственной непогрешимости, здесь обнажается личность и только в обнаженном желании, в способности перед собой увидеть и признать желание и есть зрелость. Желание порождено Законом и в этом отношении желание морально, поскольку без плотин морали нет желания, есть Закон Желания.
“не предавай своего желания! Его Закон – единственный императив. Его проявление – во влечении» Лакан
«Sapere aude» «Посланиях» Горация (Epistulae I 2 40) – «Дерзай знать» в точке самопознания сочетается с «не придавай своего желания» Лакана, как безобъектное желание, как причину желания и причину самой любви в человеке – его зрелости, в способности видеть в себя и «храбрости любить» – «Sapere amor» или любовь обращенная внутрь, самостоятельная любовь.

“Я хочу всё больше учиться смотреть на необходимое в вещах, как на прекрасное: так, буду я одним из тех, кто делает вещи прекрасными. Amor fati: пусть это будет отныне моей любовью! Я не хочу вести никакой войны против безобразного. Я не хочу обвинять, я даже не хочу обвинять обвинителей. Отводить взор – таково да будет моё единственное отрицание! А во всём вместе взятом я хочу однажды быть только утвердителем!” Ницше (Веселая наука)

В этом отрывке отражено полное принятие некой собственной символической истории как самоценной, как важной, как то, что было этапами на пути к зрелости. Осознание уникальности собственной истории – одно из основ зрелости, так как любовь к другому может быть только при наличии Другого, а сама категория Другой возможно только при категории Я, как не Другой. . Стабильность этих отношений и их границ(идентичность) по сути и определяется уникальностью и стабильностью Я и Другого, их символической ценностью. Может быть сотни дорогих телефонов, но они могут ничего не стоить на фоне одного старенького телефона, подаренного значимым человеком – в этом будет символическая уникальная, не зависимая от внешних факторов, ценность данного телефона. В самом символизме любовь та точка встречи мужского и женского, где каждый должен «давать тому, кто этого не просил, то, чего у нас нет» Лакан, разрешив эдипову фаллическую проблему.
Сама по себе любовь – миф, а объект любви всегда скрыт за ширмой, но именно миф, который лежит в основе существования человека, миф – им созданный, но существующий вне его как некий культурный элемент, несущий в себе «человеческое,слишком человеческое». Не в этом ли Жуткое знаменитого антихристианина? Страх перед собственной нравственной основой желания, перед его мифической основой? Акт зрелой любви – акт нравственной зрелости, акт серьезности мифа, акт важности веры. «только в любви Другого субъект способен обрести «суверенную» территорию. Нет оснований у любви, но при этом любовный опыт может стать опорой человеческого бытия…» Айтен Юран

ВООБРАЖАЕМОЕ

 

«Я вижу то,во что влюблен…во что влюблен, то я и вижу»

Пу́блий Ови́дий Назо́н «Метаморфозы» 2- 8 г н. э.

Фрейд в своих работах ввел определенную виртуальную модель психического аппарата – бессознательное, предсознательное и сознание. Лакан в свою очередь предложил свою топику, модель психического  – Воображаемое, Символическое и Реальное. Лакан формировал свою теорию порядка 50 лет. (1932 до 1981). Топика Фрейда и Лакана – пространственная модель,  не имеющая физического эквивалента. С 1930 и до середины 50 Лакан больше внимания уделяет Воображаемому, с 50 до 70 Символическому и последнее десятилетие представить Реальное. Исследования Лакана проходят под лозунгом “Назад к Фрейду” и его одна из его фраз на последнем семинаре в Венисуэле ” Я знаю что вы может быть станете лаканистами, но я жил и умру фрейдистом”. Свою топику Лакан визуально поместил в то, что называется боромеев узел.

Воображаемое непосредственно связано с стадией зеркала Лакана или концепции нарциссизме Лакана.

Общий смысл стадии зеркала заключен в психической конструкции зеркал, которые позволяют увидеть себя и сформировать свое Я. С одной стороны речь идет об образе – как мы можем видеть себя в отражении, с другой стороны – это размышления о себе – рефлекшн – рефлексия и в этом поле мысль и образ соединяются – воображаемое и символическое.

Концепция воображаемого берет начало в 1936 году на международном конгрессе в Мариенбабе и повторно, с новой версией, в 1949. Основное значение нарциссизма или стадии зеркала в становлении Я,как представления о себе, через Другого – появление формы. С самого рождения тело человека познается им фрагментарно – стадия аутоэротизма, и части собираются в цельное Я благодаря фазе нарциссизма или зеркала, то есть в этой фазе развития человек обнаруживает себя в другом человеке. Эта фаза развития соответствует где то 6 месяцев до 18 месяцев жизни ребенка. Ребенок обнаруживает себя не там где он есть, а там где он отражается – тот кто на меня смотрит. Затем ребенку небходимо присвоить это представление через идентификацию или отождествиться с ним – нарциссическая идентификация.
Первые упомянания мифа о нарциссе в метаморфозах Овидия.

Работа Лакана о нарциссизме «Стадия зеркала как формообразущая функция Я, как нам она открылась в психоаналитическом опыте». Я обретает форму, психоаналитический опыт – опыт Фрейда, который в отличии от Декарта, децентрировал субъекта. Декарт предложил «я мыслю значит я существую» – основу прямой перспективы. Фрейд же сказал – есть бессознательное и мысль им детерминирована. «Я мыслю там, где не существую и существую там, где не мыслю» Лакан
Ребенок застывает перед зеркалом – он захвачен своим собственным образом, но что заставляет его быть плененым – эротическая привязанность, любовь. В стадии нарциссизма ребенок еще не задается вопрос о своем поле и еще не говорит. Эта влюбленность приводит к заблуждению «люблю я то,что вижу и то,что вижу, то и люблю» – путаница между собой и Другим. Нарциссизм формируется в поле визуального, мы обретаем представление о себе в оптическом поле(если зрение доступно и с помощью слуха через речь, если нет). Если я обретаю себя в другом то тогда, не сто(ько я сиотрю на себя, сколько другой смотрит в меня, другой создает меня. Другой создает меня. Мое бытие отчуждено от меня, оно принадлежит другому, который конституирует меня, смотря на меня. Я смотрю глазом а на меня смотрит взгляд. Когда человек смотрит на картину – человек занимает в картине места.
Исходя из нациссизма мы оказываемся в плену трех иллюзий – отражающих иллюзий 1 иллюзия целостности 2 иллюзия синтеза 3 автономия. Стадия зеркала актуализируют две фигуры Я и Другого. Целостность и автономия – это нарциссическое слияние Я и Другого. Есть собственное Я и возвратное Я и собственное Я может быть утрачено. Проблеманарциссизма в том, что если в зеркале Я то этот другой Я занял мое место и имеет что то такое, чем я не обладаю, следовательно я чувствую неудовлетворенность собой – тема вечного уподобления себя и другого – сравнивание. Все подобны и нет уникального неотчуждаемого, символического.

СИМВОЛИЧЕСКОЕ

Разговор о воображаемом и символическом по сути это разговор о взаимосвязанном, так как без воображаемого нет символического. Оптическое поле структурировано символически. То, что мы видим – задано символическими координатами. Что это значит? Мы видим благодаря памяти – перцептивный, визуальный опыт – символический опыт воображаемого. Наш визуальный, эмпирический опыт определен и детерминирован теоретическим, сформированным опытом. Символическое пронизывает воображаемое в материнской символической купели – ее речи. Малыш себя еще не идентифицирует как Я и он находится вне себя как и весь внешний мир. Эдипов комплекс – вход в символическую вселенную – символическая идентификация, но изначально малыш находится уже в символической матрице речи своей матери. После нарциссической идентификации следует символическая множественная идентификация с органическими и неорганическими предметами, именем – людьми, животными, своим именем и т.д… На стадии зеркала рождается Я зеркальное, при символической идентификации – символическое Я или Я собственное. Сама конструкция символического мира императивна – человек не способен из нее выйти так как, через символ вещь отчуждается как таковая (вещь в себе). Мир – воображаемая конструкция, которая прошита символической матрицей. Символическая матрица универсальна и она позволяет сформировать оптический, осознаваемый и регистрируемый опыт.

В работах Лакана, маленькое а – маленький Другой – это подобие Я малыша, в зеркальной путанице, в глянце блеска – в отражении без глубины – мир антропогенной визуализации и удвоения – нарциссической идентификации. Субъект создает себя по образу и подобию Другого. Я – Другой даже по отношению к себе.

По сути влюбленность – это нарциссическая влюбленность в свой образ. Нарцисс постоянно влюбленный в себя – преследуемый собой и символическая матрица останавливает эту динамику, уникальностью собственной истории, в поле языка. Символическая история –уникальное мое место и язык, которым прописано мое место и, который задает структуру и закон – грамматику, которая выстраивает речь в определённом порядке. Структура, закон, язык –основание символической конструкции. Структура – это то, как человек видит мир. Выстраивая эту символическую конструкцию Лакан обозначает А(большое) объект – это большой Другой (бессознательное) или язык, как конструкция, структура символического. Благодаря языку мы оживаем, но закон не существует вне нас, структуры нет вне нас и языка не существует вне нас и поэтому Большого Другого нет вне нас, но именно он задает нам не уподобляемые, несоизмеримые координаты и трансцендентен. Если человек будет думать о том, что говорит и что он говорит(как сам процесс) – он замолчит. Воображаемые отношения(нарциссические) – диада Я-Другой, а символическая триада – Я, маленький другой и большой другой. Все отношения людей опосредовано языком. Благодаря Большому другому мы говорим, но кто именно говорит? Язык отчужден от меня и речь приходит от Другого и говорю не я, а Большой Другой – бессознательное, символическая конструкция. Бессознательное по Лакану действует через два поэтических тропа – метафоры как сгущения Фрейда и метонимии как смещения (теория Якобсона). В своей книге Тотем и табу Фрейд предложил символическую конструкцию общества, которая структурирована не по кровно территориальному родству (что проповедовал Гитлер), а согласно символическому родству – тотему. Вторая важная идея Фрейда была в том, что Отец и Мать – это не реальные, а виртуальные – символические фигуры для ребенка. Леви Стросс, ближайший друг Лакана, выдвинул идею о том, что наше общество жестко и бессознательно структурировано – от расположение сооружений до социальной иерархии и то , что сам символ реальнее того, что он символизирует или «означающее предшествует означаемому» Лакана.

Концепция бессознательного рождалась в Вене у Фрейда и в Петрограде у Якобсана. У Фрейда есть понятие – представление (репрезентация), которые бывают образные и словесные. Образные отсылают к словесным, а словесные к образным. У Лакана – это «империя означающих» – символическая империя, мир знаков или букв. Означающая и означаемая. Означающее – словесный образ, а то на что он указывает – означаемая (образ вещи). Означаемая – то что получило означение – символ, слово, стало частью языка в структуре языка, благодаря определенному грамматическому закону этого языка – означающую это означающее. Отношение слова и образа. Есть три концептуальные составляющие – вещь в себе – реальное, словесный символ вещи, образ вещи через символ. Один символ указывает на другой, образуя сеть символов при этом он лишь опосредовано связан с тем, что обозначает. То есть мы имеем дело с бесконечной сетью символов, а не вещей, которые они означают – символической сетью. Означающая предшествует любым означаемым так, как именно означающая структурирует символическую вселенную. Попытка структурировать мир как «вещь в себе» лишь усиливает путаницу между тем символом и что он означает, создавая бесконечные структуры, классификации, диагнозы и тд. Символическая вселенная существует исключительно в режиме повторения. Символическое навязчивое повторение – попытка символизировать не символизируемое, справится с травмой. Повторение и символ. Они существуют только в связи – повторения символов. История Эрнста демонстрирует Фрейду игру, в которой малыш сам справляется с самой драматичной историей в своей жизни – «мама ушла» и «куда она ушла», если она куда то уходит, значит ей чего то не хватает, а если ей чего то не хватает, значит, она не такая всемогущая. Катушка – предмет, который ребенок выбрасывает и потом ее притягивает назад, при этом он обозначает звуками каждое действие – «мама уходит» и «мама приходит» благодаря активному желанию ребенка. Он преодолевает бессилие, заменяя маму на предмет обозначенный звуками – попытка совладать через повторение ситуации. Этот малыш входит в символическую вселенную через этот предмет, обозначенный звуками – катушку, которая символизирует маму. Символ – попытка справится с отсутствием – через предмет, который означен звуками – выбрасывает «о» и притягивает «а» – начало его речи, начало языка и структуры языка, прописывание символической матрицы. Мир символов – мир различий так, как различие – это отсутствие и осознания отсутствия Другого и попытка совладать через символ с этим отсутствием. Само отсутствие чего либо дает контур и смысл присутствия другого – дифференциация и через это – мир уникального и неповторимого.

РЕАЛЬНОЕ

«О чем нельзя говорить, о том следует молчать» Вингенштей

На границе Символического и Реального

Реальное так же неразрывно связано с символическим как и символическое с воображаемым. Точка соприкосновения – травма отсутствия, а именно не символизируемое. Вспоминая символическое и ребенка с катушкой, можно отметить следующие моменты – попытка справится с отсутствием мамы через катушку как символ, обозначенный речью, то есть символ восполняет отсутствие и второй момент – это повторяется многократно и навязчиво. Символ в режиме повторения пытается совладать с травмой реального – еще не символизированного. Вещь сама по себе или вещь в себе существует до символа, до того момента, когда вещь будет отчуждена через символ – “символ – убийца вещи” Гегель

Далее стоит перейти к рассмотрению двух фундаментальных травм субъекта – травм отчуждения. 1 травмы отчуждения в символическом – момент когда появляется катушка, когда малыш бессознательно понимает, что опосредован символическим восприятием, что прямой, не опосредованный доступ к себе закрыт. Символ начинает выстраивать всю вселенную малыша, символы – большой А возникает всегда между малыми а, но как только малыш отчуждается в символическом, как только он связывается со своей означающей, он оказывается в вселенной означающих иначе – все мои представление обо мне через символы и символами я оказываюсь отчужден от  себя. Все вещи оказываются отчуждены символическим от  себя – “вещь в себе” и это отчужденное от мира символов и есть Реальное. Каждый человек переживает данную травму отчуждения через символическое – обретает себя через символ – я обретаю себя в представлении о самом себе или иначе говоря в символах, которые представляют меня другим символам “Означающая представляет субъект не означаемому,  а другим означающим” Лакан Вторая травма – ребенок обретает себя отчужденным от самого себя в зеркале, то есть отчужден в другом. Подводя итог под травмой можно обозначить не символизируемое и Реальное – это то, что не может быть символизировано, не символизируемое. Реальное – это что вне символизации, то что остается от символизации как остаток, процедура символизации всегда предполагает то что останется этот остаток – то есть, всегда есть нехватка, отсутствие. Один символ всегда указывает на отсутствие другого символа.Встреча с Реальным возможна, но только в нашем отсутствии, тогда, когда символическое рассыпается, когда рушится закон, структура и язык символического – галлюцинации и сновидения (которые по сути и есть галлюцинаторные явления). Особенности этих состояний в том, что мы не осознаем, что галлюцинация – это галлюцинация, а не реальность и нет понимания, кто такой я. Например, мы видим тень от стула, только благодаря пониманию того, что это тень – ее символической основе, но если мы не осознаем, что это тень – тень обретает самостоятельное существование, как не привязанному символическим к стулу явлению. Встреча с Реальным возможна  там. Реальное – это невозможное, то что невозможно представить – репрезентировать.

С Реальным связано основное эстетическое понятие Фрейда – Жуткое или Возвышенное Канта. Это состояние которое настолько захватывает человека, что он не способен его осознать и символизировать – он выпадает из символической сетки координат. Это столкновение с чем то настолько до боли знакомым, что человек не способен это распознать – вытеснил – деформация знакомого в абсолютно неизвестное. Инцест как подобное явление и есть коллапс символического, Закона

“Хотите чтобы ваши персонажи жили – освободите их” Сартр

Дипломированный специалист(ИППиП г.Москва) клинический психолог, психоаналитик(ВЕИП магистратура), член Союза Профессиональных Психоаналитиков. Стаж частной практики более 8 лет, более 3 лет личного психоанализа, участник профессиональных интервизорских и супервизорских групп, второе высшее психоаналитическое образование(магистратура) в ВЕИП. Основные направления – психоанализ и психоаналитическая психотерапия(терапия фокусированная на переносе). Эти направления долгосрочной глубинной терапии с открытым концом, в процессе которой выстраиваются доверительные, валидирующие (принятие) отношения в рамках терапевтических границ. Такой подход позволяет реконструировать бессознательные события, которые в глубине психики продолжают травмировать и влиять на поведение человека. Терапия – это то, что происходит не с клиентом и делается аналитиком, а  то, что происходит между ними. Каждый психоанализ уникален, это совместный путь к осознанию, принятию и через принятие к изменению.(диалектический взгляд)

Опыт работы с депрессией, эмоциональной дисрегуляцией(гнев, вина,обида), тревожными расстройствами(в том числе фобии, навязчивые действия и мысли(ОКР), панические атаки, посттравматическое расстройство), пограничным расстройством личности(пограничный уровень функционирования личности), истерическим расстройством личности(ГРЛ), нарциссической патологией, шизоидным расстройством личности, нарушением пищевого поведения (компульсивное переедание, анорексия, булимия), садомазахистическими чертами в личных отношениях, зависимым расстройством личности.

Не терапевтическое направления – психоанализ как способ самопознания, принятия себя, углубленного знания о себе. Mindfulness – практика осознанности для всех желающих.

О своих увлечениях:

Профессиональный гимнаст, цирковой артист,ежедневно посещаю спортивный тренажерный зал. Обожаю сноубординг, велосипеды, путешествия в горы, поездки в разные страны и новые знакомства. Занимаюсь поэзией с 10 лет, печатался, постоянный участник многих поэтических вечеров в Минске, профессиональный фехтовальщик, руководитель ХЕМА Fight Club. Обожаю читать от фантастики до философии  и, естественно, психоаналитическую литературу.