New Encounter with the Hysteric’s Desire
В “Stasis” вышла статья, не успевшая войти в номер, посвящённый возможной перегрузке отношений между феминизмом и психоанализом. Отношения эти всегда были, мягко говоря, напряженными, поэтому речь идет не о поиске нового синтеза, а, скорее, о поиске новых решений в неожиданных местах. Как ни странно, но одним из таких мест сегодня является давно набивший оскомину вопрос об истерии.
Небезызвестный в русскоязычной среде исследователь Александр Смулянский взял на себя смелость не только вернуть этот вопрос на кон, но и отыграть то запустение, которое с ним произошло на территории выше упомянутых дисциплин. Говоря об истеризованном желании как о ключевом операторе современности, Смулянский возвращает ему тот необходимый градус настоятельности и радикальности, который в свое время поразил Фрейда, но которого не хватает в устоявшихся представлениях об истерии как о бунте против гетерономной репрессивности или о поиске истоков женственности.
Кроме того, не оспаривая достижения феминизма, но и не робея перед ним, Смулянский предлагает искать ключи к пониманию современности именно там, где для феминистского дискурса его собственное желание не может быть представлено иначе, чем в виде слепого пятна. При этом стратегия Смулянского – не столько сказать что-то новое об истеризованном желании, сколько сказать о нем принципиально иначе. Так, чтобы основные механизмы, лежащие в его основании, смогли пролить свет на те потрясения, с которыми сегодня так или иначе сталкивается современный субъект.
Статья выполняет две задачи: во-первых, отдельные положения теории Смулянского здесь представлены так, чтобы показать, где именно его решения радикализуют общепринятые тезисы об истерии. Во-вторых, это первая презентация его идей англоязычной интеллектуальной общественности.
Сегодня это особенно актуально сразу по нескольким причинам. Ни для кого не секрет, что несмотря на и по мере возрастания своей популярности, гендерный вопрос остается в лучшем случае противоречивым. Однако среди западных мыслителей пока не обнаружено сколько-нибудь значительного вклада в переосмысление очевидных апорий гендерной теории, хотя напряжение между защитниками и противниками последней явно нарастает.
Нет сомнений, что запрос на обновление мыслительных процедур на западной сцене давно созрел, и поразительная проницательность, с которой Смулянский артикулирует самые чувствительные очаги, придется как нельзя кстати.
Так же нет сомнений в том, что именно сейчас, в период тяжелых репутационных потерь, которые терпит русскоязычное сообщество, проект Смулянского – это такой русскоязычный продукт, который способен сработать не на изоляцию, а на чаемый всеми диалог.